«Вставайте, братья русские!» Быть или не быть - Виктор Карпенко

Князь спешно вернулся к войску. Воеводы его ждали.

Александр сдвинул сапогом мох и на проплешине подвернувшейся под руку палкой быстро провел несколько линий.

— Это — Нева. Вот лагерь шведов. Ты, Миша, — обратился он к воеводе новгородского ополчения, — со своими пешцами обойдешь лагерь шведов слева. Здесь, на плесе, стоят их шнеки. Руби сходни, борта, днища. Получится — сожги их корабли, не дай уйти. Твоя же задача, Збыслав Якунович, иная. Ты пойдешь справа. Вот так, — прочертил князь линию. — Возьми с собой ладожан. Они хорошо рубятся в пешем строю и мечами, и топорами. Поставь молодцов в центре. Я же с конной ратью ударю в лоб. Ворог нападения не ждет. Наваливаемся на шведов одновременно. В быстроте наша сила!

Полторы версты преодолели споро и вышли на опушку плотной массой. Шведы подняли сполох лишь тогда, когда новгородцы, ведомые Мишей, уже крушили на плесе сходни, шнеки, а когда на опушке леса показались всадники, загалдели, заметались по лагерю в поисках своего оружия, доспехов, своих десятников и сотников. Слишком вольготно они провели в лагере шесть дней и теперь пожинали плоды своей беспечности.

Шведы падали, сраженные мечами, копьями, ловили своими незащищенными телами смертоносные стрелы. А когда рухнул шатер королевского зятя, опорный столб которого подрубил молодой дружинник Савва, шведы ударились в панику. Они ринулись к своим кораблям, но там вовсю хозяйничали Миша с новгородцами. Три корабля с прорубленными днищами уже затонули.

Князь Александр врубился в мечущуюся толпу шведов, словно клин в еловый пенек. Позади него, справа и слева, расходясь крыльями, рубились воины его личной охраны. Александр заметил, что от шатров на вороном под красной попоной коне, сияя доспехами, с копьем наперевес в его сторону устремился рыцарь. Князь принял вызов. Дав волю своему беломастному жеребцу, он ринулся навстречу поединщику. Всадники стремительно сближались. Еще мгновение… Александр в последний момент уклонился от молнией промелькнувшего острия копья шведского рыцаря, а сам нанес ему удар в голову. Позже выяснилось, что противником князя Александра был королевский зять Биргер.

Несмотря на захватившее его сражение, Александр видел не только врагов перед собой, но и то, как сражаются воеводы, дружинники, ополченцы. Вот воевода Збыслав рубится топором, нанося направо и налево всесокрушающие удары, от которых нет спасения. А вот и княжеский любимец — ловчий Яков Полочанин, отбросив щит, крушит мечом головы шведов. Александр отметил, что всадники тоже пробились к шнекам и воевода Гаврило Олексич прямо по сходням ворвался на корабль. Но что это? Он сброшен в воду? Погиб? Нет! Он снова на коне и снова ведет бой. А это Ратмир, его молодой гридь. Он выбился вперед и вот теперь ведет бой в окружении. Ратмир ранен. Видно, что он с большим трудом отмахивается мечом от наседавших на него кнехтов. Князь устремился к нему на помощь, но, увы, поздно… Ратмир падает под ударами шведских мечей.

Бой затихал. Еще слышался звон и крики нападавших и оборонявшихся, но со шведами покончено: победа была полной.

Позже летописец новгородский напишет, что новгородцев и ладожан погибло всего двадцать человек и среди павших Горята Пинещинич, Намест, сын кожевника Дрочило Нездылов, Константин Луготин, а ниже кратко сообщит: «Победи их на реке Неве, и от того прозван бысть великий князь Александр Невский».

Лишь немногим из шведов удалось избежать смерти или плена. Лишь три сотни из пяти тысяч нашли спасение на кораблях. Они отошли на середину Невы и там ожидали ухода новгородского войска. Александр в знак доброй воли приказал раненых не брать. «Не ради добычи пришли мы сюда и не ради того, чтобы получить выкуп с раненых и пленных. Мы пришли отстоять свои вежи от ворога!» — пояснил Александр свое распоряжение. Утром шведы похоронили убитых и, взяв на борт раненых, убрались восвояси.

Планы шведов устроить форпост на Неве и оттуда повести завоевание новгородских земель потерпели крах. Мало того, король Швеции, потеряв пять тысяч воинов и своего ближайшего родственника, был настолько напуган, что приказал всем шведским рыцарям выйти из Ливонского ордена и вернуться в родные пределы. Это заметно ослабило орден и отодвинуло экспансию немцев на Русь.

2

Малиновым перезвоном встречал Господин Великий Новгород победителей. Новгородцы ликовали. Совет господ расщедрился, и на улицы и площади города выкатили бочки с заморским вином, хмельным медом, выставили лотки с рыбой, мясом, хлебом… Князя Александра славили, надрывая глотки, новгородцы выкрикивали здравицы:

— Слава Александру Невскому! Слава князю!

С той поры за ним навечно закрепилось звание «Невский».

Бояре на радостях устраивали пиры.

Празднование победы затянулось на две недели. Князь Александр везде был желанным гостем. Во время одного из пиров бояре заспорили и, как это часто бывает, задрались. Князь Александр, пытаясь унять разбушевавшихся, применил силу, а попросту говоря, треснул одного по затылку, второму выбил зубы. «Спор» затих, но бояре оскорбились и затаили злобу.

И месяца не прошло, как Новгород загудел вечевым колоколом. Бояре обвинили князя в нарушении Ярославовых грамот. Под горячую руку припомнили Александру призывы идти против татар, и серебро, переданное князю Ярославу Всеволодовичу, и угрозы великого князя силой взять, коли добром новгородцы не дадут денег, и даже голодную зиму двухгодичной давности и то вменили в вину Александру.

Князь не оправдывался. Он слушал молча, набычась, нервно постукивая рукоятью плети по голенищу сапога. Когда Совет господ удалился в покои приболевшего епископа Спиридона для принятия решения, Александр тоже покинул площадь.

Обида сжимала горло, затрудняя дыхание.

Влетев в горницу, где за шитьем коротала время княгиня Александра, князь упал перед ней на колени, зарылся лицом в подол платья и разрыдался. Александра впервые видела мужа в подобном состоянии. Еще не зная причины потрясения, вкладывая в слова всю свою нежность, она тихо произнесла:

— А ты прости прегрешения. Прости и отпусти. Господь прощал… и на Голгофу взошел за людские страдания, а народ бежал, кидая в него камни, и кричал: «Распни его! Распни!»

— Как простить? Я Новугород от шведов отстоял, а меня — вон! За что? Серебро не для себя брал, для отца…

— Так тебя отрешили от княжеского стола? — осторожно спросила Александра.

— Не ведаю. Совет еще решает.

— А ты не жди решения. Уезжай. Прямо сейчас…

— Нет. Без тебя не поеду.

— И я с тобой, куда же я без тебя, — проводя рукой по кудрям Александра, ласково ворковала княгиня. — Ты двор оставь на Збыслава Окуновича. Он мужик разумный, сделает все по чести, по совести.

— И то дело, — встрепенулся Александр. Он поднял голову с колен жены и просветленным взором посмотрел в ее синь-глаза. — Ты, люба моя, что свет в оконце. За то и люблю.

Александр встал, поцеловал жену в лоб и порывисто вышел из горницы.

Вскоре от княжеского терема отъехал возок, в котором находились княгиня Александра с сыном Василием. Александр же в сопровождении сотни гридей следовал на своем белогривом коне следом.

Ближе к вечеру к крыльцу княжеского терема подошла толпа бояр. Старший из бояр Фрол Игнатьевич потребовал у огнещанина позвать князя. Но на зов бояр, посланных Советом господ, вышел воевода Збыслав Окунович. Подбоченясь, он с вызовом бросил:

— Чего надобно?

— Князь надобен. Волю Господина Великого Новгорода довести, — не увидев Александра на крыльце, возмущенно пробасил Фрол Игнатьевич.

— Зови князя! — выкрикнул кто-то из бояр. — Отказ ему в столе княжеском!

— Ан нет князя, — невозмутимо произнес воевода и демонстративно уселся на перила резного крыльца. — Уехал князь. А перед отъездом сказал, чтобы вы свое решение засунули себе в… — поняв, что несколько превышает данные ему князем наставления, уже мягче закончил: —…в общем, кто куда надумает, пусть туда и сует.

— Как же так? — не ожидав такого поворота дела, растерянно произнес Фрол Игнатьевич.

— А вот так! Обидели вы князя, он и уехал. От ворога теперь сами обороняйтесь. Завтра и дружина княжеская уйдет, — не без злорадства выкрикнул воевода и, соскочив с перил, ушел в терем.

— Весь в батюшку своего. Ярослав, тот також своенравен и горяч. Что не по нему, на коня… и вон из города. Чего епископу Спиридону скажем? — развел руками боярин Фрол. — Он упреждал, что Александр обидчив и горд.

— То-то и оно, что горд. А все Федька с Семкой, язви их в душу. Прогнать князя! Прогнать, а он и сам ушел, — сокрушенно махнул рукой боярин Ермила Глебович.

— А может, это и хорошо, что сам… что не мы его… А, бояре? Решение Совета князю неведомо. А что на вече народ кричал «Мы — собе, а ты — собе!», так то еще не все. Пошли-ка, бояре, к Спиридону, помозгуем, посоветуемся, кого на стол княжеский звать, — предложил Фрол Игнатьевич и первым повернул с княжеского двора. За ним потянулись и остальные бояре.