Гостья - Стефани Майер

Разумеется, Мелани права, права во всем: Ищейку нельзя оставлять в живых. Если ее оставить в тюрьме, она будет рыть носом, пока не сбежит. Если она окажется на свободе, моя семья и дня не проживет.

К тому же она убила Уэса — юношу, которого все любили. Эту утрату невозможно восполнить. Я понимала людей, жаждавших мести, и на самом деле желала Ищейке смерти.

— Анни? Анни?

Джейми тряс меня за руку. Я не сразу поняла, что меня окликают, причем, судя по всему, уже давно.

— Анни? — Джеб склонился надо мной. Его лицо ничего не выражало — фирменная непроницаемая маска, которая означала, что его обуревают чувства. — Ребята интересуются: может, у тебя есть вопросы, которые ты хочешь задать Ищейке?

Я провела рукой по лбу, отгоняя навязчивый образ.

— А если нет?

— Они устали ее охранять. Времена сейчас тяжелые. Они бы предпочли провести это время с друзьями.

Я кивнула.

— Хорошо. Наверное, мне стоит… с ней повидаться. — Я оттолкнулась от стены и поднялась. Руки дрожали, и я сжала их в кулаки.

«Утебя же нет вопросов». «Я что нибудь придумаю». «Зачем растягивать мучения?» «Не знаю».

«Ты пытаешься ее спасти!» — Мелани кипела от ярости.

«Это невозможно».

«Вот именно. Невозможно. И потом, тебе самой будет легче, если она умрет. Дай им ее пристрелить». Я поежилась.

— Все хорошо? — спросил Джейми. Я кивнула, не доверяя своему голосу.

— Ты не обязана туда идти, — сказал Джейми, пристально глядя мне в лицо.

— Все в порядке, — прошептала я.

Рука Джейми обхватила мою, но я стряхнула его пальцы.

— Джейми, оставайся здесь.

— Я пойду с тобой.

— Ты никуда не пойдешь, — настойчиво повторила я. Наши взгляды встретились, и на этот раз я выиграла спор. Упрямо вздернув подбородок, Джейми прислонился к стене.

Кажется, Иен тоже собрался последовать за мной, но я остановила его взглядом.

Джаред пропустил меня с невозмутимым видом.

— Она все время чем то недовольна, — негромко сообщил мне Джеб по пути к норе. — Ты себя тихо вела, а эта постоянно чего то требует: еды, воды, подушку. И угрожает: «Ищейки вас найдут!» — и все в таком духе. Брандт еле сдерживается. Она его уже довела.

Я кивнула. Меня это ни капли не удивляло.

— Бежать, правда, не пыталась — много болтовни, мало дела. Как увидит оружие, сразу затихает.

Я поежилась.

— По моему, ей до чертиков хочется жить, — пробормотал Джеб себе под нос.

— Ты уверен… что это надежное место? — спросила я, когда мы зашли в темный, извилистый коридор.

Джеб хмыкнул.

— Ну, ты то дорогу не нашла. Иногда самый надежный способ спрятать вещь — оставить ее на виду.

— У нее мотивация посильнее моей.

— Ребята глаз с нее не спускают. Не волнуйся. Мы почти пришли.

Сколько раз я поворачивала за этот угол, ощупывая внутреннюю часть острого выступа, совсем как сейчас? Я никогда не шла по внешней стене. Она была неровной, с торчащими острыми камнями — я боялась споткнуться и поставить синяк. И потом, тут было короче.

Когда мне впервые объяснили, что туннель вовсе не изгибался буквой «г», а разветвлялся буквой «у» — то есть от основного туннеля отходили два ответвления, — я почувствовала себя одураченной. Джеб прав: иногда самый надежный способ спрятать вещь — оставить ее на виду. В минуты отчаяния, когда я задумывалась о побеге, мне и в голову не приходило, что эта нора, тюрьма, этот темный и мрачный угол, этот каменный мешок, в котором меня похоронили… Да что там, даже умница Мел не догадалась, что меня держали в нескольких шагах от выхода!

К тому же существовал и другой выход: крохотный — по нему приходилось ползти на четвереньках. Когда меня привели в пещеры, я шла, выпрямившись в полный рост, потому то и не искала нору. И потом, я с самого начала держалась подальше от больницы и никогда не изучала закутки владений дока.

Знакомый, хотя и полузабытый — словно из прошлой жизни — голос прервал мои размышления.

— Не пойму, как вы еще живы, с таким то питанием. Фу! — Какой то пластиковый предмет ударился о камень.

За углом показался голубой свет.

— Вот уж не думала, что люди додумаются заморить кого то голодом. Слишком сложный план для таких тупоголовых созданий.

Джеб хмыкнул.

— Должен сказать, ребята меня впечатлили. Удивляюсь их терпению.

Мы свернули к освещенному тупику. Аарон и Брандт сидели с оружием в руках на довольно большом расстоянии от конца туннеля, где расхаживала Ищейка.

— Наконец то, — с облегчением пробормотал Брандт. Печаль проложила глубокие морщины на его лице.

Ищейка остановилась.

Я удивилась тому, в каких условиях ее содержали.

Вместо того чтобы поместить ее в крохотную неудобную нору, ей предоставили относительную свободу, отдав целый конец туннеля. На полу у дальней стены лежали матрас и подушка. Неподалеку валялся пластиковый поднос, опрокинутая суповая миска и корешки хикамы. Немного супа пролилось на пол. Стало понятно, что это был за шум — она выбросила еду, хотя, судя по всему, сперва немного подкрепилась.

Я смотрела на эту, в некотором роде человеческую, картину и ощутила странную боль под ложечкой.

«За что нам такие мучения?» — мрачно пробормотала Мелани.

— Оставить вас с ней на минуту? — спросил Брандт, и боль подступила снова. Говоря обо мне, Брандт никогда не использовал местоимения женского рода, как и все остальные, за редким исключением…

— Да, — прошептала я.

— Осторожно, — предупредил Аарон. — Она та еще злючка.

Никто не двинулся с места. Я кивнула и в полном одиночестве направилась в конец туннеля.

Злобный взгляд Ищейки, словно холодные пальцы, ощупывал мое лицо. Грубая ухмылка исказила ее черты. Ни у одной Души я не видела подобного выражения.

— Ну что же, здравствуй, Мелани, — поддела она меня. — Что так долго не заглядывала? Или твои приятели решили, что тебе удастся меня разговорить? Что я выдам все секреты лишь потому, что у тебя в глазах отражается несчастная Душа, которой промыли мозги и заткнули рот? — Она хохотнула.

Я медленно приблизилась к ней, стараясь убедить себя, что ненависть, сотрясающая мое тело, не имеет ко мне никакого отношения. В двух шагах от нее мое тело напряглось, готовое броситься бежать.

Ищейка не проявляла агрессии, но расслабиться я не могла. Эта встреча ничем не напоминала разговор с Ищейкой на шоссе — не было привычного ощущения безопасности, как при разговоре с доброжелательными представителями нашего рода. И снова меня пронзило странное предчувствие, убеждение, что она переживет меня, переживет надолго.