Без СССР: «Ближнее зарубежье» новой России и «задний двор» США - Модест Колеров

Идеолог современной российской власти, более чем многие испытывающей на себе акты такого миссионерства, свидетельствует: «Рассказы о том, что нынешнее беспрецедентное давление на Россию вызвано недостатками нашей демократии — вздор, глупость. Гораздо умнее разглядеть за этими разговорами иные причины и цели — контроль над природными ресурсами России через ослабление ее государственных институтов, обороноспособности и самостоятельности. Но и это будет некоторым упрощением. Вот что пишет современный исследователь проблем идентичности Ивэр Нойманн: «Безотносительно к тому, какие социальные практики приобретали важность в тот или иной период (религиозные, телесные, интеллектуальные, социальные, военные, политические, экономические или какие-то иные [добавим от себя — демократические]), Россия неизменно рассматривается [Западом] как аномалия». И добавляет: «Поскольку исключение — это необходимая составляющая интеграции, возникает соблазн подчеркивать инаковость России ради интеграции европейского я». Все, что мы сейчас видим в реальной политике, все эти расширенные НАТО, средства ПРО, которые надо обязательно размещать, это, конечно, во многом сделано для консолидации Западной и Центральной Европы вокруг одного, кстати, внеевропейского, центра. А для этого нужен миф о каком-то неблагонадежном элементе на окраине, о варварах, которые ходят вдоль границы и издалека помахивают своими азиатскими кулаками».[28]

Примечательно, что именно «новая Европа», оснащённая всеми своими советскими комплексами, становится обоюдоострым орудием евроатлантической консолидации: и на Запад, и на Восток. Не удовлетворившись локальной задачей приведения стран Закавказья к евроатлантическим стандартам,[29] Литва стала соперничать с Польшей на вразумлении постсоветского пространства и России в целом. Апогеем этих претензий стали мероприятия мая 2006 года в Вильнюсе, посвящённые «единому видению общего соседства», в которых приняли участие первые лица Литвы, Латвии, Эстонии, Польши, Украины, Молдавии, Болгарии, Румынии, Армении, Грузии, Азербайджана, вицепрезидент США Дик Чейни и верховный представитель ЕС по внешней политике и политике безопасности Хавьер Солана, то есть все европейские республики бывшего СССР (в том числе — остро враждующие), страны, ожидавшие вступления в ЕС (Болгария и Румыния), и их кураторы. Хотя официально Вильнюсские сборы были посвящены внутренним делам их участников — умозрительному «региональному сотрудничеству стран Черного и Балтийского моря» — однако их главной темой стало «продвижение демократии на Восток», в Россию и Белоруссию.

Предоставив свою столицу для демонстрации нового «санитарного кордона», президент Литвы Валдас Адамкус доверительно признался коллегам, что «опасность возникновения новых «железных занавесов» остается по сей день, и в ближайшем соседстве с Литвой есть страны, избегающие демократических изменений. однако нет таких стен и таких дверей, которые демократия не смогла бы преодолеть, следует объединить свои усилия и создать единую и свободную Европу «от Адриатики до Каспия»» и т. п..[30] Неправительственная группа поддержки участников форума была ещё откровеннее: «Силы притяжения Европы, возможно, не хватит, чтобы компенсировать исходящую от России силу принуждения. Чтобы ясно заявить свою волю и интересы на востоке Европы, Евроатлантическому Сообществу необходима новая смелая программа действий. ЕС необходимо разработать более смелую, более последовательную и согласованную внешнюю политику и политику безопасности по отношению к восточной части Европы, до того, как это станет «слишком поздно». ЕС нужно создать активную политику развития демократии, а также адекватные инструменты для оказания прямой и гибкой поддержки демократическим образованиям и гражданским обществам в Восточной Европе».[31] Столь возбуждённая (хотя и возбуждённая по заранее согласованному плану[32]) воинственная риторика вождей и общественников была бы, по преимуществу, пуста и условна, если бы её прикладную, техническую, инструментальную суть не раскрыл в своей вильнюсской речи хозяин — вице-президент США: «Россия никого не должна бояться, должна перешагнуть через давние обиды. Никто из нас не думает, что Россия должна быть врагом».

Была ли Литва жертвой этой новой «фултонской речи», прямо соединившей интересы военно-политической экспансии США в «ближнем зарубежье» России с угрозой объявления её «врагом»? Думается, нет. Литва, в отличие от других участников вильнюсского саммита, потому с особым усилием послужила «новому Фултону», что её собственный исторический опыт был переосмыслен ею как своеобразный «демократический империализм», для которого даже многие демократические коллеги по саммиту были не участниками, а объектами воспитания. Самые свежие данные из политической биографии президента Литвы убеждают нас в этом.

8 января 2008 года Валдас Адамкус, выступая в МИД Литвы, говорил о целях внешней политики так: «У нас славная история, охватывающая регион вплоть до Черного моря, где до сих пор звучит имя Литвы. Мы будем не только распространять свою культуру за рубежом, но и упрочивать распространение демократии». А в конце января 2008-го он заявил: «Возникает вопрос, не является ли резкое финансовое возрождение для нового руководства России стимулом вернуться к холодной войне. Это историческая проблема. Россия хочет доминировать и диктовать». Пресс-секретарь президента Литвы разъяснила его слова: «Литва живет по соседству с Россией, и долг Литвы предупредить о возможной опасности».[33] Вновь приходится удивляться, что польско-литовская страсть к достижению Чёрного моря почему-то видит своим противником именно Россию, а, например, неизбежной транзитной Украины на пути этой «балтийско-черноморской» экспансии — для этой страсти нет в природе.

Точно так же для самих польско-литовских «кресов» ни Белоруссии, ни Украины, такой метрополии и, значит, её столь натужно педалируемых инстинктов, — просто не существует. Для Украины «краТни ближнього зарубiжжя» — это, как правило, страны СНГ или даже бывшего СССР (Грузия, Казахстан, Латвия и Эстония, но не Литва). Так что даже нечастое включение Польши и Румынии[34] в круг украинского «ближнего зарубежья» следует признать особым геополитическим прогрессом. «Ближнее зарубежье» (или: «сфера непосредственных интересов»[35]) политической Белоруссии географически просто и прагматично: Украина, Литва, Латвия, Россия, с расширением на СНГ. Но и оно не оставляет места для Польши. Польши в белорусском «ближнем зарубежье» тоже нет.

Глядя на такую прохладную в отношении исторических галлюцинаций Варшавы и Вильнюса символическую географию Белоруссии и Украины, хочется напомнить президенту Литвы стихи литовского классика, обращённые к князю-основателю ВКЛ:

Призовите Витовта от Черного моря поворотить коня, к душе обернуться.Призовите Витовта: наша кровь не желает течь вслед за ним до Черного моря.[36]

Очевидно, что, превратив общую (в целом позитивную) для литовцев, русских, украинцев и белорусов историческую память о ВКЛ во второстепенный инструмент политической экспансии США, современный литовский политический класс фактически изменил и своей собственной истории.

Апелляция к своему историческому опыту как «естественному праву» на эксклюзивное знание России и правил борьбы против её «доминирования» — вот суть претензий стран Прибалтики на евроатлантическое «воспитание» Закавказья, а Прибалтики плюс ГУАМ (Грузия, Украина, Азербайджан, Молдавия) — на такое же «воспитание» Средней Азии и Казахстана.[37] Получается, что вне этой экспертизы у евроатлантических «новых соседей» попросту нет никакого другого исторического единства и политической роли? И единственная их современная задача — «миссионерское знание» о России?

Но кто, собственно, выступает заказчиком этого «знания» — ведь, как бы ни был значим личный советский опыт постсоветского (национал-коммунистического) политического класса стран бывшего СССР, вряд ли прикладная наука о России в США,[38] Великобритании или Германии нуждается в переводчиках. Значит, главная их профессия — не знание, а соседство.

Впрочем, не всякое соседство равно паразитизму. Быть самосознающей свои возможности и интересы транзитной державой, коммуникационными, морскими или трубопроводными воротами большой соседки — большая удача (мало кто отказался бы получить в наследство от СССР готовую транспортную инфраструктуру: ведь известно, что норма прибыли у того, кто распределяет, всегда выше нормы прибыли производителя).