Слепой боец - Юлия Горишняя

Судьба в образе Гьюви не выбирала — кого первым. Ей было безразлично.

Отрубить голову человеку, стоящему во весь рост, да чтоб меч в позвонках не заклинило, это непросто. Это уже почти щегольство. Рука, и заточка, и выучка, да еще немного удачи. Когда это делает мастер, оно получается с одного раза и почти бесшумно.

Но если на этом корабле не было капитана, то по крайней мере «старший носа» здесь был.

Деши спрыгнул вниз, только загудело, и если бы Гьюви Хиджара не был сейчас так спокоен и нетороплив в том, чтоб убивать, он бы, пожалуй, успел взмахнуть мечом еще раз, а так не успел.

«Старший носа» с этого корабля щеголять не собирался — он просто перехватил секиру повыше и ударил обухом сбоку; шлем лопнул не лопнул — не заметить, но Гьюви, сын Отхмера, упалне вскрикнув, как эшвен за мгновение до него.

Деши Тяжелая Секира есть Деши Тяжелая Секира. Тут уже ничего не поделаешь.

Единственное, о чем Деши жалел сейчас, что удар был немного неправильный нанесен сзади.

— Ну? — сказал он, оборачиваясь. — У кого еще ум не на месте?!

Пожалуй, ум был не на месте у всех, но никто этого вслух не сказал.

Рият обрадовалась, что не ела сегодня, потому как иначе ее бы сейчас стошнило. От страха. «Я за НЕГО испугалась, — подумала она. — Я ЗА НЕГО ИСПУГАЛАСЬ. Я — ЗА НЕГО… Кэммон Великий, ну какая же я тряпка!!!»

Она была уже почти в рабочем состоянии. И та пустота внутри пропала. (Видно, и впрямь — просто реакция после заклинания. Странно, что такого она прежде не помнит.) «Я же теперь, — подумала она вдруг, — здесь все и всех разнесу».

В опасной берлоге, где пахло грозой и вещи вдоль стен могли прыгнуть, когда не ждешь, Гэвин настороженно заворчал, приподнимаясь, и даже почувствовал, как шерсть в глухой ярости встает у него на загривке.

«Уходите».

Кто смеет без него…

И одновременно он чувствовал свое безмерное удивление этой яростью и переступил лапами по гладкому полу с какими-то крошечными выпуклостями и рассыпанным песком, а ворчание перешло в неопределенное повизгивание.

Почему у него перед глазами какие-то доски (не пахнут — странно), почему левая передняя болит, прямо отваливается, и почему, когда он шевелится, оглядываясь, какой-то человек рядом говорит ему:

— Капитан, так ты живой, что ли?

Конечно же, Гэвин был жив, раз был жив бани Вилийас. Ежели Пойг разговаривал спокойным, совершенно нормальным голосом, это вовсе не значит, что у него ум был на месте, в отличие от остальных.

— А мы-то уж думали, кинпуром тебя достало, — продолжал Пойг. И в сторону, негромко! — Ну Тойми…

Похоже, Гэвин был сейчас самым трезвомыслящим здесь человеком. Потому что его нисколько не волновало, кинпур или не кинпур, а волновало его только то, что его странный приятель, волк, от которого столько треволнений, застрял там, возле голубой, опасной и светящейся, и все не двигается с места, точно невесть что там обнаружил; и вдруг, обернувшись, он рычит что-то непонятное… нет, это Пойг рычит что-то непонятное… нет, это Пойг говорит что-то непонятное… нет, это Пойг говорит:

— Гармафаны.

Потому что Гэвин, оказывается, успел спросить, какие «опасные» корабли. Гармафаны. Значит, у нас нет заложника. Впрочем, его все равно б не было.

Подумав о бани Вилийасе, Гэвин ощутил ту связь со своим заклинанием, которым он до сих пор мог убить пленника в любой момент. И ощутил еще одну связь.

Он просто не мог допустить, чтобы кто-то позволял себе считать «все кончено», когда Гэвин, сын Гэвира, не сказал еще своего решающего слова. Его гордость (так ему казалось) умерла бы последней из всего, что в нем было. Вот почему сейчас он был здесь, а не только там, где странный волк тычется ему в шею, словно извиняясь, словно пытаясь успокоить, мол, видишь же, со мною все в порядке, — и это приятно, даже несмотря на все худые запахи, сколько их там; там очень страшно, в этой темнющей берлоге, но Гэвин все равно остался бы в ней, потому что его другу это нужно, а он, как-никак, единственный друг у него на свете, странный или нет… «Уходите».

«Лось» мог бы уйти — потому что по тем сигналам, которые на нем слышали, выходило: «Дубовый Борт» повстречал в Кайнумах опасность, удирает сам и им советует. Опасность с севера — значит, нужно не разворачиваться (поскольку удирать против ветра не с руки), а ворочать мористее. А «Дубовый Борт», очевидно, выйдет из Кайнумов южнее или вовсе вывернет на западную сторону островов, как получится.

«Лось» шел вдоль островов, возле Девятого Южного. Там есть место, с которого видно горло пролива между Куанталой и Салу-Кри, к которому должен был идти «Дубовый Борт», чтоб перехватить дарду, и Йиррин, естественно, покуда «Лось» поворачивал, посмотрел туда. Он-то не кормщик, парусной смене командовать не его дело. В просвете среди скал мелькнул «Дубовый Борт», он был виден боком и вкось, показывая корму, и очень много странного было в том, что он здесь, и в том, что на нем не гребут; но что-то было еще более странное во всем этом, что заставило Йиррина поджаться, а еще какие-то мгновения спустя, когда Девятый Южный и еще один остров уже закрыли «Дубовый Борт», он сообразил, что Вымпелы, которые были растянуты ветром, не шевелились.

Как давеча. Три золотые птицы.

— Коги, сын Аяти, — сказал он. — Веди в проход к Салу-Кри.

— А зачем? — сказал тот, тут же, впрочем, прокричав слова команды. — Сказано же, удирай. А мне эта дардочка сразу не понравилась. Право слово, ничего не может там быть, капитан, хорошего.

— Весла, Коги, — сказал Йиррин. «Лось» шел тем же путем, что и «Дубовый Борт» перед ним. Рычали весла, потому отдаленный шум галер они не слышали. Впереди показался «Дубовый Борт». На его корме шевельнулся алый плащ — это Гэвин поднимался, чтобы посмотреть на проходящую мимо «змею» Йиррина.

Она проходила не совсем мимо — свернув много раньше. Ее нос рыскал из стороны в сторону. «Влево, Коги, — говорил Йиррин. — Вправо. Давай быстрее. Нет, подожми». У «Лося» был, право слово, совершенно обалдевший вид. «Погоди немного, — словно говорила она Рият. — Погоди. Мой напарник попался, я не понимаю, что делать, сейчас я растеряюсь вконец и допущу ошибку, и ты возьмешь меня».

Она должна была находиться здесь. Колдунья. Невежество иногда помогает больше полузнания — Йиррин когда-либо имел дело только с заклинаниями ключа «видеть» или еще «дотрагиваться» (в ди-герете), о ключе «называть» и об Именах-в-Волшебстве он только слышал, какой-либо более изощренный ключ и представить себе не мог. Слова бани Вилийаса о «колдунье, которая смотрит в Глаза, расставленные по побережью», зацепились в нем об отдаленные сведения про эти Глаза таким образом, что получалось: они нужны колдунье не только для того, чтобы вовремя обнаружить опасный корабль, но и для того, чтобы ключ «видеть» мог сработать, вроде бы эти Глаза становятся частью ее собственного тела.