Провинциальная история - Наталья Гончарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что, ежели, уж я не совсем вам противен, не откажитесь встретиться со мной вновь? Обещаю, в следующий раз, я вам докажу, что не всегда так скучен и зануден, — шутливо произнес он, и посмотрел на нее, едва сдержав такое сильное смущение, что больше походившее на стыд.
— Вы слишком строги к себе, мне, право слово, было совсем не скучно, и …. — Татьяна запнулась на полуслове, но он галантно вновь поцеловал ей руку, хотя в том не было нужды, и спросил:
— Завтра в три?
— Завтра в три. Что же я такое говорю, совсем запамятовала, мы завтра с подругой идем в Народный дом, так что завтра никак, — вынужденно солгала Татьяна. — Может послезавтра? Здесь же, в парке, в три? — с надеждой спросила Татьяна, боясь, что перенеся встречу, она тем самым может обидеть его или отвратить, и он вовсе откажется и исчезнет. Как же она проклинала себя, что согласилась увидеться с Игнатьевым.
Но Синицын, кажется, ничего не заметил. Все также улыбаясь, обходительно снял шляпу, и поклонившись, галантно уточнил:
— На день позже, но также в три.
Они расстались час назад, а Петр Константинович все еще бродил по городу. Он будто видел его впервые, кто знает, может, так много изменилось, а может, изменился он. Конечно приток купеческих денег, не мог не отразиться на архитектуре города, все больше каменных домов, все больше крупных магазинов и маленьких лавчонок, все больше роскошных рестораций и захудалых, но веселых питейных. Деньги усложняли, запутывали жизнь, жизнь простую, жизнь провинциальную. Там где были лишь трубы домов, теперь кругом шпили, там, где были прямые грубые избы, теперь деревянное кружево ставней. Фасад другой, а люди, кажется все те же…
Близился вечер, солнце скользило за горизонт, превращая дома в зловещие тени-призраки, утопающие в вишневом сиропе заката.
Ему вдруг стало не по себе. Нечто, похожее на страх, или на вину, или еще какое-то новое для него чувство, прокралось в самое сердце и, поселившись в нем, пустило свои корни.
И вместо того, чтобы изучить, осознать, понять, он решительно отмахнулся от него, напоминая сам себе, что до срока закладных осталось так немного.
Вечером за столом Татьяна первым делом рассказала батюшке о визите Игнатьева, и о том, что он пригласил ее сопроводить его в Народный дом, куда ему надобно по делам общества трезвости. И, дескать, за одним, помочь ему в выборе чая, так как в прошлый визит с господином Синицыным, ему страсть как понравился чай, который подавали в их доме.
Федор Михайлович внимательно все выслушал, одобрительно махнул головой и заключил:
— Рад доченька, рад, ступай. Благословляю.
— Это вы батюшка так легко согласились, потому что Михаил Платонович вам по нраву?
— Да что, ты, что ты голубушка! Я так и не скажу! — засмеялся Гаврон. — Я ваш пол, женский, слишком хорошо знаю, и если вам указать что, то вы это воспримете как приказ, а благословение отцовское, как принуждение. Так что, ты голубушка моя, хочешь — иди, хочешь — не иди, тут ты вольна поступать, как вздумается и как душеньке твоей угодно.
Ответ Татьяне не понравился, и, сжав губы в тонкую линию замолчала, но уже через минуту не выдержав, спросила:
— Все-таки, вы уж батюшка скажите! Вы батюшка мой, проницательны, дурного человека за версту чуете, равно как и хорошего. Так по нраву он вам или нет?
Поняв, что спорить с дочерью бесполезно, Федор Михайлович покорно сдался:
— Дурной он или хороший понять нелегко, для того время нужно. Но человек он толковый, не пустой. Таких, я люблю.
А через минуту спросил:
— А тебе, я понимаю, по нраву Синицын?
— С чего это вы батюшка взяли?! — воскликнула Татьяна, да так громко, что тем самым выдала себя с головой.
— Вот. Вот, — постучав пальцем по столу, заключил Гаврон.
Осознав, что отрицать бесполезно, немного замешкавшись, но затем нерешительно спросила:
— И как он вам?
— Пустобородый, — коротко ответил отец.
— Что же это значит? Что бороды у него нет? И что ж с того? — удивилась Татьяна.
— Бестолковый это значит, — твердо сказал отец, и принялся усердно есть, дав понять, что говорить на эту тему больше не намерен.
Татьяне стало грустно и обидно, оттого что батюшка не разделяет ее чувств к Синицыну и не увидел всего того, что видела в нем она. И, также, не желая больше разговаривать, точь-в-точь, как он, принялась за еду с удвоенной силой.
Чай в тот вечер, каждый пил в своей комнате один.
Здание Народного дома располагалось на пересечении улиц Виноградной и Крепостной. А вход, аккурат, по центру, там, где шпиль отделан черепицей, как хвост морской рыбы. Трехэтажное, многоярусное, со множеством пилястр и карнизов, здание было построено в готическом стиле, однако же простота, отсутствие узких окон, башен как иглы, и заостренных арок, делало его не громоздким, а воздушным и почти невесомым. А отсутствие архитектурных соперников и полотно голубого неба явило городу произведение искусства, в переплетении человеческого замысла и случайностей природы, порядка четких линий в союзе с хаосом нагромождения.
Построенное на частные пожертвования купца Копытова, как центр культурной жизни маленького уездного города Б, он возник не рано и не поздно, а в свое время, когда потребности мирские удовлетворены с лихвой, а душа начинает стремиться к пище духовной. А по-другому и не бывает.
Путь Татьяны лежал по улице Виноградной, а путь Михаила Платоновича по Крепостной. И так случилось, что встретились они в точь как сговорились, под шпилем, и оба рассмеялись.
— Татьяна Федоровна, пунктуальность в даме, ценнейшее из качеств людских. Даже если у вас нет других положительных. Вам одного его с лихвой хватит, — заявил Игнатьев, предлагаю руку для того, чтобы она могла о нее опереться.
— Даже не знаю, стоит ли обидеться, Михаил Платонович на сию похвалу или порадоваться, — засмеялась Татьяна.
— Уж точно не обидеться. Не слишком в словесах я удалой. Что ж, я время брал с запасом. Может сначала посетим чайную лавку и лишь затем…? А, Бог с ним с обществом трезвости, пойдемте по городу прогуляться, а ежели за то время, что меня не будет, трезвенники пьяницами обратятся, стало быть, так судьбе было угодно.
Говорили о делах хозяйственных, делах городских. Обсудили, содержание Народного дома и решили, что обходится оно не дешево, и что благое дело, которое Копытов задумал, вложив все свои сбережения