Библиотека мировой литературы для детей, том 49 - Йозеф Плева

Отец спрашивает:

— Вот тут он у тебя был? На мелководье? Да тут и самый хороший невод ничего не поймает. А ведь самым хорошим ты свой невод небось не назвал бы? Правильно я говорю?

Лют Матен не хочет и смотреть на отца. Вот он какой, оказывается! Знал все заранее и ни словечка не сказал: так, мол, детские игрушки! А теперь… Нет теперь никакого невода! Нечего о нем спрашивать.

Заметив, что Лют Матен нахмурился, отец улыбается и кладет ему руку на плечо:

— Ты не серчай, Лют Матен. Дело поправимое.

— Как это — поправимое?

На минуту воцаряется молчание. Отец задумчиво смотрит прямо перед собой. И вдруг, взглянув по очереди на всех детей — на Лют Матена, Марикен и Кауле Браминга, — говорит:

— Слушайте, Лют Матен, Марикен и Кауле Браминг! Вот что я вам скажу. Если есть у вас охота и вы не бросите все на другой же день и если вы мне это обещаете, то мы с вами вместе поставим новый невод.

Дети не отрывают глаз от бригадира Матена. Марикен как открыла свой маленький рот, так и забыла закрыть. А Кауле Браминг — сразу видно — не верит, сомневается: неужто бригадир рыбаков это вправду?

Зато у Лют Матена такое лицо, будто наступил и день рождения, и Новый год сразу.

— Всамделишный невод? — спрашивает он. — На глубокой воде?

— Как положено, — кивая, отвечает отец.

— На настоящих сваях? Таких, как вы ставите?

Отец снова кивает:

— А как же? Делать так делать! Все как полагается. Но и не чересчур большой. Вы и сами-то не больно велики.

— Ну-ну! Не так-то и малы!

Кауле выпрямляется и сразу делается немного больше. А Марикен повыше задирает свой курносый нос.

Зато Лют Матен ничего не делает. Большой там или маленький — это ему все равно. Они будут ставить невод, настоящий. И на глубокой воде. Далеко-далеко в заливе. Вместе с отцом. Вот это самое главное.

Неожиданно он вскакивает и кричит:

— А я знаю, где мы его поставим! У Зеленой воды — вот где!

— Тише, тише! Ишь ты, разбежался! Сперва пойдемте-ка к причалу и соберем все, что нам для этого надобно.

Всякие бывают истории. Бывают и с настоящим концом. После них можно поставить точку и «Конец».

А вот после нашей истории я уже слышу, как вы спрашиваете: а что дальше-то было? С Лют Матеном? С Марикен и Кауле Брамингом? И с бригадиром Матеном? Невод-то они поставили?

Но, по правде сказать, я знаю, как все было, только еще на два дня вперед.

В первый день вечером новый невод уже стоял в заливе.

На второй, рано утром, они все вместе поехали на лодке выбирать сети. А в сетях — двадцать три угря.

Что ж, на этом, стало быть, и кончилась наша история?

Или не кончилась?

Ведь далеко в заливе стоит настоящий ребячий невод — сколько он еще рыбы поймает?

Кристине Нёстлингер

ДОЛОЙ ОГУРЕЧНОГО КОРОЛЯ!

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Мой дед сказал, что кому-то из нас нужно записать эту историю.

Что ж, он абсолютно прав. Сделать это вызвалась Мартина. Но все ее благие намерения свелись к покупке розовой бумаги и зеленой ленты для пишущей машинки. Она сказала, что еще не начинала, так как очень сложно эту историю разбить на периоды.

Самое главное — верно расчленить историю на периоды, сказал ей учитель немецкого. Лично мне тысячу раз наплевать на всякие периоды! А раз уж у меня одна нога в гипсе и я все равно не могу ходить в бассейн, запишу-ка все это я сам.

ГЛАВА ПЕРВАЯ ИЛИ № 1

согласно периодизации учителя немецкого

Я расскажу про нас. — Кто громыхал на кухне. — Главный редактор знать об этом не хочет. — Фотоаппараты тоже не проявили интереса, хоть их целых пять штук.

Началось все гораздо раньше. Но мы об этом узнали лишь в прошлогоднее пасхальное воскресенье за завтраком. Сперва громыхнуло. «Наверное, в кухне что-нибудь опрокинулось», — подумал я. Мама пошла посмотреть, а когда вернулась, она вся дрожала, а мы…

Впрочем, сначала я должен представить нас. Мы — это дед, и мама, и папа, и Мартина, и Ники, и я.

Деду почти семьдесят, в результате недавнего инсульта у него одеревенела нога и перекосился рот. Однако и с кривым ртом он сегодня такое загнуть может — почище, чем многие другие с изумительно прямыми. Дед — отец папы.

Папе скоро сорок, и он заведует отделом в одной фирме по страхованию автомобилей. Мама говорит, что на службе папа имеет право наорать максимум на трех сотрудников. Поэтому-то он так много разоряется дома, считает дед.

Маме тоже около сорока. Но выглядит она значительно моложе. Она крашеная блондинка и весит всего пятьдесят кэгэ. У нее почти всегда хорошее настроение. Иногда она злится и ворчит: она, мол, для нас только прислуга, вот пойдет работать, тогда мы узнаем, почем фунт лиха.

Мартина ходит в пятый класс гимназии. Она худая, длинноногая, и волосы у нее белокурые. Причем настоящие. Она плохо видит, потому что челка свисает ей прямо на глаза. Она влюблена в Бергера Алекса, своего одноклассника. Папа скандалит: видите ли, у Бергера Алекса длиннющие патлы. Мама считает, что это ничего не значит. Мартина так и так в классе лучшая, а с первой любовью, как правило, в брак не вступают. По сравнению со своими одноклассницами Мартина не такая уж дура.

Ники наш младший брат. Чаще я зову его просто Ник. В школе он сейчас проходит, сколько будет дважды два, хотя знал он это уже три года назад. Недавно он вызвал грандиозный переполох, когда прямо посреди урока арифметики поднялся, сказал «до свидания» и спокойненько удалился. Причем двинулся отнюдь не домой, а к старому Хуберту, нашему плотнику. Там он стружку сгребал в кучи. Мечта у него такая: стать плотником. Учительница позвонила маме и сказала, что Ники грозит пара по поведению.

Меня зовут Вольфганг, мне двенадцать лет. Учусь я во втором классе гимназии. Мартина говорит, что с моей вывеской лучше на улице не показываться. Лично мне до лампочки, как я выгляжу. Все равно, как хотелось бы, мне уже не выглядеть. Поэтому я и не ношу пластинку для исправления прикуса, хотя она обошлась родителям в пять тысяч шиллингов. Как у меня зубы растут, мне теперь безразлично. До сих