Любовь дикая и прекрасная - Бертрис Смолл

— Приветствуйте поклоном Великого евнуха, — яростно прошипел Осман, падая на колени и низко склоняясь.

— Насекомое, — так же яростно зашипела она в ответ, — я кузина короля и не встаю на колени ни перед кем, кроме Бога и моего господина.

Гора плоти затряслась, давясь громоподобным хохотом.

— Хорошо сказано, женщина! Мой господин Чикалазаде любит острый ум… если только его умеряет мудрость. — Голос казался странно высоким для такого внушительного человека. — Осман, подожди снаружи.

А когда тот вышел, Великий евнух повернулся к Кат.

— Я Хаммид, управляющий хозяйством визиря. Как зовут тебя, моя красавица?

Гордо выпрямившись, она сказала:

— Я леди Катриона Стюарт Хепберн, графиня Ботвелл. Я кузина его величества короля Шотландии Джеймса, который, по смерти королевы Елизаветы, также станет и королем Англии. Я здесь по принуждению, похищенная вместе со служанкой волею сестры вашего господина. Эта женщина домогается моего мужа, хотя им отвергнута. Она думает, что отомстит, услав меня сюда.

Если вы только дадите знать моему мужу, лорду Ботвеллу, то он заплатит вашему господину выкуп, вдвое превышающий тот, что будет запрошен. Вас тоже ждет богатая награда.

— Мой господин не имеет привычки клянчить выкупы, женщина. Тебя прислали сюда не за этим, сама хорошо понимаешь. Если бы сестра визиря желала вымогать деньги, то тем бы дело и кончилось. Но она пожелала разлучить тебя с мужем и увидела, что одновременно сможет оказать своему брату добрую услугу.

Из-под своих припухлых век Хаммид поглядывал на новую невольницу, желая знать, какое впечатление произвели его слова. Так евнух оценивал, чего она стоит. И он испытал бы сильное разочарование, если бы шотландская дама не проявила силы духа.

— Я замужняя женщина, — заявила Кат, — и не стану подчиняться вашему господину. Скорее умру!

И снова комната затряслась от хохота Великого евнуха.

— Чепуха! — воскликнул он. — Ты — сама жизнь! Не надо пустых угроз. Я слишком много имел дело с женщинами и знаю, когда они всерьез помышляют наложить на себя руки.

Хаммид увидел, что ее глаза блестят от слез, но не пролилось ни единой. В трудном положении дама проявляла мужество, и это ему понравилось.

— Не бойся, красавица. Тебя не поведут к моему господину заплаканной и визжащей. Несколько дней ты отдохнешь. Восстановишь силы после тяжкого испытания, познакомишься с нашими обычаями. Подойди теперь поближе, чтоб мне получше тебя разглядеть.

Кат медленно двинулась вперед, пока не встала прямо перед ним.

— Разденься, женщина.

— Нет! — Казалось, невольницу поразила эта просьба, и она была готова взбунтоваться. Хаммид вздохнул.

— Мне не хочется ставить тебя в неловкое положение, женщина, но если ты не подчинишься, то я просто позову Османа и тебя разденет он.

На миг Кат застыла от гнева. Затем, поняв, что сопротивляться бессмысленно, она пожала плечами и медленно стянула покрывало. Затем сняла парчовое болеро.

Дрожащими пальцами расстегнула крохотные жемчужные пуговицы кисейной блузы и тоже сняла ее. Наконец, сбросила с ног замшевые тапочки и шагнула из шелковых шаровар.

— Подними руки за голову, женщина, — приказал Хаммид, а когда она подчинилась, то, не отрывая взгляда от ее прекрасных округлых грудей, от темно-розовых сосков, негр прошептал:

— Великолепно! — А затем опять приказал:

— Распусти волосы и повернись ко мне.

Золотистые волосы обрушились почти до самой талии. Евнух улыбнулся.

— Когда мой господин увидит тебя, женщина, то потеряет голову. Ты — услада взору. А теперь снова одевайся. Осман отведет тебя и твои покои, твоя служанка уже там. Хочешь кушать?

Она кивнула.

— Я прикажу, чтобы тебе немедленно подали ужин.

Потом баня, массаж и добрый сон. Ты ощутишь себя заново рожденной. Через три дня я сам выеду с тобой в город, потому что хочу тебе кое-что показать.

Он хлопнул в ладоши; снова появился Осман и увел ее. А Хаммид некоторое время просидел неподвижно, а затем сказал:

— Что ж, господин, по-моему, ваша сестра оказала вам невзначай огромную любезность. Что вы думаете об этой женщине?

Из-за резной ширмы, стоявшей позади Великого евнуха, шагнул высокий человек.

— Она восхитительна! Клянусь Аллахом, Хаммид, я страстно ее желаю! Мои чресла уже горят желанием иметь ее подо мной, чтоб она обессилела, чтоб лишилась чувств от моей любви!

— Не станем спешить, мой господин. Она будет вашей, обещаю вам, но прежде я должен завоевать ее доверие. Ради такой драгоценности стоит и подождать, мой господин.

— Но уступит ли она, друг мой? Я вижу в ней упрямство, которое не так-то просто переломить.

Хаммид улыбнулся.

— Уступит, мой господин. Вы обратили внимание, какое пышное у нее тело? Это тело женщины, привыкшей к почти ежедневным ласкам. А прошло уже несколько недель, как ее похитили, и капитан Хайр-ад-Дин клянется, что в пути к ней не притрагивались. Хотя ум ее не желает признать это, тело уже желает прикосновения мужчины. Мы окружим ее миром чувственных наслаждений, пока ее любовный голод не пересилит желание сопротивляться. Неделя-две — самое большее, мой господин Чика, и она будет ваша!

Паша сверкнул белозубой улыбкой.

— Какое имя мы ей дадим?

— Инчили, — не задумываясь, ответил евнух.

— Инчили, Жемчужина, — да! Мне это нравится, Хаммид!

А пока они вели эту беседу, Катриона снова шла за Османом по бесконечным коридорам дворца. Внезапно пленница осознала, что пересекла какую-то невидимую линию и очутилась в гаремном отделении. Повсюду были женщины, женщины всех рас и цветов кожи, дамы и служанки. До ушей графини доносились их замечания, но ей удавалось сохранять бесстрастное лицо.

— Аллах! Какая красавица!

— А так ли хороши мозги, как лицо?

— И то, и другое вместе редко бывает, Ферюке.

— Латифа Султан позеленеет от злобы.

— И нечего жалеть об этом.

Послышался смех. Катриону провели в просторную комнату, где уже стояла Сюзан. Госпожа и служанка радостно бросились в объятия друг к другу.

— Я так волновалась, — сказала девушка. — Нас смогут выкупить?

— Нет, — отвечала Кат. — Придется придумать что-нибудь другое. Однако пока что встреча с визирем мне не грозит.

Осман, не разобравший ни слова, спросил:

— На каком языке вы говорите, женщина?

Говорите по-турецки или, если вашей рабыне трудно, воспользуйтесь французским или итальянским, чтобы я вас понимал.

Кат рассмеялась.

— Мы говорим на гаэльском, языке наших предков, но если это тебя смущает, мы перейдем на турецкий.

Осман, казалось, расстроился.

— Рабыни принесут вам ужин, благородная дама. А потом, согласно указанию Великого евнуха, вас отведут в бани. Я вернусь утром.