Что будет дальше? - Джон Катценбах

Дженнифер удивилась тому, насколько тяжелым оказался пистолет. Раньше ей никогда не доводилось держать в руках настоящее оружие, и у нее почему-то сложилось ошибочное представление о том, что предметы, с помощью которых так легко убить человека, должны быть легкими и даже какими-то эфемерными. Она понятия не имела, как следует обращаться с револьвером: как откидывать барабан, как заряжать его, как взводить курок. Поставлено ли оружие на предохранитель, заряжено ли полностью шестью патронами, или же в барабане есть всего один патрон — всего этого Дженнифер не знала и понятия не имела о том, как это проверить. Из того, что она видела в кино и по телевизору, она могла сделать вывод, что требуется от нее совсем немногое: приставить ствол к голове и давить на курок до тех пор, пока… пока давить больше не понадобится.

Сломавшаяся, сдавшаяся на милость судьбы часть сознания Дженнифер настойчиво твердила: «Давай. Давай скорее. Разделайся наконец со всем этим. Одно, последнее, усилие, и всему конец».

От этих мыслей у нее волосы встали дыбом и задрожали руки. Дженнифер понимала, что действовать нужно быстро, если, конечно, она не хотела накликать на себя дополнительных мучений. О том, что сделают с ней похитители, если она в своих сомнениях превысит отведенный ей лимит времени, Дженнифер и думать не хотела. Она даже не удивилась тому, насколько парадоксально выстроено последнее уравнение, которое предстояло ей решить в этой жизни: «Убей себя, чтобы не было хуже».

Тем не менее, в противоположность этим мыслям, она почему-то растягивала каждое движение, как в замедленной съемке. Ощущение было такое, что она не только никуда не торопится, но, наоборот, старается на будущее запомнить всю последовательность совершаемых действий. «Протяни руку, — медленно, с расстановкой, мысленно произносила она. — Возьми револьвер. Аккуратно подними его. Ощупай внимательно. Теперь — замри».

Дженнифер чувствовала себя совершенно одинокой, хотя на самом деле прекрасно понимала, что это не так: те двое явно не собирались оставлять ее одну и, по всей видимости, находясь поблизости, продолжали следить за ней.

У Дженнифер вдруг закружилась голова: она стала вспоминать все, что произошло с ней с тех пор, как ее похитили прямо с улицы в ее родном городе. Она за какие-то секунды будто снова пережила все эти ужасы: ее снова били, насиловали и унижали. В то же самое время в ее памяти закружился калейдоскоп обрывочных воспоминаний о другой, прошлой жизни. Разыгравшееся воображение заставило ее вновь пережить множество приятных и печальных мгновений из того времени, когда ее звали Дженнифер, а не Номер Четыре. Вот только почему-то эти воспоминания, едва промелькнув перед нею, уносились куда-то прочь, словно увлекаемые невидимым вихрем в какой-то черный бездонный туннель.

Ощущение было такое, словно Дженнифер навсегда уходила из этой комнаты пыток, оставляя за собой лишь девушку по имени Номер Четыре. А у той выбора не оставалось.

«Ключ от двери, ведущей к свободе. Ключ от дома». Кажется, так, по воспоминаниям девушки, говорила ее мучительница.

Чем дальше, тем больше самоубийство представлялось ей вполне осмысленным актом, в некотором роде — подлинным спасением. Она не видела и не могла себе представить никаких других вариантов.

И все же почему-то Дженнифер сомневалась в своем выборе и не торопилась привести его в исполнение. Она и сама не понимала, откуда в ее сломленном, покорившемся судьбе сознании вдруг вспыхнуло это пламя непокорности и нежелания идти на поводу у тюремщиков. Она не знала уже, будет ли самоубийство единственным смелым и достойным поступком в ее положении. Как знать, может быть, настоящей смелости требовало решение не сводить счеты с жизнью, когда тебе всячески навязывают этот выбор. Так застрелиться или нет? Дженнифер никак не могла решить.

И вдруг она сделала то, чего сама от себя не ожидала. Этот поступок остался для нее необъяснимым, и решение поступить именно так пришло к ней неожиданно, молнией сверкнув в ее голове. Единственное, что поняла Дженнифер, так это то, что действовать нужно быстро, не откладывая ни на секунду.

Она аккуратно положила пистолет к себе на колени и, подняв руки к шее, стала развязывать шнурок, удерживавший черный мешок на ее голове. Сама того не осознавая, она переплюнула всех романтических героев Голливуда, выжимавших у зрителей слезу требованием предоставить им возможность взглянуть в глаза смерти, а точнее, право стоять перед расстрельной командой с незавязанными глазами. Мешок был завязан крепко, пришлось повозиться. Медленно, но верно Дженнифер развязывала один узел за другим. Дело шло не так быстро, как ей хотелось бы, не только потому, что узлы были крепко затянуты, но и по той простой причине, что пальцы девушки ослабели за время заточения и дрожали от напряжения.

Линда первая обратила внимание на то, что затеяла Дженнифер. Они с Майклом, как и все зрители шоу, приникли к монитору, наслаждаясь неспешно разворачивающейся финальной сценой четвертой серии. Конец Номера Четыре был неизбежен и предопределен. Тем не менее он притягивал к себе внимание как нечто загадочное и непредсказуемое. Форум сайта, окошко с чатом и ячейка для sms-сообщений быстро заполнялись комментариями зрителей по поводу того, что происходило на экране. Такой бурной реакции со стороны публики организаторы шоу еще ни разу не наблюдали. Многие послания почти сплошь состояли из восклицательных знаков, кто-то выделял свои мысли курсивом, кто-то жирным шрифтом. Короткие комментарии и целые послания лились на их сервер одно за другим, как вода, прорвавшая дамбу во время потопа.

— Этого еще не хватало! — воскликнула Линда. — Если она снимет мешок…

Неожиданный поступок Номера Четыре внес нечто реальное в тот мир фантазии, который создали для себя и зрителей ее похитители. Линда этого не предусмотрела и, по правде говоря, даже предположить не могла такого непослушания со стороны девушки. Она не на шутку испугалась: вся старательно продуманная система мер безопасности грозила рухнуть в одно мгновение.

— Нельзя было снимать с нее наручники, — злясь на себя, произнесла Линда. — Да и припугнуть ее нужно было посильнее, чтобы у девчонки и мысли не возникло поступить против правил.

Майкл взялся за джойстик и собрался было отключить сигнал с главной камеры, дававшей крупный план пленницы. В последний момент он почему-то задумался и не стал менять картинку, транслируемую для зрителей.

— Нет, так не пойдет, — решительно сказал он. — Обманывать клиента нельзя. На нас сейчас все равно посыплется шквал писем и предложений с требованием показать ее лицо.

Можно было, конечно, поиграть изображением, переключая сигнал с одной камеры на другую, можно было показывать Номер Четыре под разными углами, так чтобы зрители толком не могли разглядеть ее лицо, но при всем этом Майкл прекрасно понимал, что полумерами в такой ситуации обойтись не удастся.

— Плохо дело, — сказал он, глядя на экран. — Зрители потребуют ясного и четкого изображения. Крупный план им вынь да положь.

— Слушай, а может быть… — Не договорив фразу, Линда замолчала, поняв, что отступать уже поздно. — Помнишь, в той сцене, когда она думала, что вот-вот сбежит от нас, мы включили яркую вспышку, ослепившую не только девчонку, но и зрителей. Там, может быть, была секунда-другая, когда кто-то что-то мог рассмотреть. Потом мы переключились на другую камеру…

— Помню-помню. А ты вспомни, какие потом на нас посыпались вопросы и комментарии! Люди не на шутку разозлились на нас за то, что мы сразу же стали показывать ее со спины, когда она только сорвала с себя маску. Тут уж ничего не попишешь: публика хочет видеть все. — Высказавшись, Майкл замолчал и снова прильнул к экрану.

— Но ведь… — И вновь Линда не договорила начатую фразу. Она мысленно просчитывала все последствия решения, которое был готов принять Майкл. — Это страшный риск, — шепотом произнесла она. — Если полицейские это увидят, а я уверяю тебя, Майкл, рано или поздно это случится, они сделают стоп-кадр и обработают изображение при помощи лучших программ и самых мощных компьютеров. В общем, они очень быстро узнают, кто был запечатлен на этой пленке. Напрямую, конечно, нам это ничем не грозит, но все же есть вероятность, что, обнаружив следы жертвы, они каким-то образом сообразят, кого нужно разыскивать в качестве подозреваемых в этом преступлении.

Майкл прекрасно понимал, насколько опасная складывается ситуация. Конечно, не следовало давать публике возможность понять, кем была Номер Четыре до попадания в звезды запретного шоу. Особенно опасно было это делать сейчас, в тот момент, когда девушка должна была умереть. Впрочем, и альтернатива такому развитию событий выглядела не слишком приятной. Предшественницы Номера Четыре скончались, так сказать, анонимно. Их имена и лица так и не были открыты зрителям вплоть до финала. Но на этот раз все было иначе: и Майкл, и Линда прекрасно понимали, насколько публика успела сродниться с Номером Четыре. Зрители всерьез сопереживали ей и хотели знать об этой девушке все. Дополнительным подтверждением неравнодушия публики стал шквал ставок, которые зрители начали делать в тот момент, когда девушка принялась распутывать веревку на мешке.