Дневник (1887-1910) - Жюль Ренар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
18 марта. Педант - это тот, кто страдает несварением ума.
* Люди обычно стараются повыгоднее помещать свои похвалы, как помещают деньги, - с расчетом на проценты.
* Целыми часами он копается во Флобере, ищет блох и ляпсусов и в конце концов решает, что "Флобер был вовсе не такой уж великий писатель".
21 марта. Еще не научившись наблюдать, он уже полюбил все грандиозное и напыщенное.
4 апреля. Вчера мадемуазель Бланш принесла от мадам пасхальное яйцо в виде маленькой, расшитой шелками не то сумочки, не то корзиночки, наполненной до завязок конфетами от Фуке. Скажет слово и посмотрит в мою сторону. В течение двух последних недель она нас видела во сне четыре раза, особенно меня. Один раз я наговорил ей глупостей. Другой раз был с ней очаровательно мил. Она просит у меня книгу, журнал "Меркюр". Я не отвечаю или отвечаю грубо. Все это невыносимо и мучительно. Люди, которые не хотят вас понять, только напрасно себя терзают. Мне хотелось бы сказать ей что-нибудь приятное, а на язык наворачиваются лишь шутки весьма дурного тона, например, о ее облысевшем лбе или о гнойном прыще у рта. Я стараюсь проглотить свои шутки, как кусок сала, который никак не лезет в глотку. Маринетта хохочет. Мадам Б..., желая мне угодить, не без коварства сыплет остротами, которые так же похожи на настоящие остроты, как осколок стекла на бриллиант. Пусть не воображают, что быть добрым ; так уж легко. И в продолжение всего этого скучнейшего вечера мадемуазель Бланш улыбается невпопад, прислушивается, - не сказал ли я чего-нибудь? - цедит фразы, как и подобает хорошо воспитанной гувернантке, - о желудочных болезнях, о том, что жиры плохо перевариваются, о белом мясе, которое, что бы ни говорили, ничуть не лучше для пищеварения, чем обычное мясо; дает советы насчет режима питания; и хотя я совсем забился в кресло, сунул руки в карманы и сижу застегнутый на все пуговицы с благородным и холодным видом богача средней руки, у которого нищий клянчит копейку, я все равно чувствую, как два искательных глаза старой барышни шарят по моему лицу, два ее о чем-то умоляющих глаза. Я опускаю глаза, закрываю их, но вижу ее суетливые движения, как будто сквозь плотный слой воды. Это и нелепо и горестно. Я сержусь на себя. Обзываю себя бессердечным, жалким субъектом, но ничего не могу с собой поделать, и еще раз убеждаюсь, что мы прощаем лишь того, кого нам выгодно простить. И на черную доску человеческих подлостей я заношу еще одно очко в пользу сатаны.
9 апреля. Прочесть "Фанни" Фейдо, единственное, что у него стоит прочесть.
В "Фанни" есть лишь один оригинальный мотив: любовник восхищается мужем.
* В двадцать шесть лет так стремишься ко всему новому и так опасаешься впасть в повторения, что никогда не прибегаешь к своим записям.
* Двадцатилетний юноша, влюбленный в сорокалетнюю женщину, на каждом шагу твердит ей: "Я люблю вас, как отец!" Эта фраза звучит возвышенно и гротескно. Вставить ее в пьесу - и весь зал будет хохотать до упаду.
11 апреля. Написать книгу "Нигилизм". Рассказать в экспериментальном стиле, то есть привлекая сравнения из обыденной жизни, по параграфам современную философию, показать мышление, мало-помалу обращающееся само на себя, ставящее проблемы познания с той заинтересованностью, с какой буржуа обделывает свои делишки, а там понемногу прийти к Кантовой критике чистого разума, отбросив его мораль, как нечто слишком преднамеренное и искусственное. Словом, сделать книгу, которая относилась бы к истории современной мысли, как относится какой-нибудь роман Золя к его натуралистическим теориям. Приложить философию к жизни.
12 апреля. Не все ли равно, что я делаю. Спросите, что я думаю.
13 апреля. Если верить ренановскому "Будущему науки", то господин М. должен был стать ловким и удачливым коммерсантом, дабы его богатая дочка могла выйти замуж за бедного литератора, а тот, человек, разумеется, неглупый, но в общем-то ничем не примечательный, родил бы сына, которого направлял, воспитывал, растил и создал бы из него гения нашей нации.
15 апреля. - Мы с Ломбаром будем выпускать газету, - говорит Мариус Андре. - У нас хватит денег на два года.
- Ну, значит, два месяца вы продержитесь!
17 апреля. Оба Дюма опрокинули общепринятую теорию бережливости. Отец был расточителен, а сын - скупец.
28 апреля. Со стороны кажется, что я живу изо дня в день, "растрепанно", и, однако, у меня есть вполне определенная и прямая линия поведения: по возможности обеспечить материально жену и ребенка, лично довольствоваться малым и добиться того, чтобы мое имя прозвучало хотя бы как медный бубенчик.
29 апреля. Написать любовную идиллию двух металлов. Сперва они пассивны и холодны в руках сводника-ученого, затем, под действием огня, они сплавляются, смешиваются друг с другом, становятся тождественны друг другу, в совершенном слиянии, какого никогда не узнает самая яростная любовь. Один уже поддается, уже начинает таять, расплываясь беловатыми потрескивающими каплями.
* Глупый ветер, который, дуя во всю мочь, гнал перед собой два-три облачка, похожие на кроликов.
30 апреля. Метемпсихоз, как мера наказания: душа Бисмарка, перешедшая в мимозу.
3 мая. У меня есть идея романа, но она мне представляется в виде ежа, оттого что я не смею к ней прикоснуться.
21 мая. Возможно, Гонкурам не хватает именно искусства подавать свои остроумные замечания, языковые курьезы, выкладывать их на витрину, на обозрение зевакам. Замечаешь, что они умны - и необыкновенно умны, - лишь при втором или третьем чтении. Но какой же порядочный человек будет читать дважды одну и ту же книгу?
28 мая. Смех, печальный, как клоун в черной одежде.
30 мая. Восковая богородица под стеклянным колпаком, с золотым яблоком на голове, неподвижная, как будто ожидающая выстрела Вильгельма Телля.
* Стояла такая глубокая тишина, что мне показалось, будто я оглох.
* Поставить эпиграфом к "Мокрицам" фразу Флобера (см. Дневник Гонкуров, том 1): "Мой замысел сводится к тому, чтобы передать некий оттенок, цвет плесени, которым окрашено существование мокриц".
* Реализм! Реализм! Дайте мне прекрасную действительность, и я буду работать, следуя ей.
2 июня. Я построил себе столь прекрасные замки, что с меня хватило бы их развалин.
4 июня. Перечел "Сельского священника". Смерть госпожи Граслэн великолепна. Тем не менее мне кажется, что этот жанр романа умер, по крайней мере для подлинно талантливых людей. Это - обман зрения. Это производит большое впечатление, но ненадолго и лишь вызывает улыбку. Я хочу сказать, что Бальзак здесь становится каким-то талантливым Монтепеном, если угодно даже гениальным. И я думаю, что подлинно одаренные писатели не смогут больше писать всерьез такие книги.
7 июня. Возможно, мы доживем еще до той поры, когда через все моря пройдут дороги и несчастные наши рыбаки превратятся в буржуа, чуть ли не в любителей, и будут рыбачить в пиджаках из синего молетона, в домашних туфлях и при газовом освещении!
10 июня. Шквал спокойствия!
* В своих "Крестьянах" Бальзак делает крестьянина болтуном, а я, напротив, считаю, что он отнюдь не болтлив.
У Бальзака слишком мощный гений: избытком его он делится со своими персонажами - крестьянами.
21 июня. Художник - это человек, носящий берет.
* Если вам очень хочется смеяться, вы сочтете меня остроумным.
* Лодка движется за своим парусом, как древний воин за своим щитом.
27 июня. Высокомерная белиберда Барбе д'Оревильи...
7 июля. Запись, заметка для меня нечто безнадежно мертвое, чем я при всем своем желании не могу пользоваться.
18 июля. Экзотическое растение раскрывает свои листья, похожие на веера из бритв.
12 августа. Мериме, пожалуй, будут читать дольше, чем кого-либо другого. В самом деле, он меньше, чем прочие, пользуется образами, то есть тем, что ведет к увяданию стиля. Будущее принадлежит писателям сухим, сдержанным.
19 августа. Произведения Бурже: от них все-таки слишком несет парфюмерией.
27 августа. - Удивляюсь, - дружески говорит мне Трезеник,- что Жюльен не поместил вашей статьи. У него сейчас совершенно нет материала.
3 сентября. Валлет так определяет Флобера: совершенство таланта, но только таланта.
* Просто удивительно, как это литераторы могут любить друг друга, так друг друга понося.
* Он обрушил на меня удары своих комплиментов.
4 сентября. Битый фарфор живет дольше целого фарфора.
5 сентября. Недалек тот день, когда фотографирование будет производиться с воздушных змеев.
12 сентября. Вчера вечером долго беседовал с Валлетом. Св. Вавила - это он сам, человек, с которым никогда ничего не случается, человек грустный, удрученный, каким он и останется навеки, чья жизнь, хотя и окончена, все еще длится, и он сам не знает зачем. У него множество замыслов - роман о дочери штабного офицера, о человеке, женившемся на холодной женщине. Это жанр серого романа, романа о маленьких людях, к которым Валлет питает жалость.