Митридат - Полупуднев Виталий Максимович

– Это ты и хотела сказать мне?

– И это, и другое, хотя и этого достаточно, чтобы задуматься. А задуматься есть над чем! Митридат сегодня силен, собрал немалое войско, которое предано ему. Это надо помнить!.. Но у Митридата нет завтрашнего дня, ибо он одинок, как в поле дуб, и сила только в нем самом!.. За его спиной нет народов, которые считали бы его своим отцом и богоданным владыкой, он растерял их!.. А под его ногами нет питающей земли, в Тавриде он всего лишь пришелец, беглец, преследуемый врагами!.. Да, Митридат – дуб, только вырванный из земли ураганом! Он еще зеленеет, но уже валится долу и при падении грозит многих раздавить. Твоя забота, как бы такого не случилось со Скифией!

– Но, сердце мое, ведь Митридат признанный царь Боспора и всей Тавриды, а мы – данники его! Все народы слушают его голос! Он прикажет – и все племена пойдут в поход!..

– Народы его слушают, ты прав, но в поход едва ли пойдут! Не решатся покинуть родные пределы, могилы отцов и дедов, не рискнут оставить беззащитными селения и очаги свои ради дальнего похода! Вот пришлое войско пойдет, ибо ему деваться некуда и терять нечего! А языги или аланы, а тем более роксоланы и, как я думаю, скифы своих земель не бросят!

– Что же ты советуешь, дорогая супруга?

– Пока кланяйся Митридату, обещай все, что он потребует! Но запомни: ты велик лишь как царь Тавриды! Идти тебе отсюда некуда!

– А если царь Митридат потребует?

– Это будет не так скоро. К тому времени боги скажут свое слово!

– Победит ли Митридат спесивых римлян?

Табана рассмеялась, стали видны ее желтые зубы.

– Рим велик и могуч! Он прислал для войны с Митридатом сначала Суллу, потом Лукулла и Помпея! И все они били Митридата, отняли у него власть, прогнали его на чужбину! Завтра Рим пришлет еще десять таких же полководцев, которые побеждают не потому, что они богатыри, а потому, что за их плечами стоит всесильный Рим! Нет, Фарзой, если Митридату не удалось одолеть римлян там, за морем, то здесь, повторяю, он всего лишь беглец!.. А беглецу Рима не повергнуть!

– Что еще ты хотела сказать мне?

– А то, что я скоро умру! И знаю – тебе будет нужна другая на мое место!

– Никто не займет твоего места, Табана!

– Пока я жива – никто! Боги не допустят этого! Но после моей смерти так будет!.. Из моих рук получил ты союз с агарами и роксоланами и мир на северных рубежах! Что ты получишь от Митридатовой дочери? Аркан, которым она свяжет тебя с Митридатом?.. Тогда ты станешь врагом римлян, а это совсем плохо!.. Может, твоей женой станет Сатеник, аланская царевна?.. Тоже не очень хорошо. Она поссорит тебя с роксоланами и поможет укрепиться аланам! Аланы же хотят сожрать и роксоланов и скифов!.. Подумай над всем этим, Фарзой! Не спеши с решениями!

– Боги знают, что ты говоришь, любезная жена! Ты жива и будешь долго жить по милости богов! И никакой другой царицы в Неаполе не увидят!

– Спасибо на добром слове. Я устала, иди к гостям, а на досуге подумай о нашем разговоре!

II

Митридат показал свои способности. Общаясь со скифскими князьями, он стал появляться уже не в греческом хитоне и не в персидском кандии. Он облачился в скифские шаровары и замшевый кафтан, расшитый варварской мишурой. Его бородатая физиономия, нависшие брови, хищный нос и огненный взор поразили воображение степного народа.

Царь не гнушался шатрами малых князей, одаривал их жен, вкушал от домашних блюд, пахнущих дымом костра, приносил жертвы мечу, воткнутому в кучу хвороста. Он был великолепен, когда появлялся на ристалище перед народом. Его умение скакать верхом на диком жеребце, появляться на грохочущей колеснице, держа в могучих руках красные вожжи шестнадцати взбешенных скачкой коней, напоенных заранее дурманящим зельем, выглядело как артистическое представление.

Умение царя рубить мечом, сыпать стрелами на скаку восхищало скифских витязей. Он завладел их душами, покорил их, увлек за собою. Казалось, еще не было в степи такого богатыря со времен легендарного Атея. Все удальцы скифские выглядели перед ним увальнями, не могли сравниться с ним в силе, ловкости и особенной мужественной красе! Одно появление Митридата верхом на коне приводило в восторг толпы степного воинства.

Мало кто знал, что царь поит своих коней дурманящим зельем. Еще большим секретом было то, что и сам царь все охотнее и чаще пользуется бодрящим питьем.

Как истый актер, он скрыл предательскую седину под слоем краски. А перед выездом на охоту и появлением на пирах пил отвар возбуждающей травы, оставленной ему Гипсикратией. Но преданная рабыня знала меру этому снадобью. Теперь напиток готовил Тимофей, он заваривал траву на глазок, сколько попало под руку. И, наливая в чашку, не предупреждал царя о крепости отвара, ибо не знал силы его. В результате царское сердце начинало стучать, как после быстрого бега, появлялась непроизвольная размашистость движений и вспыльчивость. Чувство перевозбуждения переходило к концу дня в странную оглушенность, спутанность мыслей и ощущений. Тогда царь старался уединиться и требовал у Тимофея другой настой – из макового семени. Расходившееся сердце успокаивалось, прекращалась пляска мыслей, царь засыпал.

Многие видели лихорадочную взвинченность Митридата, неестественность его пылающего взора, но объясняли это тем, что царь находится в состоянии божественного вдохновения, в котором скрыта тайна его обаяния и успехов. И, пожалуй, самым восторженным поклонником его оставался царевич Фарнак, который видел в отце недосягаемый образец обожествленного воителя и государя. Но и Фарнак приходил в изумление, пораженный неутомимостью отца, видя, как тот от восхода до заката солнца, а часто и ночи напролет, проводит среди людей. И уверенно руководит их гигантским хороводом, приводя в движение все, что так или иначе способно двигаться и выполнять его волю.

В степных охотах и шумных пирах Митридат проводил дни и недели, собирая воедино кочевые племена, заключая с ними союзы. Он одаривал царьков и князей, связывал их клятвами, увлекал за собою громкими обещаниями вечной дружбы и неслыханной добычи в предстоящем походе. Скифам он обещал укрепление их царства в Тавриде, а роксоланам – западные земли за Борисфеном. Аланам открывал двери еще дальше на запад, в страну богатую, где народы не дружны и не смогут оказать сопротивления.