Старые долги - Фредди Ромм

– Конечно, милая. Только пиши мне. Пожалуйста.

– Буду писать, обещаю, – энергично кивнула Галя, отчего её кудри рассыпались по плечам. – Только давай подумаем, на какой адрес будешь писать ты. На московский не нужно ни в коем случае: я оттуда вот-вот съеду.

– Ты снимаешь квартиру?

– Нет, это ужасно дорого, я в общежитии ГИТИСа. Вступительные экзамены в прошлом году провалила, но меня до сих пор не выселили, потому что коменданту нравится моё пение. Я ему сказала, что в этом году буду поступать снова в ГИТИС, но это неправда – попробую во ВГиК. Хотя там, говорят, не легче.

– Ты поступишь во ВГиК.

– Ты экстрасенс? – улыбнулась Галя.

– Немножко. Хочешь, покажу тебе кое-что интересное?

– Ну, давай!

Женя достал кошелёк, вынул монетку в одну копейку и приложил ко лбу. Галя ахнула: монетка будто приклеилась! Юноша мотнул головой – копейка не упала.

– Невероятно! Как ты это делаешь?

– Сам не знаю. Вот – получается.

– А у меня выйдет? Дай – попробую!

Женя отдал девушке копейку, но увы – экстрасенсорных способностей у Гали не обнаружилось, монетка упорно не желала прилипать. Девушка со вздохом досады вернула денежку кавалеру.

– Я могу весь лоб обклеить монетками! – торопливо заговорил Женя, стараясь развеять недовольство своей спутницы. Галя оценила его порыв, улыбнулась:

– Не надо, так расскажи. У тебя только с монетками получается?

– Ещё с фольгой… Вообще, с разными металлическими пластинками и кружочками. Лишь бы плоское.

– А бумага, пластмасса?

– Нет, не получается.

– Тебе бы потренироваться – сможешь в цирке выступать.

– А мама говорит – не надо, вредно. Она сама так же умеет, но у неё потом голова болит.

Только теперь Галя заметила, что они углубились в небольшой парк. Тишина, свежий воздух, птичий щебет, детские возгласы невдалеке…

– Мне кажется, ты очень талантлив, Женя, – тихо заговорила девушка. – Только нужно, чтобы ты разобрался в себе. Но главное, – торопливо добавила она, – отслужи и вернись домой. Когда ты завтра уезжаешь?

– В семь часов надо подойти к военкомату.

– Я провожу тебя. После этого пойду разговаривать с дирижёром.

Юноша мягко взял её за руки:

– Спасибо, Галя… Мне очень приятно что-то значить для тебя. Очень надеюсь, что смогу завоевать твою любовь.

Девушка не ответила: обнадёживать зря парня не хотелось. Однако что-то в душе говорило ей, что у Жени неплохие шансы…

– Ты говорил, что предвидишь будущее, – неожиданно для себя сказала она. – А нас ты не видишь?

– Нет, Галя, про себя я ничего не могу знать. Только про других, и то очень отрывочно. Ты добьёшься успеха, и именно как киноактриса.

– Не в качестве певицы? – с лёгкой досадой спросила девушка.

– Об этом не знаю. Просто я вижу тебя, – он пристально посмотрел ей в глаза, – на экране телевизора, ты играешь какую-то роль, а не поёшь.

Галя вздохнула:

– Если честно – я бы предпочла быть певицей. Не знаю, хватит ли у меня таланта киноактрисы.

– Ты же снималась.

– Один раз, роль на три минуты экранного времени, и то – пение. Ну да ладно, – улыбнулась она. – Давай поговорим о тебе! Чем займёшься, когда вернёшься – в автомеханики пойдёшь?

– Не знаю, наверное. Можно попробовать в институт поступить, но начинающий механик получает больше, чем старший инженер. Кроме того, после института нужно отработать три года по распределению, а меня вряд ли отправят в Москву. А я хочу быть с тобой…

Галя ответила задумчиво:

– Говорят, у киноактрисы совсем мало времени – всё время съёмки, переезды. Да и денег получается не очень много.

– Ни у кого нет много денег, да и зачем они? Всё равно – товары или по карточкам, или через жуткие очереди, как сегодня. Два эклера в одни руки – это что такое? Говорят, в гнилой Америке трудящиеся живут ещё хуже. Это что – очереди длиннее? Или только один эклер на нос?

Галя рассмеялась от неожиданности довода:

– Смотри, в армии будь поосторожнее, не говори такие вещи!

– Обещаю тебе быть осторожным, – кивнул юноша. – Знаешь, мне рассказывали, что одного парня арестовали за разговоры про Арденны.

– Какие Арденны? – не поняла девушка.

– Во время Второй Мировой войны, в Арденнах немцы атаковали американцев. В наших книгах пишут, что американцы были разбиты и их спасли советские войска. Так вот, это неправда, там немцы проиграли сразу же. Потеряли столько же солдат, сколько под Москвой. И после этого американцы вошли в западную Германию.

Галя вздохнула: школьные уроки истории она помнила смутно, но новость, сообщённая другом детства, настораживала. Кому нужны эти выяснения, что и как там было в Арденнах? Ясно, что в учебниках много неправды, вон как расписывают прелести советской жизни. Мол, и очередей никаких, и мясо нормальное, чтоб не только собакам отдавать, и пирожных сколько хочешь. Но зачем же разговаривать на каждом углу обо всём, что там неправильно?!

– Его арестовали, а ты будь осторожнее, помалкивай на политзанятиях. Помни – я жду тебя!

Женя оглянулся и привлёк к себе спутницу: Она не отстранилась.

– Галя, любимая! Если бы ты знала, как мне дороги твои слова!

Девушка растерялась: объятия Жени были крепки и алчны, а его губы, в каких-то сантиметрах от её шеи, обжигали дыханием…

Юноша внезапно поцеловал её – не так, как в школе, неуверенно, словно проверяя себя, а будто приковывая страстью… Его губы побежали по её шее и лицу к губам… Галя неожиданно для себя обняла парня – и подставила губа под поцелуй… Они слились, и время вокруг остановилось…

– Негодники, чем это вы тут занимаетесь, а? – послышался вдруг недовольный старческий голос, и уста разжались. Молодые люди оглянулись на старушенцию, которая остановилась шагах в трёх от них и сердито трясла палкой.

– Целуемся, бабуля. Вы уж извините, мне завтра в армию идти, – отрезал Женя.

– Так и иди в армию, а безобразничать-то зачем?

Галя вздохнула:

– Она права, незачем тревожить её тихую старость нашими развратными поцелуями. – И добавила громче:

– Бабуля, а я вас узнала! Вы сегодня были в очереди – покупали эклеры!

– Ну, было дело, покупала я, – смутилась старуха. – А что такого? Мне сказали – два в руки, я и взяла два. Мне как говорят, я так и делаю всю жизнь. Главное – чтоб честно! Не воровать! И не развратничать!

До молодых людей не сразу дошёл смысл слов старухи.

– Вы что – не целовались никогда в жизни? – ахнула девушка.

– Нет! – твёрдо заявила собеседница. – Мне не до этих глупостей! Наше поколение твёрдо знало: надо строить коммунизм! А поцелуи всякие там, шашни безобразные, ухаживания – это всё буржуазные предрассудки! Бур-жу-азные! – со значением в голосе произнесла она, растягивая ненавистное слово, как палач – жертву на дыбе.

Галя потянула своего спутника за руку и шепнула:

– Пойдём отсюда!

Старушенция продолжала возмущаться, размахивать палкой, клеймить язвы капитализма, но молодые люди уже шли прочь. Девушка невольно раздумывала: чего стоят призывы к любви и патриотизму, если парня, уходящего завтра в армию, нельзя даже поцеловать без того, чтобы выслушать нотацию? Притом нотацию идиотическую, на уровне старческого маразма.

– Галя, прости меня, пожалуйста!

Девушка улыбнулась, хотя скорее для того, чтобы не огорчать кавалера.

– Что прощать, милый? Ты не виноват. – Она невольно засмеялась. – Когда мы с тобой начали целоваться, этой блюстительницы нравственности поблизости не было. Наверное, она заметила нас издалека и подошла, чтобы покритиковать. Давай просто погуляем!

И они двинулись не спеша, держась за руки, вдоль аллей парка…

Будильник зазвонил, сердитый и безжалостный, когда стрелки ещё только приближались к шести часам. Галя вздрогнула от неприятного звука, проснулась, потянулась к суровому прибору и выключила звук. Зевнула, потянулась: не хочется вставать, а пора. Без десяти семь обещала быть у военкомата. Проводить Женю, а потом заниматься другими делами.

В комнату заглянула заспанная мама:

– Доча, ты когда уходишь?

– Примерно через полчаса, – неуверенно сказала девушка. Она помнила, где находится военкомат, но сколько времени до него добираться… И как лучше – пешком или на автобусе?

– Сейчас сделаю завтрак, – коротко отозвалась мать, и девушка окончательно проснулась.

– Мамочка, что ты?! Я не успею! Мне только одеться…

– Пока оденешься, всё уже будет готово, не волнуйся! – деловито отозвалась мама, на этот раз из кухни. Галя бросила ещё взгляд на часы – о ужас, уже четверть седьмого! – и метнулась в ванную.

– Мама, ты не помнишь, сколько пешком до военкомата?

– Полчаса, только лучше на автобусе. Без двадцати подходит – как раз успеешь. И не спеши, время есть.

Последнее замечание Галя пропустила мимо ушей: и так макияж навести не получится, хоть бы причесаться более-менее… Она покончила с этим делом к половине седьмого, накинула первое попавшееся платьице школьных времён и бросилась к столу, на котором уже благоухали блинчики.