Жизнь прахом, земля пухом - Владимир Колычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты что, указывать мне будешь, сколько здесь и чего? – рассвирепел Боярчик. – Да кто ты такой?
– Да никто. Но город мой! И мне решать, что здесь да как… Ты не горячись, не надо, это для нервов нехорошо… Гунявый тоже тут хорохорился, а потом понял, что против течения далеко не уплывешь. Жил как человек, здесь бонусы получал, на Канарах отдыхал…
– Я с Гунявого рисовать не собираюсь. Я хочу, чтобы здесь было так, как это должно быть. Не хочешь понимать по-хорошему, буду учить по-плохому…
– Кажется, я начинаю тебя понимать, – занервничал Сафрон.
– Вот и хорошо, что ты такой умный.
– Подумаю над твоим предложением… Пятьсот штук не обещаю, но, может, сотни три сделаю… И будем жить в мире, лады?
– Четыре сотни, и договорились! – вставил Боярчик.
– Эка ты! – с раздосадованным весельем Сафрон укорил его пальцем. – Давай три. Это предельно реальные деньги, отвечаю.
– Я подумаю.
– Отлично, вместе думать будем… Как насчет небольшого бардачка, а то скучно здесь как-то. В «Реверс» поедем, там такие девочки, любую сможешь выбрать…
Сафрон сам назначил стрелку, но место встречи Боярчик выбирал сам. Это был небольшой уютный ресторанчик в центре города. Здесь не звучало жгучей музыки и не висли на шестах голозадые стриптизерши.
– Потом, – мотнул головой Боярчик. – Когда договоримся.
– Там бы и договорились.
– Нет.
– Ну, смотри, как знаешь…
Сафрон благодушно помахал ему рукой, но «краба» на прощание не подал. Не так он прост, как рисуется. Но Боярчик и не таких ломал…
Сафрон со своей свитой ушел, а вор остался со своим верным Балясом, молодым и смышленым не по годам парнем, который был ему и советником, и телохранителем.
– Ну что скажешь, братан? – закурив, спросил Боярчик.
– Мутная здесь водица, чертей много.
– Чертей душить надо.
– Это да, но слишком круто все завязано. Менты серьезные, Сафрон круто поставлен…
– Мента в расход, Сафрона на понятия.
– Жираф большой, ему видней.
– А ты не дерзи. Наливай давай…
Ресторан уже сняли со спецобслуживания, и зал постепенно наполнялся людьми. Захмелевший Боярчик начал высматривать женщин, с которыми можно было бы закрутить ночку. Если очень захотеть, из любой бабы можно сделать шлюху…
Но, видно, ресторан не пользовался успехом у искательниц приключений, здесь отдыхали парами; а отбивать жен и подруг у состоятельных граждан не входило в его планы. Даже хорошо под градусом Боярчик умел контролировать себя…
И все же фортуна улыбнулась ему. Он был уже крепко подшофе, когда в зале появились две роскошные красотки в облегающих платьях. Одна блондинка, другая шатенка, и у обеих такие жаждущие взгляды, что Боярчик немедленно отправил за ними прикормленного халдея. Он даже не сомневался, что девушки примут его приглашение. Так и оказалось.
– И как зовут наших красавиц? – заказав шампанское, спросил вор.
– Если по любви, то Катя, а если за двести долларов, то Василиса, можно даже Прекрасная, я не обижусь, – грудным голосом пропела блондинка.
– А если за триста? – хмыкнул Баляс.
– Если за триста, то нас и звать не надо, – хихикнула шатенка. – Сами придем.
– А если по любви, то неделю-две звать придется, – ей в тон добавила блондинка.
– Тогда буду звать тебя Василисой, – многозначительно подмигнув ей, сказал вор.
– Тогда позови меня прямо сейчас, – смачно облизнув губы, сказала она. – А то я сгорю прямо здесь…
Она так смотрела на Данилу, что у него вспыхнуло внутри со страшной силой.
– Может, сначала шампанское? – для приличия спросил он.
– Зачем сначала? Можно и потом. Я здесь рядом живу, в двух шагах… Сейчас Таньке скажу, она уйдет…
Боярчик еще не ответил согласием, а Василиса уже вытащила из сумочки розовый телефон со стразами.
– Танюшка, выручай, такого парня нашла! – отвернувшись от него, весело защебетала она. – Ну прямо мечта!.. Нет, на полчаса, а потом уйдем… Думаю, к нему поедем…
Спрятав телефон, со счастливой улыбкой она взяла Данилу за руку и потащила на выход. Сопротивляться он не стал.
Глава 7
– Вот сука!.. Ну, тварь!..
Сеня Рапан восхищался собой. Какая игра! Сколько эмоций! И в то же время проклинал себя за то, что позволил тюрьме похоронить свой талант актера. Мог бы радовать публику на подмостках больших и малых театров, а так приходится раскручивать на признанку всякую уголовную шушеру.
Он и сам был уголовником со стажем, сам в свое время объявил войну частной собственности. Первый срок он отстоял, как говорится, на одной ноге. Первое время после отсидки ходил гоголем, дескать, тюрьма – мой дом. И договорился – схлопотал второй срок. А потом была девушка-заочница, с которой он перебрасывался письмами. Тогда он и задумался о семейных ценностях, о том, что зря прожигает жизнь. Тюремная любовь так и осталась бумажной – встретившись с заочницей на воле, он убедился в том, что ему нагло врали. Оказалось, обманщица была совсем не той белокурой милашкой, фото которой он держал под подушкой, согревая себя мыслью о скорой встрече. Валентина выглядела пухлой дурнушкой, и Сеня, обложив ее матом, послал куда подальше. Но сама нацеленность на серьезные отношения с женщиной сделали свое дело: в том же году он познакомился с милой и приятной во всех отношениях девушкой, стал жить с ней… Лида была уже на седьмом месяце, когда он дернул из магазина видеокамеру. Не хотел, но рука сама потянулась… Охранники его задержали, сдали ментам, а те, узнав о двух его судимостях, возбудили уголовное дело. Но сами же предложили выход – баш на баш. В обмен на свободу нужно было немного покудахтать наседкой. В тюрьму Сеня не хотел, поэтому согласился.
– Ты чего разорался? – недовольно толкнул его в бок Вадя Котел.
С ним Сеня работал уже третий день. Вошел в доверие, разговорил, но своего, увы, так и не добился. Поэтому пришлось пойти на маленькую хитрость. Опера подогнали маляву с воли, карусель закрутилась, но вопрос – взбаламутит она сидельца или нет?
– Да малявка пришла… Зойка моя, сука, загуляла… С мужиком каким-то, пацаны пишут, джип у него баварский, «икс-пятый», нулячий, в натуре…
– Баварский? Это «БМВ»? – заинтригованно спросил Котел.
– Ну да.
– Дорогая тачка. На три «лимона» тянет…
– Да при чем здесь насколько тянет? Зойка блудует, падла!
– Купилась, потому и блудует… И моя коза купилась. К ней хорь на «Кайене» подмазался, она с ним, тварь, замутила… – озлобленно глядя куда-то в пустоту, сказал Вадя.
– Вот стерва!
– Да не то слово…
– Все бабы – твари!
– Это да, верить никому нельзя… Я себе так не верил, как своей Машке. А она…
– И я Зойке верил… Ничего, дело мое мутное, адвокат говорит, что мне условка светит. Выйду, я эту падлу своими руками!
Сеня изобразил, как будет душить несуществующую Зойку.
– И что от этого изменится? – горько усмехнулся Котел. – Ну, пришьешь ты эту стерву, и дальше что? Посадят, срок мотать будешь. А так новую бабу найдешь, гулять будешь…
– Ты новую думаешь найти?
– У меня другая ситуация, – покачал головой Вадя. – Мою Машку сначала наказали, а потом я узнал, что она гуляла…
– Наказали? По голове настучали? Кто?
– Настучали. Топором… А кто, не знаю… Мне пацаны с воли передали, говорят, видели двоих. Ублюдки какие-то…
– Где видели?
– Ну, из дома они выходили, где Машка жила…
– Когда видели?
– А ты думаешь, мне полный отчет прислали? – покосившись на Сеню, хмыкнул Котел. – Сказали, что видели…
– Может, ваши пацаны это и сделали? Ну, за тебя отомстили…
– Не, у нас за правило – никакой мокроты. А тут вообще беспредел – топорами головы рубить… Ты же знаешь, Машка не одна была, хахаль с ней. Ему тоже досталось…
– Я знаю?.. Откуда я могу знать?! – похолодел Сеня.
– Ну, менты же тебе сказали, – уничтожающе усмехнулся Котел.
– Менты?!
– Тише, не кипишуй, а то братва узнает, что ты наседка… Я же тебя, дятла, сразу раскусил. Хреновый из тебя актер, фальшивишь сильно. Да и я наседок за версту чую… В общем, так, скажешь своим хозяевам, что чист я. Не заказывал я Машку, и пацаны мои ни при чем. Это не деза, это чистой воды правда… А не поверят, и не надо. Заказуху мне точно не пришьют, а через пару годков я откинусь. Найду этих гадов, которые Машку зажмурили, всех на перо возьму. Да я за Машку…
Котел с такой силой сжал кулаки, что от внутреннего напряжения побагровела шея и лицо. И челюсти он стиснул до хруста в зубах… Глядя на него, Сеня мог побиться об заклад, что к гибели своей девушки он не имеет никакого отношения.
* * *Хлыстов сидел на табурете, широко расставив крепкие ноги. Дюжие плечи опущены, руки тяжело покоятся на бедрах. И голова, похожая на толстокорую тыкву, клонится к груди. Но это не безволие, не проявление слабости. Парень демонстрировал полное равнодушие ко всему, что с ним происходит. Задержала милиция, плевать. Привели в кабинет к начальнику уголовного розыска, ну и черт с ним. Не зря его губы кривила презрительная улыбка.