Обман - Анна Бялко

— Ну, если врач разрешает. — Марине, кажется, ничего больше не оставалось, как согласиться. Ясно было, что для настоящей Арины загадочный Митя был неоспоримым аргументом, и, чтобы не выбиваться из роли… Почему, собственно, из неё не надо выбиваться, Марина для себя пока не решила, но это можно было понять потом.

— Разрешает, разрешает, я же с этого начал. Так что, Ариш, — снова зачастил муж, — я побегу, у меня совещание в Совмине, а там к тебе ещё тёща пришла. Мама то есть, — поправился он, нагнулся, чмокнул Марину куда-то между щекой и ухом, она не успела отпрянуть, но губы его были мягкими и сухими, пахло от мужа мягким и приятным одеколоном, и вообще — в конце концов — муж, имеет право, и… Но дверь уже закрывалась, муж убежал.

Отчего-то Марина испытала от его ухода не облегчение, а разочарование, почти обиду. Деловой какой, мог бы, между прочим, и с женой в больнице побыть, столько лет вместе прожили, а ему пяти минут жалко… И домой забирать раньше времени… «Хотя чего это я, — одёрнула она сама себя, — это Аринин муж, меня только им не хватало… А дома, может, мы с ним как раз быстрее разберёмся, кто настоящий».

Она даже не успела встать и переодеться снова в халат, как в палату к ней вошла новая гостья. На сей раз это была очень симпатичная пожилая дама. Не старушка, не бабулька, даже не женщина, а именно дама, почему-то Марина сразу увидела её только так. Собственно, дама даже не выглядела сильно уж пожилой — она просто была, безусловно, старше среднего возраста, полная достоинства и уверенная в себе. Дама почему-то страшно понравилась Марине с самого первого взгляда.

С этого же взгляда она так же сразу догадалась, что дама есть не кто иная, как та самая обещанная ей мама, вернее, тёща Арининого мужа. И только в этот момент Марину словно окатило горячей волной дикой зависти. Она не завидовала неизвестной Арине в том, что у той был муж, куча денег, дорогие тряпки и неведомая машина. Её не волновало, что за Ариной все бегали и ухаживали, к ней ходила домработница, а медсестра чуть не с ложечки закармливала её деликатесами. Но вот то, что у этой Арины была мама — и такая замечательная, симпатичная мама, — вызвало у Марины внезапный приступ горечи и тоски. Ей самой это казалось странным, чуть не диким — дама не успела сказать ей ни слова, она, Марина, не была сиротою с детства, она отлично помнила свою собственную родную мать, тоже не из самых плохих, но тем не менее…

Дама тем временем не спеша прошла в палату, села в кресло и стала с интересом рассматривать Марину. Она ничего не говорила, только сидела и смотрела, но Марине отчего-то показалось, что мама-дама в курсе её загадочных происшествий, что она отлично знает, кто здесь кто, но несмотря на это относится к ней, Марине, явно с симпатией, и что она-то уж точно не станет звать её чужим именем.

Дама покачала, будто в изумлении, головой и пробормотала себе под нос что-то вроде: «Бедная деточка, это надо же», после чего обратилась собственно к Марине:

— Как ты себя чувствуешь, детка?

Марина, повинуясь своему внезапному чувству доверия и симпатии к даме, стала, торопясь и захлёбываясь, излагать, что с ней вроде бы все нормально, только она не помнит, как тут оказалась, и что ей кажется, что её с кем-то путают, что она боится и не знает, что из этого выйдет. Дама протянула к ней руку, словно останавливая внезапный поток слов.

— Чш-ш. Тише, детка, тише. Не надо так волноваться. Я понимаю, тебе страшно и непонятно, но ты не бойся, это пройдёт, с тобой все будет хорошо, это точно. Я тебе обещаю. Ничего плохого не случилось. Тебя полечат, тебя откормят, а потом все как-нибудь образуется.

— А вы… ты… знаете, что со мной произошло? Как я здесь оказалась? И потом — он, то есть, ну… муж, то есть Валя, — Марина кивнула головой в сторону двери, — он же хочет меня вечером домой забирать.

— Прямо сегодня вечером? Я не знала. Но ничего страшного, поезжай, поживи дома, там тоже хорошо. — Дама явно избегала ответов на первые два вопроса. — В любом случае ты не волнуйся, девочка, и ничего не бойся. Я ещё навещу тебя, все будет хорошо.

Дама внезапно поднялась, подошла к Марине, погладила её по голове и быстро вышла. Этот визит, несмотря на всю его загадочность и непонятность, почему-то действительно успокоил Марину, и в оставшееся время она с лёгким сердцем отдала себя в руки кстати появившихся в палате заботливых врачей.

Мать позвонила рано с утра, разбудив меня, и сообщила, что вчера в больнице никого к Марине не пускали, только Валька прорвался на минуту, но выбежал с кислым видом, будто мешком по голове ударили. Добиться от него какой-либо связной информации не удалось, но врачи говорили, что все нормально, видимых повреждений нет и сложностей ждать не приходится. Мать собиралась съездить туда сегодня с утра, в связи с чем её приезд ко мне временно откладывался.

Я спросонок не сильно огорчилась, и даже потом, проснувшись окончательно, не передумала. Соку, конечно, с утра было бы неплохо, но ничего страшного, информация из больницы важнее, а в магазин все равно надо идти. Интересно, чего Валька увидел в палате такого, что даже моя мать не смогла из него вытащить? Он, конечно, как и все мужики, тёщу особо не жалует, но от мамочки, когда ей очень надо, тоже не так-то просто отвязаться.

Но ладно, надо бы, пожалуй, и вставать. Спала я плохо, диван при ближайшем знакомстве оказался жёстким и продавленным, разнообразные бугры и ямки на нем рельефу моего тела явно не соответствовали. Одеяло было тонким и холодным, из окна ночью дуло… В общем, если я хочу долго жить на этом прокрустовом ложе, придётся в ближайшее время капитально заняться его усовершенствованием. Но это все же чуть после, пока — более насущные, так сказать, первостепенные, проблемы.

После душа, чая и горячего завтрака (а что делать: ни йогуртов, ни сыра, ни даже кофе — пришлось варить яйцо) я решительно прошла в комнату и взялась за телефон. Времени оказалось девять утра — вполне можно приступать к разведке.

Первый этап — получение по справочной ноль-девять телефона учительской нужной мне школы — прошёл на ура. Дальше пошло труднее — в школе почему-то никто не брал трубку. Странно. Уроки ведь начинаются раньше, должны же были учителя прийти?

Наконец на двадцать последнем гудке трубку сняли. Он неожиданности я совершенно забыла, что хотела сказать — а ведь готовилась, такие хитроумные стратагемы выстроила, — и ляпнула первое, что в голову пришло:

— Але, доброе утро, это школа?

— Школа, школа, — ответил мне ворчливый старческий голос.

— А Марину Михайловну можно позвать? Шмелёву? — я потихоньку реабилитировалась и подводила беседу к нужной теме.

— Какую ещё там Марину? Вы куда звоните? — мой собеседник, или, вернее, собеседница (голос был, пожалуй, все-таки женским) заорала так внезапно, что я чуть трубку не выронила.

— Так в школу же… Вы сами сказали…

— В школу! А день сегодня какой?

А правда, какой сегодня день? Вроде не воскресенье ведь… Точно, не воскресенье, вчера был вторник. Так что ж она хочет?

— Не знаю, какой день. Вроде среда, а что?

— Не знают, а звонют! Среда! Каникулы у нас, вот что! Нету тут вашей Марины, после двенадцатого звоните! — И злобная бабка бросила трубку.

Но я все равно была рада. Каникулы! А я и забыла, что бывает такая отличная штука. Как она там сказала? После двенадцатого? А сегодня у нас шестое? Значит, у меня ещё целая неделя на врастание в новую жизнь! Ура!

С работой понятно. На волне эйфории от полученной отсрочки я решила разобраться с продовольственными и прочими запасами. Пока мать там ездит, схожу-ка я в магазин. Найду, какой поближе, куплю чего надо, а она тогда привезёт остальное. Где там была Маринина сумка?

Хорошо, что я сообразила заглянуть в кошелёк перед выходом из дома. В своей прошлой жизни я обычно этого не делала — деньги у меня лежат на кредитке, а в магазины, где ей не расплатишься, я практически не хожу. Поэтому меня не волнует, сколько наличных денег у меня в кошельке. Впрочем, какие-то находятся всегда.

В Маринином кошельке лежали две жалкие бумажки и кучка мелочи — общим счётом доллара на два с половиной. На это особо не разгуляешься, надо найти, где лежат остальные деньги, и пополнить запас. Дура я, что не сообразила захватить вчера какую-то наличку из своего, то есть Арининого кошелька, это-то можно было сделать спокойно — у денег глаз нет.

Где люди обычно держат деньги? Я посмотрела в ящиках письменного стола, за стеклом в буфете, даже на полках с бельём. Нигде ничего. Надо попробовать нестандартный подход. Вот я. Куда бы я сунула деньги? В книги? Но тут их немного. Я без особой надежды перетряхнула несколько томиков, стоящих на полке над письменным столом. Тщетно — я так и думала.

За следующий час я заглянула под кровати, в морозилку, на антресоли, обшарила все кухонные шкафы и даже заглянула в тазик с грязным бельём. Сказать, что поиски были совсем уж бесполезными, было нельзя — я много чего узнала про Маринину жизнь, но никаких денег так и не нашла. Что это? Я такая дура, что не могу найти банальной заначки, или я просто-напросто ищу то, чего нет? Не может же человек жить с тремя долларами в кармане и пустым холодильником! Я свой-то предыдущий холодильник всегда считала пустым, но по сравнению с этим там был просто супермаркет.