Проект Деметра - Райдо Витич

Эрику успокаивал и убаюкивал его голос, она притихла и действительно захотела спать.

Мужчина уложил ее, а сам еще долго сидел рядом и, смотрел перед собой, не видя ничего. Потом встал и пошел из спальни. Остановился у стойки с мечами, постоял и заставил себя отвернуться. Спустился вниз.

Вейнер руки в карманы сунул, чтобы кулаки не видели, и попер, стараясь ни на кого не смотреть. Погано на душе и радостно одновременно. На ладонях до сих пор тепло Эры, и словно все еще по изгибу талии, по бедрам скользят, греют холмики груди. И на губах вкус ее губ, и перед глазами как все было…

Волосами тряхнул, чувствуя, что уносит.

Не было больше на нее обиды, наоборот надежда появилась, и понимание, почему она оттолкнула. Отсюда и знание что делать пришло.

К себе не пошел – разорвало бы в одиночестве – к Самеру дверь толкнул. Ребята за столом сидели, в карты, нарезанные из бумаги, что дали для конспектов, играли. Самер в кресле покачивался, из кружки что-то потягивал, выдавая характерное покрякивание. Радиш хитро щерился, положив руки на стол, и явно оба на равных шли. Ну, оно понятно – одному закор подсказывает, другому предки.

Вейнер взглядом им карты смешал и в окно отправил – тоже не лыком шит.

Легко у него получилось, друзья понять не успели, как уже в руках ничего не было.

– Нафига? – даже обиделся Радиш. Самер хохотнул и активнее качаться стал, поглядывая на гостя – светился тот и явно не спроста. Кувшин взял, понюхал жидкость и удивился:

– Бражка, что ли?

– Ага. Груши, ягоды и пара дней в тепле. Вполне получилась. А чего светимся, как прожектор на взлетной полосе?

– Чего? Ничего, – плечами подернул и сделал пару глотков пойла, что друзья сварганили. Крякнул: кислятинааааа.

– А сшибает, – оценил через пару минут.

– А то, – хмыкнул Самер.

– Что вдруг на спиртус потянуло? – сел в кресло и ноги на соседнее вытянул.

– Твоя идея, – буркнул Радиш.

– Пикник -романтик – ты придумал. Ну и поставили, теперь дегустируем.

– Не пойдет. Это только нам ничего, а Лале твоей точно не понравится.

Дверь распахнулась резко, с треском и грохотом, скрипнула сорванной петлей. Самер от неожиданности на пол грохнулся, не удержав равновесия на одной ножке стула. Радиш к столу пригнулся, а Шах застыл, затылком почуяв, кто это и по чью душу. В груди холодок появился и побежал змейкой, как бывало в детстве, когда натворит и знает – влетит.

На пороге стоял Эрлан. Взгляд холодный, как глаза инеем не покрылись – не понятно – лицо и то заморожено.

"Вон" – посмотрел сначала на Сабибора, потом на Порверша. Последнему два раза повторять не пришлось. Самер же поднялся, глядя непокорно.

– Вон, сказал, – процедил Лой – и не захочешь, а послушаешь.

Самер нехотя вышел, вернее ноги вынесли.

Вейнер не шелохнулся, только зубы сжал и взгляд упорно на вершину скалы, что в окне видно. Он слушал, ждал шагов, нападения и был готов его отразить. Понимал, за что будет драка и даже радовался такой перспективе.

Лой же смотрел ему в спину и понимал, что не может его ударить, при всем желании – не может. Физическая боль Шаху привычна, это он от душевной с ума от непривычки сходит.

Стояла напряженная тишина. Мужчины понимали, что Лой как таран неспроста ввалился, не бражки попить. И Лири в проеме встал, как насмерть – просто памятник воинам изобразил.

Напряжение становилось невыносимым. Шах чувствовал, как на висках образуются капельки пота и сердце начинает бешено стучать, выпрыгивая от нетерпения.

Наконец послышались шаги и, Вейнер вскочил, готовый отразить удар и отправить ответный. Но Лой даже не глянув на него, с каменной миной прошел к окну и встал спиной к брату.

– Мне было шестнадцать. Я выходил из дейтрина после помолвки. Я был зол и недоволен. Меня интересовали кони и клинки. Ни о какой невесте я не думал, помолвка казалась издевательством. Шел и никого не видел от ярости, сметал всех на своем пути. Против воли отца не пойдешь, а очень хотелось.

Я сбил шестилетнюю тогда Эйорику Лайлох, твою подружку. Она просто улыбнулась мне, засмеялась и… Ее и Нейлин воспитывал Инар, наш с тобой дядя. Я никогда ими не интересовался – бегают малявки и пусть бегают. А тут как сердце вскрыли. Не объяснить этого, если не чувствовал…

Я не смог в мельберне. Мне стало не интересно, душу вынимало – так тянуло домой и вновь увидеть эту девчонку. Приехал тайно, тихо, стоял у окна и смотрел, как вы играете, порой с трудом сдерживаясь, чтобы не врезать тебе за то что толкаешь ее или отбираешь игрушку. А она улыбалась, понимаешь? Ты ее толкал, а она тебе улыбалась, словно не хотела знать что…

Картина прошлого так живо встала перед Эрлоном, что в горле встал ком и сердце сжало. Он помолчал, сглатывая и, продолжил:

– В мельберн вернуться не смог. Отец кричал, настаивал, я выходил, садился в седло… и возвращался. На третий раз отец просто посмотрел на меня и ни слова не сказал. Он все понял, понял, что случилось нечто больше и выше меня, неподвластное никому – ни мне, ни ему, ни даже совету трех.

Он не знал что делать, я еще не понимал.

Вы носились по дому. Я и сейчас слышу ваш топот, смех, визг. Мама, что-то мне говорила, а я слышал только вашу возню. Вам было весело, вы озарничали и крик стоял на весь дом…

Утром пришел к детской и сидел как дурак у дверей. Еще не знал, что ночью и ты и Эйорика исчезли. Я мечтал: каких-то десять лет и Эя станет достаточной взрослой, чтобы я смог за ней ухаживать, просить отца устроить этот союз. Я думал, где взять эти глупые цветы, которые ей так нравятся и, с которыми она тогда бежала от тебя…

А ее не стало. В тот момент, когда мне стал кто-то нужен, этого не стало. Я еще не мог ни понять, ни примириться с потерей тебя и Эйорики, как ушли и остальные…

Все перевернулось вмиг – ненужное стало нужным до крика и воя, значительное многие годы – пустым.

Эрлан помолчал и повернулся к брату. Тот истуканом стоял и смотрел на мужчину, а в глазах надежда, что Лой заткнется или перейдет на поучение. Всем существом Вейнер не хотел знать того, что говорит Эрлан и не мог воспротивиться, не мог даже рот открыть – губы как свело – сжало в нитку.

– Я искал вас, как и все. Шок, паника, слезы мамы…Ночью никто не спал и я не сразу понял, что шум другой, тревожный. Вылетел в одних брюках, меч схватить успел, а ножны не снял… Щенок!.. Меня так и положили, даже не понял. Падал и видел, как отцу отрубают голову…

Эрлан опять отвернулся, пару минут молчал, собираясь с силами продолжить ворошить прошлое. Не думал что оно все еще горящее, больное.

– Очнулся утром, а встать не могу и крикнуть не могу. Лежу в крови отца, мамы, нашего с тобой младшего брата, и они рядом, вот, руку протяни… Я не понимал, что произошло, это было неслыханно, это было как если б небеса разверзлись…