Боттичелли - Станислав Зарницкий

Высшим видом искусства фра Филиппо, как и многие другие флорентийские живописцы, считал фрески. Какой радостью загорались его глаза, когда капитул собора в Прато менял гнев на милость и присылал во Флоренцию послушника с предложением, чтобы Липпи не гневил Господа и закончил, наконец, свою работу! Фра Филиппо горячился, перечислял нанесенные ему обиды, выдвигал условия и требовал гарантий. Посланец же, смиренно склонив голову, говорил, что ему поручено сказать только то, что он сказал. Об остальном же он ничего не ведает. День-другой Липпи ходил будто бы в раздумье, но Диаманте знал, что он обязательно поедет, бросив все. Так бывало уже не раз.

Потом художник начинал готовиться к отъезду. Упаковывались картоны, срочно закупались краски, обновлялся запас кистей, ибо не дай бог, если во время работы у Липпи под рукой не окажется исправного инструмента! Все это вместе со ступками, кастрюлями, сковородками, одеялами грузилось на повозку, и рано утром они трогались в путь. Фра Филиппо неизменно отказывался от лошадей — он предпочитал всю дорогу шагать за повозкой и долго молчать, обдумывая свои новые замыслы. Так иногда продолжалось час или два, потом Липпи удовлетворенно хмыкал, и это означало, что сейчас он начнет беседу. Как много такие беседы дали Сандро! Мастер делился своим немалым опытом, посвящал учеников в тайны ремесла, на примере своих коллег предостерегал от возможных ошибок. Вспоминал Мазаччо и его уроки, а иногда под настроение рассказывал о занятных случаях из своей жизни. Знал фра Филиппо много. Хотя Сандро весьма редко видел учителя с трактатами о живописи или архитектуре — а их за последнее время появилось великое множество, — он рассказывал о их содержании столь подробно, как будто бы самым тщательным образом изучил их.

В одной из таких поездок Сандро, наконец, услышал из уст Липпи историю о том, что произошло в те далекие времена, когда он возвращался из Венеции во Флоренцию. Эту историю Банделло изложил следующим образом, слегка приукрасив детали, но на то он и писатель: «Как-то Филиппо был в Марке Анконской и отправился со своими друзьями покататься на лодке по морю. Внезапно появились галеры Абдул Маумена, великого берберийского корсара того времени, и наш добрый фра Филиппо вместе со своими друзьями был захвачен в плен, закован в цепи и отвезен в Берберию, где в тяжелом положении находились они года полтора, и Филиппо пришлось держать в руке вместо кисти весло. Но как-то раз, когда из-за непогоды нельзя было выйти в море, его заставили рыть и разрыхлять землю в саду. Нередко приходилось ему видеть там Абдул Маумена, своего господина, и вот однажды пришла ему фантазия нарисовать его на стене в мавританской одежде, и это ему удалось так хорошо, что тот вышел совсем как живой. Всем маврам это показалось каким-то чудом, потому что в этих краях не принято ни рисовать, ни писать красками. Тогда корсар велел освободить художника и стал обращаться с ним как с другом, а из почтения к нему поступил так же с другими пленниками. Много еще написал красками прекрасных картин фра Филиппо для своего господина, который из уважения к его таланту одарил его всякими вещами, в том числе и серебряными вазами, и приказал доставить его вместе с его земляками целыми и невредимыми в Неаполь».

Прибыв в Прато, Липпи сразу же отправлялся в собор и подолгу рассматривал то, что было сделано им раньше. Этот осмотр оканчивался по-разному. Если мастер выходил из собора молча, значит, все было в порядке, если же он что-то бормотал себе под нос, то наутро Диаманте готовил зубило и молоток. И он почти никогда не ошибался — к ужасу декана, Липпи приказывал сбить какую-нибудь из ранее написанных фресок, чтобы переписать ее заново. И вот тогда начиналось! Декан и сопровождавшие его священники хватались за голову: зная характер Липпи, они отнюдь не были уверены, что он восстановит уже написанное. Гипс летел во все стороны, пыль поднималась столбом. Фра Филиппо казалось, что работа продвигается медленно, и тогда на помощников градом сыпались отборные проклятия. И это в святом месте, где хранилась величайшая святыня Тосканы — пояс Девы Марии! Согласно легенде, неверующий Фома усомнился и в том, что Мадонна вознеслась на небо; тогда-то в доказательство этого события к его ногам и упал этот пояс. Но фра Филиппо, когда он свирепел, не было дела ни до чего, в том числе и до святынь. Декан, чтобы не слышать словоизлияний Липпи, покидал его. Спорить с живописцем было опасно — того и гляди, опять свернет работу и отправится во Флоренцию.

Придя в себя, мастер объяснял свою вспыльчивость тем, что не может поступить иначе. Работать нужно со всем тщанием, чтобы не было стыдно перед потомками. Ведь фрески вечны, как вечны и сами соборы. Походило на то, что и Липпи, этот страстный обличитель гордыни, не избежал общего поветрия. В последнее время во Флоренции, видимо, под влиянием греческих философов, пригретых Козимо, слишком уж часто стали задумываться над тем, какая слава останется от человека после его смерти. Такого раньше не бывало. Фра Филиппо трудился над своими фресками как одержимый, словно это была его последняя работа. Но потом снова вступал в споры с деканом, которые обычно кончались одним и тем же: все снова укладывалось на повозку и они возвращались во Флоренцию — ждать нового примирения.

С каждым годом обучения у Липпи Сандро убеждался в том, что художнику недостаточно знать лишь свое ремесло. Если во Флоренции говорили, что именно с них, живописцев, началось то изменение нравов и взглядов, которым столь недовольны приверженцы старины, то в этом заключалась изрядная доля истины. Философы из Византии явились позже. Над изменением существующего первыми задумались художники — с них начался отказ от прежних устоявшихся догм, и они первыми пустились в экспериментаторство, подвергая все сомнению. Фра Филиппо, вспоминая времена своей молодости, не раз говорил Сандро о том, что Гиберти, воспитавший не одного скульптора и живописца, требовал от своих учеников, чтобы они знали грамматику, арифметику, геометрию, астрономию, историю, медицину, анатомию. Все это пригодится, все нужно.

Сам Липпи, конечно, таких знаний дать не мог, но заставлял Сандро, Диаманте и других учеников постоянно читать, рисовать, наблюдать окружающий мир. Истинный художник должен иметь собственную библиотеку. Библия, конечно, не в счет, без нее живописец как без рук. Полезно также приобрести Данте, Боккаччо, жития Богородицы, святого Иеронима и святого Августина, а поскольку сейчас появилось много любителей старины, то неплохо бы обзавестись и «Декадами» Тита Ливия. Говорить легко, а вот осуществить трудно: книги стоят недешево, как могут купить их те, у кого и на мастерскую денег не хватает?