Путеводитель по Лукоморью - Дарья Донцова

Я удивилась сообщению хозяйки. И села обратно на стул, хотя уже собиралась попрощаться и уйти.

Валентина Сергеевна грустно улыбнулась и продолжала рассказывать.

Глава 9

Старушке после такого заявления внучка смешно стало, и она спросила:

– Саша, на кого учиться собрался? На президента? Уж постарайся, деточка, надоело мне медяки считать, охота на старости лет богато пожить.

А парень серьезно ответил:

– Поступлю в американский колледж, он в Москве открыт. Выучусь на журналиста, уеду в Нью-Йорк на работу, вот тогда ты надо мной можешь смеяться, сколько захочешь.

Колесникова не выдержала и съязвила:

– Дай бог нашему теляти волка съесть. Опомнись, Саша, кому ты нужен? Какая журналистика? Ты двух слов связать не можешь, куда уж тебе статьи писать!

Бабушка думала, что внук разозлится, но он сохранил хладнокровие.

– А там все такие, как я. Помнишь Вадьку Сердюкова?

– Сына Игоря Львовича? – вскинулась Валентина Сергеевна. – Дружка твоего закадычного? Вечно он тебя на гадости подбивал. Сам потом за папину широкую спину спрячется, а мой внучок-дурачок один отвечает за общие проделки.

– Ладно тебе, когда дело-то было, – отмахнулся Александр. – Подумаешь, разбили пару стекол в окнах. Вадька со школы мой лучший друг, а ты его даже в дом не впускала.

Вот тут у Валентины Сергеевны лопнуло терпение:

– И правильно делала! Два окна, говоришь? А про витрину в Москве забыл? Вас на месте поймали, в отделение отвели. И чего? Игорь Львович форму натянул, служебное удостоверение прихватил и в столицу кинулся. В результате папенька Вадима домой доставил, а ты остался в обезьяннике, на тебя все записали. Кто потом витрину оплачивал? Я, твоя бабка. Знаешь, как Сердюков отреагировал, когда я к нему пришла и сказала: «Игорь Львович, побойтесь Бога, вместе же парни набедокурили, вместе нам и расход нести»? Вытащил наш главный борец с уголовниками из стола бумагу и мне показывает. «Нет, Валентина Сергеевна, не так все произошло. Ваш Саша стекло расколошматил, Вадика рядом не было. Почитайте вот копию их показаний и скажите спасибо, что я вашего внука от тюрьмы отмазал. Витринка-то принадлежала обувному магазину, там хорошие кожаные сапоги были выставлены. Мог ваш внук по статье за попытку воровства пойти, а я упросил коллег хулиганку ему оформить».

– Ой, перестань! – скривился Александр, когда обозленная Валентина Сергеевна примолкла. – Мы с Вадькой как дружили, так и продолжаем дружить. Он сейчас учится в Москве, в том самом американском колледже, и сказал мне, что туда любой поступить может. Вадя ведь сам тоже не из отличников. Странная ты! Орешь, что я лентяй, ни учиться, ни работать не хочу, а когда я собрался студентом стать, злобишься. Уж определись, чего ты хочешь!

Колесникова растерялась.

Когда подошел день первого сентября, бабушка посмотрела на внука и вновь не смогла удержаться от язвительности:

– Нарежь в саду гладиолусы, пойдешь на занятия с букетом!

Саша усмехнулся.

– Хорошая идея, но я же не первоклассник. Студенты на лекции с цветами не ходят. Побегу на поезд.

Валентина Сергеевна не поверила своим ушам. Внук спешит на электричку? Неужели парня действительно приняли в колледж?

Всю осень Колесникова пребывала в недоумении, а Александр, веселый, словно трехмесячный щенок, каждый день укатывал в столицу. На все вопросы бабушки он кратко отвечал:

– Я учусь. Отстань!

В конце концов она подстерегла на улице Сердюкова-старшего и, сделав вид, что столкнулась с ним случайно, сказала:

– Похоже, наши парни за ум взялись, вместе в американском колледже знания получают.

Игорь Львович удивленно глянул на пенсионерку.

– Вадик действительно на третьем курсе этого учебного заведения учится, сразу после школы поступил, в армию, как Александр, не попал. Все сессии на пятерки сдает. Но мне странно слышать, что и ваш внук там же занимается.

– Почему? – разозлилась Валентина Сергеевна. – Вадьке можно, а Саше нет?

– Пусть на здоровье обучается, – сказал Сердюков, – без хорошего образования нынче никуда. Вы, наверное, клад нашли на огороде?

Колесникова непонимающе уставилась на Сердюкова, а тот ухмыльнулся.

– Разве вы не знаете, что один семестр в колледже стоит десять тысяч долларов?

– Сколько? – ахнула пенсионерка. – Не может быть!

Игорь Львович снисходительно похлопал ее по плечу.

– Вот поэтому я и поинтересовался, не отрыли ли вы, когда сажали картошку, сундук с золотом.

Валентине Сергеевне стало так обидно, не передать словами.

– Да, денег у нас нет! – воскликнула она. – Но вот интересно, откуда они у вас? Неужели ментам столько платят?

Сердюков молча развернулся и ушел.

Вскоре после этой не очень приятной беседы Саша привел в дом Фокину и перестал ездить в Москву. Какое-то время внук тихо сидел дома. Потом Аня исчезла, а затем и Александр пропал. Вадик после окончания вуза ни в какую Америку не поехал. Еще будучи студентом, он женился и сейчас работает у Ирины пресс-секретарем.

– Не зря младший Сердюков образование получил, – пояснила Валентина Сергеевна, завершив рассказ. – Если кто хочет про Богданову написать или программу снять для телевизора, все к Вадьке обращаются. Его теперь не узнать – иномарка, костюм красивый, рубашка, галстук. Жену он себе взял из простых, не богатую. Мерзавец!

– Если человек идет в загс с любимой девушкой, а не с выгодной невестой, это характеризует его с лучшей стороны, – мягко возразила я.

Колесникова оперлась локтями о стол.

– Так, да не совсем. Если супруга из хорошей семьи, с обеспеченными родителями, над ней не поглумишься и руки распускать не станешь. Только обидишь жену – сразу от ее родственников пряников получишь. И сейчас женщины не спешат хозяйством заниматься, детей рожают после тридцати. Вон, на нашей улице у всех дочки в Москве живут – выучились, на работу устроились, деньги получают, а в загс не торопятся. В Беркутове остались одни дуры, но и им обед сготовить лень, огород не сажают, предпочитают готовое брать, а потом ноют, мол, денег нет. Вадим расписался с Феклой Шлыковой. Она из многодетной семьи, двенадцатая дочь. Имена, видать, в голове у Маньки Шлыковой кончились, раз так девчонку обозвала. Фекла вместе с Сашей и Вадькой училась. Ничего плохого о ней не скажу. Тихая, бесцветная, говорит слово в месяц, одевается как поповна – юбка почти до щиколоток, кофта до горла застегнута. И постоянно в платок кутается. Бабы говорят, Вадим жену за человека не считает, а та терпит, потому что ей страшно в нищете оказаться, как в детстве. Фекла старается быть лучше всех: готовит, стирает, убирает, грядки копает. И все сама, помощниц у нее нет, няньки тоже, служит мужу как собака. Вот и думай, удачно ли Вадька женился. Говорю же – он мерзавец. Младшему Сердюкову очень в жизни повезло, и старший всем доволен, ловко они рядом с Богдановой устроились. Пиявки!

– Почти все художники, писатели и музыканты плохо справляются с бытом, – подначила я Колесникову. – Творческие люди не думают ни о покупке продуктов, ни о всяких мелочах, вроде платы за квартиру. И всегда около таланта есть человек, его обслуживающий.

Валентина Сергеевна тихонечко засмеялась.

– Боюсь даже представить себе, сколько денег имеет эта шобла во главе с Игорем Львовичем и его сынком. Полагаю, гребут миллионы лопатой, Ирина сладкую жизнь им устроила.

– Насколько я поняла, приезд паломников способствует процветанию всего Беркутова, – возразила я.

Валентина Сергеевна поджала губы, но решила быть объективной:

– В общем, да. Центр мэр наш, Максим Антонович, привел в порядок, везде асфальт положил, фасады домов бесплатно народу отремонтировали, водопровод провели. Дочка Буркина, Катя, дизайнер, все красиво придумала. Хорошая девочка была в детстве, дружила с моим Сашей. Она часто сюда приходила и всегда ботиночки снимала, руки без напоминания мыла. Если я ее чаем угощала, печенье мое нахваливала. Смешно, ведь самое обычное, овсяное, из магазина на станции, но Катерина говорила: «Очень вкусно! У вас, тетя Валя, еда особенная!» Девочка старалась мне приятное сделать. И она по сию пору милая. Вот как странно получается: ходили ребята в одну школу, а все разные. Катя, Вадим и Гарик, сын нашего главврача Владимира Яковлевича Обоева, – из обеспеченных семей, хорошо одеты. Саша мой не то чтобы из совсем бедных, но большого достатка мы не имели. Юра, сынок Раисы Кузьминичны, которого маньяк убил, тоже на золоте не ел, а Фекла совсем нищая. Но всегда везде вместе бегали. Что их связывало?

– Наверное, учеба в одном классе, – начала я, однако Колесникова не дала мне договорить.

– Может, и так, – протянула хозяйка, – да только развалилась их компания. Гарик умер.

– Сын Обоева? – насторожилась я.

Валентина Сергеевна кивнула.

– Он повесился. Говорят, увлекался наркотиками, но я думаю, парнишка смерть матери не пережил, та внезапно умерла. У всех ребят судьба не очень счастливо с детства складывалась. Жена Максима Антоновича с любовником убежала, когда дочь еще маленькой была. Пришлось ему няньку нанять, Катю чужие люди воспитывали. Хорошо хоть Максим не женился, мачеху в дом не привел. Все воспитатели, кто деньги получает, побоятся над ребенком измываться. Вадька Сердюков в три года сильно заболел, думали – умрет. Сначала мальчишку Обоев лечил, потом его в какую-то больницу под Питер отправили. Хорошо ли крошке одному, среди чужих людей? Он там долго пробыл, а когда домой вернулся, жена Игоря Львовича спилась и умерла. Сердюков через пару лет женился на Варе. Она женщина хорошая, Вадима как родного воспитала. Только у нее сердце больное. Один раз Варе на моих глазах в магазине плохо стало, в обморок упала. Попросила продавщицу сыра кусок отрезать и ни с того ни с сего брякнулась на пол. Жаль ее, приятная женщина, но ведь все равно не кровная мать. В двенадцать лет у Вадима рецидив случился, его снова на десять месяцев в кровать уложили. И опять говорили: не жилец. Но ничего, поставил Обоев парня на ноги. У самого Владимира Яковлевича тоже в семье беда. Его жена, Таня, внезапно умерла. Наверное, тоже от сердца, я подробностей не знаю. Милая она была, сострадательная, очень правильная. В один день у нас на кладбище двое похорон случилось: Юру, сына Раисы Кузьминичны, в землю опускали и Таню Обоеву. Гарик между двумя процессиями метался – слева друг в гробу, справа мать. На младшего Обоева страх смотреть было. Я его обняла, а он как заплачет: «Это я виноват! Один я виноват! Во всем!»