Августовский рассвет (сборник) - Аурел Михале

— Эй вы, давай сюда! Все сюда!..

Говорил он повелительно, будто командовал. Те, что шарили по машинам, сновали по лесу или валялись под деревьями, не торопясь подошли к фургону. Нягу обратился к чернявому капралу:

— Эй, Мельник, обеги лес и собери людей. Скажи им, что таков приказ. И ты, Никулэицэ, и ты, Григоре! — приказал он еще двоим самым надежным солдатам из нашего взвода. Потом повернулся к группе солдат у фургона, которая за это время заметно выросла: — Подождем еще, пока не соберется побольше.

Он отошел в сторону и закурил сигарету из тех, что мы раздобыли накануне.

Заинтересованный, я подошел к нему:

— Зачем собираешь людей? Что ты собираешься делать?

— Увидишь потом!

Голос его изменился, глаза как-то странно блестели. По тому, как Нягу затягивался сигаретой, было видно, что он очень сильно взволнован.

Прошло около четверти часа. По одному, группами по двое, по трое к фургону стали стекаться солдаты со всех сторон. Солдаты моего взвода и те, что были у фургона с самого начала, комментировали услышанные по радио новости, строили предположения на будущее, радостные или озабоченные, в зависимости от натуры каждого.

Наконец еще через четверть часа поляна заполнилась людьми. Многие стояли, но большинство уселось на траву или вскарабкалось на полевые кухни. Собралось не менее трехсот человек, а люди все подходили и подходили.

Признаюсь, тогда мне и в голову не приходило, что собирается делать Нягу. Я думал, он хочет объявить им о переданном по радио сообщении.

Наконец, увидев, что собралась достаточная аудитория, Нягу поднялся на фургон. Он огляделся вокруг, будто искал знакомые лица среди сотен солдат, потом, отбросив в сторону окурок уже не первой сигареты, начал:

— Бойцы, вы на своей собственной шкуре почувствовали, что означало последнее советское наступление. Достаточно поглядеть вокруг, чтобы понять, что осталось от дивизий, сражавшихся на фронте в Молдавии.

И в то время как мы, побитые, разгромленные, отступали, в Бухаресте произошло очень важное событие, призванное спасти нашу страну от пропасти, приготовленной для нее Антонеску и его преступной шайкой.

О чем идет речь? Недавно я услышал по радио сообщение, которое, с одной стороны, наполнило мое сердце радостью, а с другой — пробудило во мне надежду на то, что наконец наступил час расплаты. Это сообщение слышал не один я. Его слышали многие из вас. Не так ли?

— Так! Так! Слышали! — подтвердили несколько голосов.

— Тихо! Тихо!

Повторив содержание сообщения, Нягу продолжал:

— Солдаты, как ответим мы на призыв сражаться против гитлеровцев? Посмотрите друг на друга! Разве так должен выглядеть боец? Где ваше оружие? Даже ремни вы сбросили! Пока у власти был Антонеску, вы правильно делали, что бросали оружие и не хотели воевать. Но сегодня положение изменилось. Сегодня правительства Антонеску больше не существует. Он и вся его шайка арестованы. Сегодня армия в тылу вместе с вооруженной патриотической гвардией начала борьбу против немцев.

Вот я и спрашиваю вас: мы, те, что находимся здесь, что должны делать? Тронуться каждый по своему усмотрению по домам, засунув руки в карманы?

— А чего он хочет? Опять идти на фронт? Я, к примеру, не пойду. Сыт по горло! Четыре года я не сбрасывал этой проклятой шинели, чтоб она в огне сгорела! Я воевал под Одессой, был в излучине Дона. Три дня назад на нашем участке русские прорвали фронт. С божьей помощью я остался в живых. Все! Пока я жив, фронт мне больше не нужен! — Это говорил детина с большой головой и выступающими скулами. Говорил он, поднявшись на котел полевой кухни. Прежде чем сесть, он засучил брюки, будто готовясь двинуться в путь.

Его слова не остались без последствий. Со многих мест послышались голоса:

— Правильно! Мы сыты войной по горло! Хватит с нас и четырех лет! А ну, кому еще мало войны? Давай выходи! Хотел бы я посмотреть на твою рожу!

Многие рассмеялись.

— Бойцы! — продолжал Нягу громким голосом. Но прежде чем он смог говорить дальше, какой-то капрал, вскарабкавшись на кабину грузовика, перекрыл его голос, напустившись на прервавшего Нягу детину:

— Брехня! Говоришь, был в излучине Дона? А что ты искал там? Ты отправился туда, потому что хотел послать кацавейку своей жене! Если бы Антонеску не снюхался с Гитлером, ты был бы там? А тебе понравилось, как немцы бежали на своих машинах? Тебе понравилось, как они стреляли в нас, когда мы хотели уцепиться за их машину? А? Вот брат мой погиб в излучине Дона. Да, его застрелили немцы, когда он пытался забраться в их машину, чтобы спастись от окружения. Говоришь, ты сыт войной? А кто из нас не сыт? А кто, по-твоему, немцев прогонит из нашей страны, а? Или тебе любы гитлеровцы?

— Уж куда там любы! Они мне любы, как сама смерть, — запротестовал пристыженный детина.

— Бойцы!.. — попытался снова говорить Нягу.

— Тихо! — крикнул один из солдат в форме артиллериста. — Пусть господин капитан говорит. Не прерывайте…

«Господином капитаном» был Нягу. Почему солдат приписал Нягу звание капитана, я не могу объяснить.

Артиллерист стоял, взобравшись на капот грузовика рядом со мной. Прежде чем Нягу начал говорить, один из солдат моего взвода обратился ко мне, не помню, по какому поводу. Услышав, что солдат обратился ко мне со словами «господин лейтенант» и увидев затем, что начал говорить Нягу, а не я, артиллерист, наверное, решил, что тот старше меня по званию. Другого объяснения я не нахожу. Впрочем, мы оба были одеты в казенную одежду и ни у меня, ни у Нягу не было погон, так что по внешнему виду нельзя было определить наши звания.

— Бойцы! — наконец продолжил Нягу. — Как я вам уже сказал, в эту минуту патриотическая гвардия и воинские части в тылу начали сражаться за изгнание из страны гитлеровцев. Новое правительство требует от всех нас продолжать борьбу. Разве можем мы стоять в стороне теперь, когда нам представился случай воевать против наших настоящих врагов — гитлеровцев? Разве не по их вине сотни тысяч румын погибли в России? А мы, те, что остались в живых, разве можем забыть, что нам пришлось вытерпеть? И вот теперь пришел момент отплатить гитлеровцам за наших погибших, за пережитые нами муки. Не думаю, что среди вас есть хоть один, кому не за что отплатить гитлеровцам.

— Всем есть за что! Чертово отродье, ни дна ни покрышки этому Гитлеру! Я, к примеру, как доберусь до тыла, сразу потребую, чтобы меня послали на фронт.

— Нет нужды идти в тыл, — возразил ему Нягу. — Пока мы доберемся каждый сам по себе, особенно если завернем домой, пройдет немало времени. Я думаю, надо поступить иначе. — И Нягу с жаром объяснил им свой план. Вернее — нам, потому что и для меня все это было новостью.

Вкратце план Нягу сводился к следующему: организовать из сборища солдат хорошо вооруженный, отряд и предоставить его в распоряжение командования первой же румынской части, которая встретится на пути отряда и которая сражается с немцами.

Потом он говорил солдатам о будущем. В дальнейшем, по мере развития событий, я смог оценить его дар предвидения. Он говорил о начале конца для извечных притеснителей народа.

— Залогом начала новых времен, — говорил он, — является участие в правительстве коммунистической партии, поскольку коммунисты, жертвуя своей жизнью, не переставали бороться против Антонеску и его шайки, против угнетавших народ помещиков и капиталистов.

Многое из того, о чем говорил тогда Нягу, было понятно не всем. Но до сердца каждого солдата дошли его слова о том, что наступило их время, время угнетенных, время расплаты с боярами.

Когда он кончил говорить, некоторое время стояла неестественная тишина, потом вдруг раздался сильный басовитый голос:

— Дьявольское отродье эти гитлеровцы! Пока не всажу, штык хотя бы в нескольких из них, не успокоюсь, господин капитан! Я вступаю в отряд.

Все посмотрели в сторону говорившего — высокого костлявого солдата с большой седой бородой.

Кое-кто рассмеялся, другие утвердительно закивали головой, но почти у всех в глазах можно было прочесть мрачную ярость.

Я понял, что Нягу выиграл, да он и сам понял это. Голос его зазвучал еще громче и почти угрожающе:

— Ну так кто не болеет за свою страну, кто не хочет отвести душу, сражаясь с гитлеровцами, может смываться. Но сейчас же! Все слышали?

Никто не ответил. Только несколько человек, работая локтями, выбрались из толпы и скрылись в лесу. Большинство же осталось.

— Сержанты, ко мне! — скомандовал Нягу.

Один за одним из толпы стали выбираться сержанты и капралы. Они по-уставному выстроились перед Нягу.

Тут мне открылась еще одна черта Нягу: его замечательные организаторские способности. Из числа сержантов он назначил командиров отделений, замыкающих взводов. Каждый командир должен был набрать себе отделение по преимуществу из солдат одной и той же части. Старшего сержанта, вначале скрывавшего свое звание, Нягу назначил старшиной отряда.