Степень вины - Ричард Паттерсон

— Нет. Но полагаю, что заслуживаю права на ошибку. — Пэйджит подался вперед. — Это очень тяжелый для меня случай, по причинам, которых тебе не понять. Но никогда не было у меня такого желания, чтобы ты рос без матери. Все, что я хотел для тебя, — чтобы ты был счастлив и спокоен.

Карло взглянул на него открытым взглядом.

— Я всегда и был таким, — тихо вымолвил он. — До недавнего времени. Не знаю, что произошло. Не знаю, что все это значит.

От этих простых слов Пэйджиту стало не по себе. Он снова вспомнил семилетнего малыша, не уверенного в себе — в своем будущем, в любви окружающих. Пэйджит сделал все возможное, чтобы мальчик, который сидел сейчас напротив, был не похож на того, каким он был раньше; его потрясла мысль, что это могло не получиться.

— Речь идет о твоей матери и обо мне, — проговорил Пэйджит. — Все это в далеком прошлом. И ты должен принять как данность то, что я не отношусь к ней так, как ты, и что она не относится ко мне так, как к тебе. — Пэйджит помолчал. — И в то же время я ничего не имею против того, что ты любишь ее.

— Потому что, если нет мамы, то любая подойдет?

— Нет. Потому что вы друг для друга можете много значить, и мне кажется, ей очень хочется этого. Если я не буду этому препятствовать.

Карло поднял голову:

— Я не позволю тебе этого.

— И она тоже. — Пэйджит помедлил. — Но я не могу быть ее адвокатом, Карло. Если завтра она проиграет, я помогу ей найти кого-нибудь еще.

После секундного размышления Карло кивнул в знак того, что понял. Тихо спросил:

— Ты думаешь, она проиграет?

— Полагаю, да.

Карло задумался.

— Если она проиграет, то не по твоей вине. Я и не знал, что ты такой хороший адвокат.

— Я тебе не говорил?

— Нет. — Лицо Карло осталось серьезным. — После того что было сегодня, уверен: никто не сделал бы все это лучше. Теперь мне легче будет примириться со всем, что бы ни случилось.

Мгновение Пэйджит молчал. Оказывается, совсем немного надо было сказать Карло, чтобы он, Пэйджит, почувствовал, насколько легче стала его ноша.

— Жаль, что я пропустил твой сезон, — произнес он наконец.

Карло пожал плечами:

— Но ты все же пришел. И это великолепно.

Последняя фраза пробудила воспоминание: они вдвоем смотрят телевизор; на экране Мария выходит из Дворца правосудия в тот день, когда погиб Ренсом. «Как игра?» — спросил тогда Пэйджит. «Великолепно», — ответил Карло. И все дни и недели, что прошли с той поры, Карло Пэйджит старался делать все наилучшим образом.

— Ты играешь здорово, — похвалил его Пэйджит. — Я гордился сегодня тобой.

Карло взглянул на него так, будто многое хотел сказать ему, а еще больше спросить. Но обронил только:

— Спасибо, папа.

Два слова. Пэйджит не знал, почему они заставили его глаза наполниться слезами.

— Я ведь на самом деле люблю тебя, Карло. Очень люблю.

Мальчик улыбнулся удивленной улыбкой:

— Это была только игра, папа. Вещь преходящая.

Пэйджит сумел заставить себя улыбнуться в ответ.

— Иногда родители забывают о перспективе, — произнес он.

Домой они пришли после десяти; было около одиннадцати, когда в спальне Пэйджита зазвонил телефон. Это был Маккинли Брукс.

— Мы просили судью Мастерс провести заседание завтра утром, — без предисловия сообщил Брукс. — В десять. Она хотела, чтобы я известил тебя об этом.

Голос у Брукса был угрюмый.

— В ее кабинете? — спросил Пэйджит.

— Нет. На открытом заседании. Мы пригласили прессу.

Инстинктивно Пэйджит бросил взгляд на ящик, где были спрятаны кассеты.

— О чем речь?

— Не могу сказать. Это ты должен выслушать при всех. Если пока еще не знаешь.

Речь идет о Терри, понял Пэйджит, напали на след кассет, видели ее подпись. Терри ждут неприятности, а Брукс намерен усугубить их.

— Не время для шуток, Мак. Если у вас есть новые улики или хотите объявить кому-то шах, для этого существуют закрытые заседания.

— Уже не время для этого, Крис. Будет открытое заседание, так распорядилась достопочтенная Кэролайн Кларк Мастерс. Там и встретимся.

Брукс повесил трубку.

Пэйджит сел на кровать. Они обвинят Терри в обструкции. И, конечно же, его, Пэйджита. Для окружного прокурора ситуация беспроигрышная: справедливое негодование, если выяснится, что Пэйджит уничтожил кассеты; требование их публично заслушать, если он не уничтожил их. И то и другое вынудит Кэролайн Мастерс принять решение не в пользу Марии Карелли. Надо было сделать так, чтобы это никоим образом не задело Терезу Перальту, самому Пэйджиту все было уже безразлично.

Но Брукс не мог знать того, что означает вторая кассета для Карло.

У Пэйджита появилось желание позвонить Терри. Но он знал, что она скажет: «Уничтожь кассеты ради Карло»; знал и другое — что откажется сделать это. Лучше уж избавить ее от бессонной ночи.

Пэйджит выдвинул ящик. Медленно вынул кассеты, с минуту разглядывал их. Потом положил в кейс.

Остается одно. Если Брукс примется за Терри, он попросит объявить перерыв и отдаст кассеты Кэролайн Мастерс.

Он снял телефонную трубку и набрал номер Марии Карелли.

7

Зал суда, освещенный люминесцентным светом, показался Пэйджиту унылым.

Он был переполнен. Маккинли Брукс взбудоражил всю прессу, объявив о своем выступлении в последний день слушаний. Брукс сидел рядом с Шарп за столом обвинения, сложив руки на животе и сохраняя безмятежное выражение лица, как человек, приученный к самоконтролю. В Шарп не чувствовалось обычного напряжения: это из-за того, что она не выступает сегодня, решил Пэйджит. Но в то же время в ней ощущалась некая торжественность, как будто ей предстояло быть свидетельницей важного события. Ни тот, ни другая не смотрели на Пэйджита и Марию.

Карло сидел позади матери. Пэйджит ничего не смог придумать, чтобы убедить его не приходить на это заседание. Мальчик был явно расстроен. Пэйджит не говорил ему о своих опасениях, но как раз отсутствие объяснений сказало Карло многое.

Ничего Пэйджит не сказал и Терри. Только сегодня утром он объявил ей о предстоящем открытом заседании. Вид у нее был потерянный, как будто она уже знала, что им предстоит. Сидя рядом с ней, Пэйджит видел синие полукружья у нее под глазами — след бессонной ночи. Он почувствовал себя виноватым — весь этот процесс, то, что она сделала для него и Карло, отняли у нее много сил.

Только Мария выглядела бесстрастной.

Удивительное дело, подумал Пэйджит. Мария одна знала о его тревогах; накануне вечером он сказал ей, что Брукс, видимо, напал на след кассет и их придется отдать. После паузы она медленно произнесла:

— У тебя нет выбора. Если бы Терри не нашла их, нашел бы Брукс. Ты не можешь заставить ее молчать.

На этом разговор тогда закончился. Теперь на лице ее была покорность судьбе, она попала в ловушку, которую сама устроила, и не собиралась жаловаться. И никто больше не узнает того, что узнал Пэйджит: ее чувства — это ее личное дело, проиграв, она останется верна им. Все остальное от нее не зависит.

Все, и пресса в том числе, ждали судью Мастерс.

Она не спешила. Это было странно, Кэролайн Мастерс всегда отличалась пунктуальностью. Было уже десять часов десять минут. Возможно, хотя Пэйджит сильно сомневался в этом, она наслаждалась последним великим выходом, прежде чем вернуться к безвестным процессам и мелким тяжбам.

— Всем встать, — провозгласил помощник судьи. — Заседание муниципального суда города и округа Сан-Франциско под председательством судьи Кэролайн Кларк Мастерс начинается.

Мастерс шла к судейскому столу, глядя на Брукса. Ее лицо с орлиными чертами не выражало интереса — лишь стремление решить трудную проблему.

— Итак, — сказала она Бруксу, — в чем же дело?

Брукс вышел из-за стола.

— Я хотел бы, Ваша Честь, чтобы меня выслушали — речь идет о вещах довольно важных. Полагаю, что вправе рассчитывать на внимание суда.

Выражение лица судьи было непроницаемым.

— Конечно, мистер Брукс.

Непроизвольно коснувшись кейса у своих ног, Пэйджит бросил взгляд на Терри. Когда она обернулась, адвокат понял, что она думает о том же, что и он. Прошептал:

— Кассеты у меня.

Ее глаза расширились:

— Почему?

— Я должен был их взять.

Мгновение она смотрела на него.

— А как же Карло?

— Ничего нельзя сделать.

Когда Брукс взошел на подиум, Пэйджит посмотрел на часы.

— Шесть недель назад, — начал Брукс, — в этом городе известная журналистка убила самого знаменитого писателя Америки. Его смерть поставила нас перед двумя очень важными вопросами. Почему так часто забывают о личности жертвы преступления? И какое решение принять относительно женщины, которая оправдывает свои действия попыткой изнасилования, но ничем не может доказать, что таковая имела место?