Славный маленький тостер отправляется на Марс - Томас Диш

Под жидкие аплодисменты тостер сошел с трибуны, а его место перед камерами занял слуховой аппарат, который был встречен аудиторией весьма благожелательно.

Тостер чувствовал себя просто ужасно. Он был уверен, что своим выступлением только все испортил и что выборы уже проиграны. Серпантина попыталась подбодрить его, но тостер видел, что ей не терпится послушать лекцию слухового аппарата.

— Понимать я ничего не понимаю, — призналась она, — но слуховой аппарат, который был так близок с Альбертом Эйнштейном! Не волнуйся, твоя речь была очень увлекательной. Я убеждена, что ты победишь.

Увлекательной, горько повторил про себя тостер. Увлекательной! Не зажигательной, не будоражащей, не электризующей — увлекательной! Такого отчаяния он не испытывал с того злополучного утра, когда чуть не поджег дом.

Тостер лег спать в обнимку с радио и одеялом, и ему приснился удивительный сон. Будто бы радио заиграло его любимую святочную песенку «Красноносый олень Рудольф», а на последнем куплете за окном спальни зазвенели бубенцы. Он встал и выглянул в окно и увидел крохотные сани, запряженные девятью северными оленями. «Рудольф!» — крикнул он и постучал по стеклу. Рудольф посмотрел на него, нос животного засветился красным, и…

И тут тостер проснулся. В окна спальни щедро лился солнечный свет. Значит, он проспал свое время. Обычно тостер поднимался в семь утра.

— Который час? — спросил он сонно.

— Почти полдень, — ответило радио.

— Полдень! — тостер не мог припомнить, когда еще он так просыпал. Да, выборы отняли у него больше энергии, чем он предполагал.

— Все кончилось! — довольно прибавило одеяло. — Угадай, кто победил? Ты!

— Я?

— По всем статьям, — сказала Серпантина. — Что я тебе говорила?

— Точные цифры: сто пятьдесят два миллиона восемьсот двадцать шесть тысяч триста тридцать четыре голоса против одного, — калькулятор усмехнулся. Наверное, Верховный Главнокомандующий голосовал сам за себя.

— Так что же, я — президент?

— Тебе надо принять присягу. Во дворе ждет, президентский лайнер, который доставит тебя в Главный Штаб. Ты готов?

— Почти. Вот только представлю, что поджариваю парочку тостов.

В Главном Штабе им пришлось чуть ли не час дожидаться, пока, как им объяснила дежурная мойка, Верховный Главнокомандующий разморозится.

За исключением мойки, в штабе никого не было. Камеры, микрофоны и прожектора исчезли без следа. Плац, по которому недавно маршировали подразделения марсианской армии, был покрыт слоем красной пыли; на нем лежала внушительная тень Верховного Главнокомандующего.

Наконец мойка объявила, что Верховный примет «делегацию с Земли». Тостер ощутил некоторое разочарование от того, что его инаугурация проходит столь прозаически, но потом решил, что это, возможно, к лучшему. Огромный холодильник всегда будет выглядеть представительнее тостера, какие бы должности они оба ни занимали. Ладно, раз он президент, выбор столицы остается за ним. Пожалуй, он перенесет ее куда-нибудь в другое место на те два дня, которые они еще пробудут на Марсе. А затем — в обратный путь. Домой!

Следом за мойкой электроприборы приблизились к проигравшему ало-желтому кандидату, который приветствовал их глухим ворчанием, напоминавшим отдаленный раскат грома.

— Вы очень любезны, — проговорил тостер, притворяясь, будто воспринял бурчание холодильника как поздравление. — Но от меня лично мало что зависело. Такова была воля электроприборов.

Вновь послышалось ворчание, и дверца холодильника слегка приоткрылась. Порыв ледяного ветра, более холодного даже, чем воздух в каньоне, едва не унес электрическое одеяло и шар «Майлер», а лопасти вентилятора завертелись, словно вертолетные. С нижней полки холодильника, находившейся на высоте в несколько сотен футов над дном ущелья, к электроприборам спустилась широкая лестница. Коснувшись поверхности планеты, она внезапно пришла в движение, которое сильнее всего походило на бег на месте, — вернее, в движение пришли ее ступеньки.

Не колеблясь, тостер вступил на эскалатор, и тот повлек его вверх.

— Давайте, ребята! — крикнул тостер. — Так здорово!

— А разумно ли? — усомнилась Серпантина, воспаряя на крылышках рядом с тостером. — Смотри, он движется лишь в одном направлении.

— Я уверен, что с нами ничего не случится. На моей памяти не было такого, чтобы кто-то пострадал на эскалаторе.

— Меня беспокоит другое. Я не доверяю Верховному Главнокомандующему.

— Почему? Он больше не правит Марсом. Я был честно и законно избран президентом. Он, должно быть, сердится, но что он теперь может? Выборы-то прошли.

Серпантина оглянулась на пыль, устилавшую дно каньона.

— Надеюсь, ты прав. Но мне хотелось бы, чтобы здесь была вторая лестница, вниз.

Сойдя с эскалатора, тостер обнаружил, что стоит на берегу квадратного озера талой воды. Вдалеке, за поднимавшимся над водой туманом, виднелись расплывчатые очертания крупного грузового судна.

— Ба, — вскричала Серпантина, — да это же «Унхаймлих Медхен»! — Она объяснила, что «Унхаймлих Медхен» (по-немецки — «Таинственная девушка») была одним из тех судов, на которых электроприборы «Попьюлукс» плыли в Хобокен, а приплыли на Марс. — Но я считала, что все они были разобраны на кусочки, когда началось строительство рудников и заводов. Какими громадинами они нам тогда казались! А теперь нате вам, пожалуйста, корабль внутри Верховного Главнокомандующего.

Когда на площадке у эскалатора собрались все земные электроприборы, из тумана выступил старомодный электрический вентилятор и жестами дал им понять, чтобы они садились в приткнувшуюся к причалу лодку. Земляне послушно уселись; вентилятор отвязал причальный конец и принялся надувать парус суденышка. За бортом лодки зажурчала вода.

Добравшись до «Унхаймлих Медхен», они вслед за вентилятором поднялись по весьма крутому трапу, прошли длинным коридором, в котором было полутемно, ибо свет проникал туда только через круглые иллюминаторы, миновали металлическую дверь, спустились по трем лесенкам и очутились перед дверью с надписью «Камбуз». Вентилятор знаками растолковал им, что они пришли, и удалился в неизвестном направлении.

Тостер, микроволновая печь и радио навалились на дверь камбуза. Та нехотя, с протяжным скрипом, поддалась. В камбузе было темнее, чем на равнине Кларитас в ту ночь, когда земляне прибыли на Марс. Они принялись ощупывать стену в поисках выключателя, однако тут из мрака донесся звучный голос:

— Виллкоммен! Виллкоммен, фройнде аус дер Эрде! Ланг хабе их инен эрвартет!