Секретное досье - Лен Дейтон

Досье заканчивается примерно двадцатью перехваченными телефонными звонками к нему из посольства США, касавшимися в основном его деятельности в лондонских торговых банках. Посольство особенно интересовалось финансами «Общего рынка». Я отхлебнул кофе и подошел к самой интересной части из всего этого. Последний документ – на почтовой бумаге с неброским гербом. Шапка на ней Объединенной службы информации клиринговой палаты, через которую вся имеющаяся в Великобритании информация поступает в соответствующие отрасли. Многие крупные коммерческие концерны, располагающие группами промышленного шпионажа и следящие за конкурентами, должны подавать в эту службу ежемесячные отчеты. И здесь цитируется один из отчетов. В нем говорится, что сержант, или Сойка, совершенно точно не получает от русского правительства денежных сумм на регулярной основе. Его доход «очень велик, но поступает из разных источников и в разных суммах». Элис чудесным образом почувствовала, что я дочитал досье, вошла, взяла у меня из рук закрытую папку и быстро проглядела уголки страниц, наметанным глазом проверяя номера: нет ли отсутствующих? Удовлетворенная, она ровно поставила мое пресс-папье, пригладила свою бровь увлажненным пальчиком и взяла пустую кофейную чашку в розочках. Торопливыми, короткими шажочками двинулась по узкой комнате.

Я кашлянул.

– Элис.

Она обернулась и посмотрела на меня пустым взглядом. Мгновение помедлила, потом подняла бровь. Сегодня она надела плотно облегающий твидовый костюм-двойку, а ее волосы были слегка взлохмачены в парикмахерской высшего класса.

– У вас сбились набок швы.

Если я думал, что разозлю или повеселю ее, то жестоко ошибся. Почтительно кивнув, как китайский мандарин, Элис продолжила свой путь.

9

В три часа Долби вызвал меня на совещание. Оно состоялось в зале заседаний внизу. В большом красно-коричневом блестящем овальном столе отражались серые окна, за которыми моросил дождь. Электрический свет лился из удлиненного, типа люстры, светильника из тонкого, неважного качества стекла. Долби стоял перед своим креслом, обитым бедфордским кордом, у слабенького, в одну секцию электрокамина, который выглядел и ощущался миниатюрным в большом викторианском камине, где хранились начищенные латунные совок и кочерга. Висевший над головой Долби огромный портрет мужчины во фраке и с бородой почти полностью скрылся под коричневым блеском колясочного лака. Не используемые из-за их неудобства стулья с прямыми спинками стояли, как семейные слуги, по стойке «смирно» вдоль стены, оклеенной обоями с узором из сухих цветов. Высоко на стене над креплением, с которого свисала картина, тикали большие часы, унося скудный отрезок времени дневного света. Примерно без одной минуты три вошел врач Пейнтер. Долби продолжал заслоняться «Гардиан», поэтому мы кивнули друг другу. Чико уже сидел. Особых причин разговаривать с Чико у меня не было. Он пребывал в одном из тех настроений, когда без конца повторял что-нибудь вроде:

– А что же тогда насчет старого Давенпорта… вы знаете старого «Кока-Колу» Давенпорта?

Потом, если не остановить его немедленно, он расскажет мне, как получил свое прозвище.

– Значит, вы должны знать «Шмеля» Трейси…

Нет, пока о Чико хватит.

Я уселся в одно из больших кресел и начал с умным видом перебирать приходящие на ум даты и вспоминать, что в ту пору случилось. «Тысяча двухсотый – пятнадцать лет до монгольского нашествия, – написал я, – конец романской архитектуры. Четыре года до четвертого крестового похода. Битва при Хэттине означает, что на Востоке Европа потерпела поражение. – Я увлекся по-настоящему. – Великая хартия вольностей…»

– Вы не против?

Это был Долби. Все сидели, готовые уйти. Долби терпеть не мог, когда я концентрировался. Он называл это «вхождением в транс». Теперь Долби открыл совещание. Я огляделся. Пейнтер, худой мужчина лет сорока, с крысиным личиком, сидел справа от меня. На нем был хорошего качества синий блейзер, рубашка с мягким воротничком и простой темно-пунцовый галстук. Запонки в манжетах тускло отсвечивали настоящим золотом, игриво торчал платочек. Ладони у него были длинные и гибкие, белесые от сухости, какую приобретают руки врачей от чрезмерного мытья.

Напротив меня за столом расположился армейский тип. Мягкие манеры, золотая оправа очков поблескивает среди выбеленных индийским солнцем волос. Он был облачен в дешевый темный костюм фабричного пошива, с полковым галстуком. Я предположил, что это капитан или майор пятидесяти трех лет, потерявший всякий шанс на дальнейшее повышение по службе. Его серые глаза двигались медленно, вбирая окружающую обстановку внимательно и благоговейно. Большие волосатые руки держались за кейс, лежавший перед ним на столе, как будто даже здесь существовала опасность, что кто-то украдет его, прежде чем он раскроет свои странные тайны. Капитан Карсуэлл, ибо так, как я выяснил, его звали, прибыл к нам из отдела H.38 с какими-то интересными статистическими данными, сообщил Долби.

Часы продолжали тикать, прибавляя по секунде к семидесяти годам своей работы.

– Если вы служите в H.38, то должны знать «Рисовую плесень» Биллингсби, – обратился Чико к Карсуэллу. Тот посмотрел на него, с удивлением обнаружив в этой комнате идиота.

– Да, – медленно проговорил он. В его голосе явно звучала твердая нотка некабинетного начальника. – В этом отделе есть генерал-майор Биллингсби.

– Да, дядя чужака, – радостно отозвался Чико, как мог бы провозгласить «шах и мат» на Московском чемпионате мира по шахматам.

Затем Карсуэлл начал свой рассказ с таким множеством канцеляризмов, словно составлял отчет, но скоро освоился. После дела Бергесса и Маклина его отделу поручили проделать статистический анализ в связи со списком исчезнувших людей, который имелся в Скотленд-Ярде. Карсуэлл попросил разрешения сначала обработать цифры, а затем поискать закономерности, вместо того чтобы искать что-то конкретное. Потом принялся за классификацию по любому признаку, какой приходил ему в голову. Он щедро воздал должное сержанту-клерку, который помогал ему, но, думаю, именно Карсуэлл нашел в этой работе своего рода музыкальную свободу, используя чисто абстрактный ключ. В любом случае, кого бы ни приходилось благодарить, из этого выросло несколько интересных закономерностей. Находя какие-нибудь странные характеристики, они предпочитали любые комбинации среди людей, имеющих высший доступ к государственным секретам, «цифрам о пропавших людях». Без какой-либо конкретной цели они пропустили карточки через сортировочные машины, чтобы поискать любые общие черты.

Он объяснил:

– Хотя с профессиональной или географической точки зрения в отдельно взятой группе было мало схожего, существовало сходство между этими группами. Например…

Объяснял Карсуэлл долго и наслаждаясь каждой минутой этой нудятины. Только много времени спустя я понял, насколько важна выполняемая им работа.

Он представил свои изящно сделанные графики и рассказал о Б.1 (Безопасности первой степени) – важных химиках, физиках, инженерах-электронщиках, политических советниках и т. п., людях, жизненно необходимых для управления страной. Карсуэлл заметил, что группы этих Б.1 собирались вместе в определенных районах Англии, хотя те не были предназначены ни для отдыха, ни для проведения конференций.

Похищение одного из Б.1 (если он представлял собой ценность) вполне понятно. Похитив Ворона, одного из важных Б.1, Сойка подошел на волосок к тому, чтобы переправить его через границу, однако нападение нашей карманной диверсионной группы позволило отбить его. Но пока что новых похищений не произошло, и эти встречи в Британии были чем-то иным, никому из нас не понятным.

10

Водолей (20 января – 19 февраля). Вам снова понадобятся такт и осмотрительность, но настойчивость и упорный труд принесут плоды в долгосрочной перспективе. Старый друг сгладит острые углы.

Долби откомандировал Карсуэлла для работы со мной. Я добыл для него маленький отдельный кабинет, как раз достаточный для их с сержантом – Мюрреем – работы, повышение по службе до майора и хорошо сидящий на нем костюм. Я отвел его к своему портному, и мы остановились на неброском серо-зеленом мягком твиде и темно-коричневом жилете, что придало ему вид сельского сквайра, уместный для безработного офицера. Сержанта Мюррея устроил клетчатый пиджак и серые фланелевые брюки. Они усердно трудились с 9 утра до 6 вечера, затем возвращались к своим женам в Фулэм и Бромли. У меня была своя работа, но я то и дело заглядывал к Карсуэллу. Теперь он концентрировал свои усилия на Б.1 (Б.2, слишком многочисленные, принадлежали к верхушке: члены кабинета министров и т. п.), поскольку их немногочисленность позволяла прийти к каким-нибудь убедительным результатам. Даже статистик Карсуэлл со всей очевидностью сознавал, что если не найти других общих факторов, концентрироваться бесполезно. Карсуэлл и Мюррей выявили такие общие факторы, как владение двумя автомобилями, долгие отпуска, поездки в Америку, отдых в Северной Африке и т. д., но, с другой стороны, эти детали неизбежно складывались в закономерности в группе, где возраст, доход и образование имели заметное сходство. Другие поведенческие особенности объяснить было не так легко. В составе групп, концентрировавшихся в одном месте (Карсуэлл называл их «концентры»), в составе «концентров» находилось некое число людей выше среднего уровня; они входили в политическую или якобы политическую группу и все как один исповедовали цели правого крыла. Я попросил Карсуэлла составить описание одного из «концентров» и описание кого-нибудь из Б.1, исходя из имевшихся у него данных.