Без СССР: «Ближнее зарубежье» новой России и «задний двор» США - Модест Колеров

Но судьба нового «ближнего зарубежья» ЕС и России содержит в себе гамму искушений. Новая государственность выбирает себе новый миф: миф оказывается новым изданием агрессивного национализма, уже проявившего себя либо классической межвоенной европейско-азиатской диктатурой, либо прямым европейским фашизмом. Вместо того чтобы в первых актах своей «исторической политики» покаяться перед жертвами своих собственных диктатур или жертвами союзного им гитлеризма, эти «новые национализмы» требуют от другой жертвы, от России, покаяния и контрибуции. Можно назвать эту политику «исторической», но считать её «политикой ценностей» не поворачивается язык, ибо в багаже этих ценностей — полицейский национализм и диктатура. В любом случае — это не политика собственных соседских интересов, соседского мира и солидарности.

Это — политика плацдармов («непотопляемых авианосцев»), в которой в принципе не может быть собственных позитивных интересов. Но есть место для нового издания их старого, мелкого, тщедушного империализма.

За двадцать лет до падения СССР, когда об этом грядущем падении говорили только отщепенцы и сумасшедшие, известный советский диссидент Андрей Амальрик выступил с пророческим прогнозом о механике и последствиях исчезновения СССР. Он писал: «СССР, следуя сталинской политике территориальной экспансии и усиления напряжения, максимально расширил сферу своего влияния и тем самым создал для себя потенциальную угрозу. Поскольку существующее сейчас положение в Европе поддерживается только постоянным давлением Советского Союза, то можно полагать, что, как только это давление ослабеет или вообще сойдет на нет, в Центральной и Восточной Европе произойдут значительные изменения. По-видимому, воссоединение Германии совпадет с процессом «десоветизации» восточно-европейских стран и значительно ускорит этот процесс. Трудно сказать, как он пойдет и какие формы примет. однако приведет, очевидно, к национал-коммунисти-ческим режимам, для каждой страны представляющим своего рода подобие докоммунистического режима. «Десоветизированные» восточно-европейские страны помчатся как конь без узды и, видя бессилие СССР в Европе, предъявят незабытые, хотя и долго замалчиваемые территориальные претензии: Польша — на Львов и Вильнюс, Германия — на Калининград, Венгрия — на Закарпатье, Румыния — на Бессарабию. Не исключена возможность, что также Финляндия предъявит претензии на Выборг и Печенгу. Очень вероятно, что, по мере всё большего увязания СССР в войне, также Япония предъявит территориальные претензии сначала на Курилы, затем на Сахалин, а потом, если успехи будет одерживать Китай, то и на часть советского Дальнего Востока.».[39]

Среднеарифметическое мнение Запада и его сателлитов традиционно обвиняет современную Россию в экспансионизме и попытках доминирования в бывших республиках СССР.[40] Чем уверенней внешняя политика России, тем жёстче обвинения. Есть ли у этих обвинений реальные основания — обвинителей не волнует. И не только потому, что честное исследование — не их задача, но и потому, что в их кратком политическом букваре о России и её соседях уже всё написано. И написано до предела просто: в своём сопредельном «ближнем зарубежье» Россия крайне уязвима, и поэтому над ним необходимо установить военно-политический, экономический и коммуникационный контроль Запада. Когда западные прагматики соглашаются, что у России есть-таки в «ближнем зарубежье» законные интересы, сопутствующие им радикалы даже в имени «ближнего зарубежья» находят генетический русский империализм. При этом нейтральное near abroad (ближнее зарубежье) всё чаще подменяется историческим именем backyard (задний двор), в самой философии которого проступает вовсе не российская история и русский империализм.

Что же конкретно написано в их политическом букваре о России? Как известно, прописными истинами чаще всего обладают политологи, журналисты и политические ученики. Вот что пишут учебники: «Существует вполне очевидная закономерность в расчетливой конфронтации Владимира Путина с Западом. Её можно описать в виде трех концентрических кругов, расходящихся в стороны от Москвы. Внутренний круг ограничен российской территорией, куда США и Европе доступ закрыт. Внешний круг охватывает более удаленные регионы, и в их отношении Кремль допускает возможность сотрудничества. Средний круг очерчивает опасную территорию постсоветского пространства. И здесь амбиции путинской России лоб в лоб сталкиваются с интересами и ценностями Запада». Это «то географическое и политическое пространство, которое некогда занимал Советский Союз. Здесь Россия самоутверждается — и Запад должен проявить на этом пространстве больше решимости. Стратегия Путина вполне понятна: вытолкнуть Запад из российского ближнего зарубежья (near-abroad). Россия не может восстановить советскую империю. Но она, по мнению Путина, может воссоздать неформальную гегемонию» (The Financial Times).[41]

«Кто она: новая имперская держава, стремящаяся господствовать над более слабыми соседями, либо постимперское государство, защищающее свои законные интересы?.. Сегодняшняя европейская реальность — это новое восхождение Москвы как угрозы для соседних стран, как крупного, но недружественного и ненадежного игрока на политической арене.» (Центр либеральных стратегий, София).[42] «Российские власти, которые постоянно страдают от синдрома «осажденной крепости», так резко отреагировали на планы по размещению элементов противоракетного щита в Европе, потому, что хотят вернуть свое влияние на «задний двор» (arriere-cour) и не желают, чтобы этот регион оказался в сфере влияния Запада» (Le Figaro).[43]"Россия хочет восстановить свое влияние в постсоветском "ближнем зарубежье" (near abroad)" (The Guardian).[44] "Россия по-прежнему предъявляет претензии на своё эксклюзивное влияние в ближнем зарубежье" (Nahe Ausland).[45]

А вот — ученики, стремящиеся говорить на учительском языке. Нынешний премьер-министр Украины Юлия Тимошенко: "Россия. унаследовала неприкрыто имперские традиции… традиционный российский экспансионизм и стремление вернуть себе великодержавный статус в ущерб интересам соседних стран. На руинах СССР возникли одно мощное государство и целый ряд небольших и беззащитных. Большая и сильная Германия — независимо от режима, существовавшего в Берлине, — представляла угрозу для малых и слабых государств, граничивших с ней на востоке. В дипломатии главное — сам вес государства, а не умонастроения тех, кто им распоряжается. Границы сегодняшней России, образовавшейся в результате "роспуска" СССР 25 декабря 1991 года, не имеют исторических прецедентов. Соответственно, Москва не жалеет усилий для восстановления политического влияния на территории бывшей империи, если не контроля над нею".[46] Нынешний президент Грузии Михаил Саакашвили: "Европа начинает осознавать, что ей необходимо взаимодействовать с регионом "ближнего зарубежья" (near abroad), находящимся между ней и Россией. Европа начинает отказываться от своего ложного прагматизма".[47] Нынешний президент Украины Виктор Ющенко прямо винит в украинском политическом кризисе "интриги и заговоры из "заднего двора" (arriere-cour)".[48] Создаётся впечатление, что беззащитное постсоветское пространство, подвергаемое империалистической экспансии, — явление столь беспрецедентное, что изготовление политического мифа на эту тему потребовало новой терминологии — аналогов "ближнего зарубежья": английского near abroad и немецкого Nahe Ausland.[49] Однако французское arriere-cour предательски выдаёт подлинный первоисточник и настоящую цель защитников постсоветского пространства от существования России и подчинения его вовсе не нейтральной исторической практике "заднего двора" США — backyard.

Исследователи справедливо видят основы принятой в американском политическом языке формулы backyard в "доктрине Монро", отделившей Западное полушарие от Старого Света не столько по географическому признаку, сколько по идейноэкономическим соображениям абсолютной гегемонии США.[50] Западное полушарие как "задний двор" США — понимается как единый ареал (Мексика, Карибские острова, Центральная и Южная Америка, иначе — Латинская Америка и Карибы)[51] их цивилизационного превосходства, имеющий, однако, лишь отчасти географические границы: Канада в него не включается, поскольку не может служить объектом прямого доминирования США.

Президент Соединённых Штатов Джеймс Монро издавна вполне империалистически так определил содержание ареала: "Мы. должны будем рассматривать попытку сих сторон [держав по ту сторону Атлантического океана] распространить свою систему на любую часть этого полушария как представляющую опасность нашему миру и безопасности. Мы не вмешивались и не будем вмешиваться в дела уже существующих колоний или зависимых территорий какой-либо европейской державы. Но что касается правительств стран, провозгласивших и сохраняющих свою независимость, и тех, чью независимость, после тщательного изучения и на основе принципов справедливости, мы признали, мы не можем рассматривать любое вмешательство европейской державы с целью угнетения этих стран или установления какого-либо контроля над ними иначе, как недружественное проявление по отношению к Соединенным Штатам…"[52]