Последний король венгров. В расцвете рыцарства. Спутанный моток - Леопольд фон Захер-Мазох

герцога Уэссекского, если согласится отзываться на имя «леди Урсула», так как его светлость никогда не станет разговаривать с женщиной, если она — не «леди». Ей нравилось, что её называли «леди», пусть даже и в насмешку, и она была в восторге от мысли явиться в красивом наряде перед герцогом, к которому со времени эпизода на истмольсейской ярмарке испытывала страстное чувство. Ей очень нравилось пышное платье, которое ей приказали надеть, и она была готова исполнить любое желание чужеземцев, которые так нарядили её. Родилась и выросла она в нищете, и всё её честолюбие ограничивалось желанием быть сытой и иметь немного денег.

Мирраб гордилась тем, что герцог Уэссекский спас ей жизнь, и страстно хотела снова видеть его. Она надеялась, что предостережение о грозившей ему, по предсказаниям звёзд, опасности послужит ей верным пропуском к нему; но его преосвященство кардинал и молодой джентльмен уверили её, что для того, чтобы проникнуть к нему, необходимо знатное имя.

Часы ожидания прошли для Мирраб приятно: вино было вкусным, а молодой иностранец не очень требовательным. Через некоторое время она уже спала, как усталый зверёк, свернувшись на мягком ковре. Звяканье оружия разбудило Мирраб; убедившись, что двери не заперты, она решила полюбопытствовать, в чём причина шума. Вид двоих сражающихся мужчин вызвал у неё крик ужаса, и, узнав герцога Уэссекского, она поспешила предупредить его. Однако голова девушки отяжелела от выпитого вина. Ей хотелось подойти к герцогу, но комната закружилась перед нею, и, прежде чем она успела вымолвить слово, молодой чужестранец грубо схватил её за руку и увёл. Чувствуя странную слабость, Мирраб не в силах была противиться ему; дверь за нею захлопнулась, и она осталась одна.

Придя понемногу в себя, она приложила ухо к замочной скважине, но ничего не услышала. Позади неё был коридор, в который выходило несколько дверей; одна из них вела в ту комнату, где она провела весь вечер. Здесь царила полная тишина. Мирраб взялась за ручку тяжёлой двери; дверь подалась, и девушка очутилась в том зале, где только что происходила дуэль. В окна по-прежнему лился лунный свет. Напротив находилась другая дверь, такая же массивная, как та, в которой стояла девушка. Комната была пуста. Герцог Уэссекский ушёл, и Мирраб не успела с ним поговорить. Только одна эта мысль ясно звучала в царившем в её голове хаосе. Противоположная дверь влекла её к себе; может быть, герцог вышел через неё? Наверно, так и было; ей даже казалось, что она ещё слышала его странный, горький смех.

Она перебежала через комнату, боясь, чтобы герцог не ушёл до её прихода, но не успела достичь противоположной двери, как её крепко схватили за руку и сильно дёрнули назад. При свете луны Мирраб узнала молодого чужестранца.

— Пустите меня! — хрипло шепнула она.

— Не пущу!

— Я пойду к нему!

— Нельзя! — сквозь зубы прошипел он.

Как раз в эту минуту до слуха девушки долетел звук отдалённых шагов, затем возглас: «Сюда, Гарри»!» — и стук захлопнувшейся вдали двери. Мирраб подумала, что, может быть, герцог куда-нибудь уйдёт, и она опять упустит его, а потому, сильным движением вырвавшись из рук дона Мигуэля, сказала низким, дрожащим голосом:

— Берегись, молодчик! Пусти меня, или...

— Молчи, бродяжка! — отозвался дон Мигуэль. — Ещё одно слово — и я позову стражу и прикажу бить тебя, как нарушительницу тишины.

Мирраб вздрогнула, словно её ударили бичом. Действие винных паров уже прошло, и она начала смутно соображать, что её одурачили; как и с какой целью — было ей непонятно. Отбросив со лба волосы и машинально оправив свой костюм, она близко подошла к дону Мигуэлю, скрестила на груди руки, смело взглянула ему прямо в глаза и сказала, стараясь говорить спокойно:

— Ну, мой красавчик, что это значит? Ты считаешь меня дурой? Думаешь, я не понимаю твоих хитростей? Ты и тот обманщик в красном платье хотели... воспользоваться мною. Нежничали, наобещали всего. Вы обманули меня, чтобы обмануть его. Один чёрт знает, чего вы хотели! Что вы наговорили мне про «леди» и про Урсулу? Герцог посмотрел на меня так, как будто у меня чума. Вы этого хотели? Ну, теперь вы всего добились. Чего же вам ещё от меня нужно?

Дон Мигуэль, изумлённый этой страстной речью, с насмешкой взглянул на девушку и холодно произнёс, пожимая плечами:

— Нам ничего не нужно, бродяжка! Его светлость герцог Уэссекский не желает твоего общества, и я не могу тебе позволить беспокоить его. Если ты спокойно удалишься, то получишь туго набитый кошелёк, а если нет, то — бичевание, дочь моя! Понимаешь?

— Я не уйду! — упрямо повторила Мирраб, — не уйду! Я хочу сейчас же видеть герцога. Он был так добр ко мне! Я люблю его, люблю его чудное лицо и красивые белые руки, хочу их целовать и не уйду. Не стой же у меня на дороге!

— Даю тебе три минуты, чтобы успокоиться! — хладнокровно сказал дон Мигуэль, — а потом берегись! — Он искоса взглянул на Мирраб и жёстко засмеялся. — Потом ты уйдёшь, всё-таки уйдёшь, хотя уже и не по доброй воле. У дворцовой стражи рука тяжёлая, ты получишь тридцать ударов, на твоих плечах выступит кровь! Я прикажу бить тебя, пока ты не умрёшь под ударами. Лучше уйди сейчас, или...

Лицо испанца выражало такую яростную угрозу, что девушка инстинктивно отступила на несколько шагов назад, в темноту. При этом она почувствовала, как что-то острое пронзило тонкую подошву её башмака. Присутствие духа не изменило ей, она даже не вскрикнула; когда же испанец на минуту отвернулся, она быстро нагнулась, подняла с пола кинжал, и незаметно спрятала в складках своего платья.

Теперь она была спокойна.

Видя, что Мирраб стоит молчаливая и неподвижная, дон Мигуэль с облегчением вздохнул.

— Ну, выбирай же, девушка, — сказал он, — кошелёк, полный золота, или бичеванье.

Мирраб ответила не сразу, в комнате повисло жуткое молчание.

Потом девушка заговорила, сначала медленно, тихим, глухим голосом, затем всё громче и быстрее:

— Небесные силы! Дайте мне терпения! Слушай, молодец! Ты меня не понимаешь. Я — не придворная леди, которая носит шёлковые платья и умеет только скалить зубы да обманывать. Я Мирраб, колдунья, слышишь? А колдунья ничего не знает ни о вашем законе и стражах, ни о королевах и богатых лордах. Герцог Уэссекский спас мне жизнь, и я хочу видеть его. Какое тебе дело до этого?