Последние узы смерти - Брайан Стейвли

– Памятка времен независимости Раалте? – решился он.

– Это самое северное из укреплений Миертина. Застава против приграничных варваров.

– Откуда ты о нем знал?

– Заучил когда-то карту этих мест.

– Удачно вышло.

– Не особенно, – пожал плечами Блоха, – Я их все заучивал.

– В Гнезде сотни карт! – выпучил незрячие глаза Валин.

– Да уж, – согласился Блоха, – морока была.

Валин повернулся к югу, к старинному форту. Сейчас слепота бесила его больше обычного. С людьми его выручали другие чувства. Он слышал их приближение, дыхание, сердцебиение. Он чуял их страх и надежду. Их смятение. А здесь, перед обломками стены, он слышал только ветер и чуял только слабый холодный запах камня.

– Удержим? – спросил он.

– Даже не надейся.

– Зачем тогда?

– Мы не за победу бьемся. Мы тянем время. Эта древняя стена выиграет нам день. Может, два, если удачно выпадут кости. Не так легко проскакать сквозь стену на лошади.

– Что помешает им зайти в обход?

– На западе река, – ответила Хуутсуу, – а на востоке, похоже, болото.

По ее тону трудно было судить, довольна ли она позицией.

– И еще, – добавил Блоха, – Балендин не рискнет оставить за спиной полную врагов крепость.

– Полную? – усомнился Валин. – У нас сколько: сотня аннурцев на подходе и с десяток ургулов Хуутсуу?

– Нет, – возразила женщина. – Это не наша война. Мне все равно, падет ли ваша трусливая империя. Мы пришли убить аннурского лича, а не воевать со своими.

– Ну так убивай, – согласился Блоха.

От Хуутсуу пахнуло гневом.

– Наш договор…

– В силе, – спокойно подхватил Блоха. – Но прежде придется дать хороший бой. Без боя Балендину не нужно прибегать к своему колодцу, а мы не сумеем к нему подобраться.

– Отвлекающий маневр? – с сомнением спросила Хуутсуу. – Не пройдет. Этот лич даже в битве бережет себя. Если бы ему можно было воткнуть копье в спину, он был бы уже мертв.

– Я имел в виду не копье, – ответил Блоха. – Думал скорей о взрывчатке. Не может же он остерегаться всего и вся. «Крот», рванувший у него под ногами, может сделать дело.

Подозрения Хуутсуу повисли в воздухе запахом переспелого плода.

– Если у вас есть такие… штуки, если вы можете устроить такой взрыв, почему не убили его много месяцев назад?

– Не было походящего места, – объяснил Валин, которому слепота не помешала разобраться в стратегии. – Чтобы взрыв достиг цели, надо знать, где и когда окажется Балендин. До сих пор фронт был слишком широк. И время точно не рассчитать.

– Так, – согласился Блоха, – и еще, если мы и знали, где он окажется наверняка, такие места всегда выпадали посреди ургульской армии. Вряд ли они любезно позволили бы нам заложить заряд в своем лагере. А здесь у нас все, что требуется. Мы знаем когда и неплохо представляем где.

– Тот холм, – кивнула Хуутсуу, повернувшись в седле.

Валин не понял, в какую сторону она указала.

– Да, тот холм. Достаточно высок, чтобы он видел и его видели. Он притащит туда пленных и начнет их резать в расчете вытянуть новые силы из ургулов и наших на стене. Но это означает, – Блоха обернулся к Хуутсуу, – что на стене должны быть люди. Мы должны дать бой. Иначе ему незачем будет подниматься на тот холм. Только даром запустим в небо пару комьев земли.

Хуутсуу долго не отвечала. Валин слышал беспокойное движение всадников у нее за спиной.

– Хорошо, – решила она наконец. – Мы встанем здесь вместе с вами. Мы принесем великую жертву Квине. А вы убьете лича.

Только после того, как она развернула коня, на своем языке приказывая ургулам встать южнее крепости и готовиться к бою, Блоха обратился к Валину.

– Она не предаст? – спросил он.

Валин помолчал, вспоминая все, что знал о Хуутсуу.

– Нет, – ответил он наконец. – Слишком горда.

– Рискованно полагаться на одну женскую гордость.

– Когда я в степи захватил ее в плен, она, глядя мне в глаза, обещала, что, если я ее не убью, она меня еще достанет.

– Глупо.

– Может быть, – кивнул Валин. – Но храбро.

– Храбрость редко обходится без глупости.

Валин покачал головой, стараясь трезво оценить положение.

– Она ненавидит Балендина, – сказал он. – Для нее он… извратил все святое.

Блоха хмыкнул:

– Так извратил, что можно изменить своим?

– Она не видит в этом измены. Ургулы не разделяют наших взглядов на командование и воинский долг, – пояснил Валин, вспоминая, как Хуутсуу убивала выступивших против нее ургульских воинов, без жалости и без колебаний резала им глотки. – Для Хуутсуу важен результат, а не путь. Если для убийства Балендина надо биться с ургулами, она будет биться. Да им и не впервой сражаться друг с другом. Я теперь мало что вижу ясно, но здесь скажу: она встанет на этой стене и будет драться.

Блоха цыкнул зубом и сплюнул в грязь.

– А ты? Сможешь драться?

Валин глубоко вздохнул. У него разом вспотели ладони, в памяти встала кровь и смерть Андт-Кила. Он снова услышал вопли гибнущих под клинками, сгорающих заживо, раздавленных рухнувшими домами, захлебывающихся в озере людей.

– Буду драться, – выдавил он наконец. – Буду.

37

В низкой узкой палатке было темно и жарко. Воняло плохо выделанными шкурами и человеческим потом. По кожаной крыше миллионами коготков скреб песок. Визжал ветер, рвал привязанные к камням углы. Невозможно было заметить смену дня и ночи: кожаная крыша не пропускала сочившегося сквозь тучу пыли скудного водянистого света, так что Каден с Длинным Кулаком в полдень и в полночь спали почти в кромешной темноте и даже дыхания своего не слышали за яростью бури.

Со временем Кадену стало казаться, что мира за стенами палатки больше не существует. Аннур, Ашк-лан, Мертвое Сердце, Поясница – все представлялось выдумкой или сном, да и сон от яви он теперь отличал с трудом. Длинный Кулак разговаривать не желал, только сидел, обратившись лицом на северо-восток, безмолвной массой в темноте укрытия.

Когда, неделю спустя, буря наконец иссякла и Каден на подгибающихся ногах вывалился из палатки, свет острием вонзился ему в глаза. Он ошеломленно замер. Непогодь, как ни ярилась, не оставила после себя ни следа. Та же унылая выжженная земля. Ослепительная голубизна, кожей натянутая на барабан неба. Каден глубоко вздохнул, упиваясь чистым воздухом, утренней прохладой, вливающейся в саднящие больные легкие, и только потом сообразил, что это значит.

– Она жива.

– Пока жива, – кивнул Длинный Кулак. – Надо спешить, чтобы найти ее раньше кшештрим.

Каден оглядел ржавые горные пики на западе:

– Мы точно не знаем,