Шерас. Летопись Аффондатора. Книга первая. 103-106 годы - Дмитрий Стародубцев

Божественный всеми силами стремился попасть на это заседание, поэтому, оставив в долине Спиера Абордажную либеру, весь обоз, раненых, золото, он налегке поспешил в Берктоль. Места в этих краях были совсем необжитые, дорог никто не прокладывал, и белоплащные в пути часто голодали, оставались без воды, то и дело теряли обессиливших от бесконечной скачки лошадей.

Впереди основного отряда двигались росторы Белой либеры, которые пытались достать провиант, сменных лошадей и обеспечить удобный ночлег. Но чаще приходилось ночевать в степи у костров, питаясь чем придется. Местные племена, нередко совсем дикие и вовсе не ведающие об Авидронии, видя неизвестное войско и опасаясь подвоха, отказывались пропускать Алеклию через свои земли или требовали невероятное количество золота. Приходилось пробиваться силой.

Из шести тысяч воинов Белой либеры, покинувших долину Спиера, в Берктоль вместе с Инфектом прибыли пять с небольшим тысяч всадников. Остальные погибли в коротких жестоких схватках с дикарями и кочевниками либо отстали по разным причинам. Торопясь изо всех сил, Алеклия бросал на дороге неисправные колесницы, добивал выбившихся из сил лошадей, оставлял больных и раненых, заботясь только о том, чтобы они оказались в безопасности, смогли излечиться и потом вернуться домой.

Инфект прибыл к сроку, проделав свыше четырех тысяч итэм и затратив на весь путь всего двадцать четыре дня. Сто пятого года первого дня первого месяца, когда в небе появились первые приметы рассвета, Белая либера въехала в Берктоль. Ворота города оказались беспечно распахнутыми и охранялись только пятью заспанными стражниками. Сначала в городе началась паника: на улицах появился какой-то иноземный отряд, о котором никто ничего не ведал, – но потом все узнали авидронов, и радость осветила лица горожан.

В то же самое время Главный Юзоф Шераса Сафир Глазз тщательно готовился к Большому берктольскому заседанию. Сегодня ему предписывалось одеть поверх золотой плавы бертолетовую накидку, а на его голове вместо рубинового венца должен был возлежать венок из белых цветов. В руке же ему полагалось держать не обычный мешочек с хоругвами, а «жезл мудрости», в полой сердцевине которого хранилось послание предков, основавших Берктольский союз. Раз в год, именно в этот день, потайные замки жезла открывались, пожелтевший онис бережно извлекался на свет, аккуратно расправлялся, и Мудрейший зачитывал обращение, адресованное признательным потомкам: представителям стран, правителям, всем народам континента.

Облачаться в одежды Сафир Глаззу помогали четверо проворных слуг: все они были стареющими мужчинами с сединой на висках, и все – эпросцами, то есть соплеменниками именитого мужа. Главный Юзоф внимательно следил за их работой, часто и раздраженно указывая на важные детали, которые были, по его мнению, упущены, однако на самом деле его занимало только предстоящее собственное выступление, которое постепенно возникало в его голове, сначала обрывочными фразами, потом связными высказываниями и, в конце концов, всё целиком, плавной красивой речью. Он был доволен собою.

В помещение вошел сотник «Золотого отряда» Измаир, один из лучших воинов города Берктоля, глубоко преданный Сафир Глаззу человек. То был молодой мужчина, статный, высокий, сильный, с благородным лицом, в котором преобладала девичья плавность черт и бросающаяся в глаза красота. Впрочем, это нисколько не умаляло мужественности всего его вида. Удачливый поединщик, победитель многих состязаний, неусыпный страж, доблестный Измаир, казалось, добился всего, чего мог желать военный, служа Совету Шераса.

В свое время Мудрейший, подчинив себе в ходе долгой политической борьбы «Золотой отряд», расправился с теми его воинами, которые были недостаточно преданны лично ему. Этого бесшабашного удальца он буквально вытащил из глухого подземелья, куда тот был брошен за убийство в пьяной уличной драке. Потом выделил его из общих рядов, благо цинит оказался весьма способным, не обошел званиями и наградами, помог стать владельцем добротного жилища и доходной земли в пригороде. Измаир знал толк в служении одному хозяину, всячески подчеркивал свою безграничную верность и всем своим поведением показывал, что готов в любое мгновение пожертвовать собой. К тому же он был умен – ровно в той самой степени, насколько это требовалось, ни больше ни меньше, а это очень важное качество для слуги.

Увидев его, Главный Юзоф приветливо улыбнулся:

– Что скажешь, как мне идет эта бертолетовая накидка? Посмотри, какой божественный цвет. Не правда ли – весьма богато и одновременно довольно строго. Я кажусь в ней значительно выше, ведь так? Похож я на Инфекта Авидронии?

– Инфект Авидронии в городе, – вдруг сказал Измаир, непростительно дерзко, не отвечая на вопросы, и Сафир Глазз только теперь заметил, что воин чем-то серьезно озабочен.

– В каком городе? – растерянно переспросил Главный Юзоф.

– В нашем.

– Не может быть, это ошибка! Месяц назад он находился в Оталарисах – был голубь из Бенедикта. Не мог же он за несколько дней проделать такой длинный путь?

– И все-таки это так, Мудрейший. Он въехал в Орлиные ворота вместе с вооруженным конным отрядом в несколько тысяч человек и колесницами.

Сафир Глазз присел на край каменной скамьи, зло разметав в стороны тугие черные шелковые подушки, расшитые серебряной нитью. Сосредоточившись, он о чем-то напряженно думал. Измаир заметил, что руки Главного Юзофа мелко трясутся.

– Надо немедленно собрать «Золотой отряд», – изменившимся голосом произнес Сафир Глазз. – А где сейчас находится пешеранская партикула? Мы будем защищаться, еще посмотрим, кто кого, живыми не сдадимся!

– К чему это все? – удивился воин. – Намерения авидронов вполне миролюбивые – они же состоят в Совете Шераса. Всадники спокойно проследовали в сторону своего посольского дворца, ответив приветствиями на приветствия горожан.

– Да? – Главный Юзоф понемногу успокоился. И правда, с чего он взял, что Инфект Авидронии явился штурмовать Совет Шераса, разве такое может быть? – Чего же Алеклия хочет? Зачем он пожаловал?

– Я думаю, рассчитывает принять участие в Большом берктольском заседании. Ведь он имеет на это право?

Мудрейший опять задумался, но на этот раз лик его был светел, а руки покойны.

– Хорошо, передай распорядителям, что мы немедленно начинаем. Пусть всё приготовят и поторопят Юзофов.

– Как? Раньше назначенного времени?

– Ты слышал, что я сказал? Убирайся!

Божественный поразился той нескрываемой радости, которую увидел на лицах многих горожан, встречавшихся ему по дороге. Люди касались лба, кланялись, приветственно поднимали руки. Новость распространилась по городу со скоростью полета стрелы, и не успела Белая либера прибыть к авидронскому дворцу, как огромная толпа собралась у Церемониальных ворот. «Эгоу, Божественный!» – кричали жители на берктольском и авидронском языках. Многие из тех, что стояли совсем близко, лицом и одеждой походили на соотечественников.

Не останавливаясь, запыленный отряд с грохотом проскакал сквозь расступившуюся толпу и въехал на территорию дворца. Гигантские ворота, подчиняясь невидимым механизмам, неспешно затворились, оставив берктольцев несколько неудовлетворенными и даже озадаченными.

Видя такое радушие, Алеклия почувствовал теплоту по отношению к соплеменникам, живущим столь далеко от Родины, и пожалел, что не сделал свой въезд в город Берктоль торжественным и пышным. Однако сейчас времени на церемонии не оставалось, да и белоплащные – те несколько тысяч человек, которые каким-то чудом не отстали в бешеной гонке, – валились с ног от усталости.

Авидронский дворцовый комплекс в Берктоле был огромен, а все его сооружения – высоки и просторны. Одни конюшни, выстроенные на двух уровнях из отесанных прямоугольных блоков и облицованные фиолетовым гранитом, занимали площадь целого квартала и могли вместить не менее десятка тысяч животных. Так же внушительно выглядели казармы: они возводились в расчете не меньше чем на десять партикул.

Белой либере дали отдых, но воспретили покидать территорию дворца. Одни воины сразу рухнули на толстые упругие циновки, ожидавшие их здесь, другие – отправились в купальни, которых не видели с Бенедикта. Третьи вынуждены были воспользоваться услугами лекарей: каждый второй был болен или легко ранен, но многие до сих пор скрывали свое состояние, опасаясь отстать от отряда.

ДозирЭ, по старой привычке, воспитанной партикулисом Эгассом, решил сначала привести в порядок свое вооружение и истрепанную одежду. Как только он закончил, перед самым его лицом, словно видение, предстал Божественный. Он был уже облачен в бертолетовые одежды, а на его голове излучал мягкое голубое сияние лотусовый венец. Инфект казался свежим и полным сил, словно и не проделал вместе с либерой весь этот долгий опасный путь.