Доктор Дулитл на Луне - Хью Лофтинг

— Думаю, лучше шить с запасом, — промолвил Джон Дулитл, водя ножницами над камнем, который служил нам рабочим столом. — Один Бог знает, как скоро мы из них вырастем.

Мы забросали друг друга шутками, когда наше платье было наконец готово и состоялась первая примерка.

— Мы похожи на двух Робинзонов Крузо, — сказал Доктор. — Ничего страшного: свое назначение эта одежка выполнит. В нужде все средства хороши.

Потом мы распороли все нижнее белье, что у нас было, и сделали новое, израсходовав на каждый комплект два или три старых. Надеть костюмы из листьев прямо на голое тело мы все же боялись. К счастью, мягкий климат Луны избавлял нас от необходимости заботиться о более теплой одежде.

— А как быть с обувью? — спросил я, облачась в новый пиджак и брюки. — Верх моих башмаков совсем расползся.

— Это как раз просто, — отозвалась Чи-Чи. — Когда я искала фрукты, то приметила в джунглях одно дерево: его кора отделяется очень легко, и из нее можно сделать сандалии, которые прослужат вам достаточно долго. Единственная трудность — сплести достаточно прочные ремешки, чтобы прикреплять их к ногам.

Чи-Чи отвела нас к дереву, о котором говорила, и вскоре мы были экипированы обувью, обещавшей прослужить никак не меньше недели.

ГЛАВА 16

ОБЕЗЬЯНЬИ ПРЕДАНИЯ О ЛУНЕ

Во время поисков еще одного лунного растения (это были «шепчущие лозы», которые умели объясняться с помощью шуршания и шелеста листьев, — Доктору рассказали о них все те же кокетливые лилии) нам пришлось вернуться к прерванной беседе о том, что представляла собой Луна в глубокой древности.

— Ты не помнишь, Чи-Чи, — спросил Доктор, — рассказывала ли твоя бабушка о каких-нибудь странных, необычных растениях, которые росли на Земле в стародавние времена?

— Кажется, нет, — ответила Чи-Чи. — В ее историях про Те-Дни-Когда-Еще-Не-Было-Луны речь очень часто шла о животных и о людях. Но почти никогда бабушка не упоминала деревья и растения — разве лишь говорила, что в одних местах рос густой лес, а другие были безлесными и пустынными. А что?

— Видишь ли, я, как и многие другие ученые, абсолютно убежден, что Луна некогда была частью Земли. Но если это и впрямь так, непонятно, почему здесь почти нет земных растений.

— Вы не совсем правы, Доктор, — возразила Полинезия. — А спаржевый лес?

— Ну конечно, — ответил Доктор. — Многие лунные растения очень похожи на земные, хотя и превратились здесь в настоящих гигантов. Но интересно вот что. Умение деревьев и цветов разговаривать друг с другом, да и многие другие признаки, свидетельствуют о том, что растительный мир образует своего рода общество, которое совершенствуется, прогрессирует. Все это носит настолько устоявшийся и широко распространенный характер, что я все время думаю: а не началось ли это еще на Земле, давным-давно — скажем, в Те-Дни-Когда-Еще-Не-Было-Луны? И, быть может, только потому, что наши ботаники не были достаточно… э-э… наблюдательны, мы и считали наши растения не способными к взаимному общению.

— Попробую вспомнить, — Чи-Чи, плотно обхватила лоб руками. — Нет, — сказала она некоторое время спустя, — ни о чем таком бабушка не рассказывала. Только в предании про Угу Бумса, доисторического художника, она упоминала породы дерева, из которых тот вырезал рукояти для своих кремневых тесаков и для других орудий, делал домашнюю утварь. Но о говорящих деревьях или растениях не было ни слова.

Время шло к полудню, и, прервав поиски шепчущих лоз, мы остановились, чтобы подкрепиться. От старого базового лагеря нас отделяло не более двух-трех часов пути. Но на Луне, где скорость передвижения была очень высокой, это означало расстояние куда большее, чем на Земле. Мы уже без малого неделю совершали ежедневные вылазки из этого лагеря, где Доктор разместил различные приборы для своих ботанических опытов, и занимались поиском тех или иных видов растений, о которых нам рассказывали кокетливые лилии. Но до наступления темноты мы всякий раз возвращались домой.

Итак, Доктор сидел, прислонясь спиной к камню и поглощая большой кусок желтого ямса, — этот овощ, росший на опушках джунглей, показался нам столь питательным, что мы сделали его главным блюдом нашего рациона.

— Скажи, Чи-Чи, — промолвил Джон Дулитл, — а чем кончается то предание о доисторическом художнике Угу Бумсе?

— По-моему, я рассказала почти все, что знаю, — ответила Чи-Чи. — В Те-Дни-Когда-Еше-Не-Было-Луны (так всегда начинала свой рассказ бабушка) Угу Бумс жил отшельником, вдали от всех. И было у него любимое занятие — вырезать каменным ножом картинки на роге или на кости. Больше всего ему хотелось вырезать изображение человека. Только некого было изобразить — ведь Угу Бумс жил в одиночестве. Однажды Угу пожаловался вслух, что ему некого изобразить, и вдруг явилась пред ним прекрасная девушка по имени Пиппитипа с ниткой голубых каменных бус на правой лодыжке; девушка та преклонила колена на валуне и как будто ждала, что Угу Бумс сделает ее портрет. И он вырезал ее портрет на роге оленя — это была лучшая работа, которую он когда-либо делал. Как только портрет был закончен, девушка стала растворяться в вечернем тумане, опустившемся на горы: она исчезла столь же таинственно, как появилась. Угу молил ее не уходить, ведь она была единственным человеческим существом, которое он видел в жизни, — не считая собственного отражения в озерной воде. Он хотел, чтобы она осталась с ним, несчастный Угу Бумс, резчик по рогу, человек, живший вдали от всех. Перед тем как навсегда исчезнуть в сумерках, девушка успела крикнуть, что не может остаться, ибо происходит из племени фей, непохожих на обычных живых существ. Угу бросился к валуну, на котором она стояла, но не нашел там ничего — только нитку голубых каменных бус, которую красавица носила на лодыжке. Убитый горем, Угу поднял бусы и надел себе на запястье; с тех пор он не снимал их ни днем, ни ночью, храня надежду, что девушка появится вновь.

Вот и вся история. Мы, юнцы, часто докучали бабушке, требуя, чтобы она продолжила свой рассказ. Конец казался нам слишком грустным. Но старушка каждый раз говорила, что это и есть конец. И что Угу Бумс, резчик по рогу и человек, который жил отшельником, вскоре после встречи с девушкой неожиданно исчез без всякого следа — как будто его поглотила земля.

— М-да… — пробормотал Доктор. — И когда, по-твоему, это произошло?

— Понятия не имею, — отвечала обезьянка. — Ведь и сама бабушка очень смутно представляла себе время и место событий, о которых вела речь. Ей, как и нам, обо всем этом рассказывали родители или бабушка с дедушкой. Одно я знаю твердо! Это случилось примерно в те же времена, что и Великий Потоп. Бабушка делила свои истории на два периода: про Дни-Когда-Еще-Не-Было-Луны и про более поздние события. Угу Бумса она упоминала только в рассказах о том, что происходило до появления Луны.

— Понимаю… — задумчиво произнес Доктор. — Но скажи: рассказывала ли бабушка о самой этой перемене, — как кончился один период и начался другой?

— Очень скупо, — ответила Чи-Чи, — как и тогда, когда мы спрашивали ее о Потопе. Реальность этого события не вызывает сомнений; но, за исключением немногих подробностей, наши предания не сообщали почти ничего о том, как именно все случилось и что творилось на Земле непосредственно вслед за этим. Должно быть, оба этих события были великими катастрофами — возможно, они и совершились одновременно; и все живые существа пришли тогда в такое смятение, что им было не до сомнений, а после были слишком растеряны, чтобы постараться сохранить что-нибудь для истории. Но, помнится, бабушка говорила, что в первую ночь, когда Луна появилась на небесах, предки нашего обезьяньего народа видели на вершине горы нескольких человек, которые стояли на коленях и воздавали ей почести. Это были солнцепоклонники, решившие, что отныне следует творить молитвы не только Солнцу, но и Луне, которая, по их словам, была не кем иным, как женою Солнца.

— Но разве люди не понимали, — спросил Доктор, — что Луна отделилась от Земли?

— Трудно сказать, — ответила Чи-Чи. — Мы не раз спрашивали бабушку. Но в ее познаниях были слишком большие пробелы. Все, что рассказывали об этом событии, представляло собой какие-то обрывки — ведь из разных мест на поверхности Земли было видно разное; и нечто целое можно было составить лишь с помощью слухов и домыслов, которые переходили из поколения в поколение… Вначале, по-видимому, произошло нечто страшное. Землю окутала тьма, потом раздался грохот ужасного взрыва; погибло очень много живых существ. А потом в образовавшуюся впадину хлынуло море, производя еще больший хаос и разрушение. Люди и звери искали спасения в пещерах или, обезумев, бегали по склонам гор, или падали наземь, зажимая ладонями глаза, чтобы не видеть кошмарного зрелища. Если верить Обезьяньей Истории, из прямых очевидцев этой катастрофы не уцелел никто. Но мне это всегда казалось сомнительным. А много позже, когда люди оправились от происшедшего и в какой-то мере восстановили прежний порядок, разразилась многолетняя война.