Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 2 - Андрей Судоплатов

Отца привезли в Бутырскую тюрьму и поместили в одиночную камеру. Первый допрос состоялся поздно вечером. Допрашивали Руденко и полковник юстиции Цареградский. Руденко грубым тоном объявил отцу, что он арестован как активный участник заговора Берия, целью которого был захват власти. Дальше пошло совсем невообразимое. Оказалось, отец является доверенным лицом и сообщником Берия в тайных сделках с иностранными державами против интересов Советского государства, что он организовал ряд террористических актов против личных врагов Берия и планировал теракты против руководителей Советского государства. Тут я цитирую отца почти дословно.

«Выслушав эти чудовищные обвинения, — вспоминал отец, — я стал резко протестовать против незаконных в отношении меня как арестованного действий: я не присутствовал при обыске в своем кабинете, мне не дали опись изъятых при обыске вещей, и в завершение при доставке под конвоем в Бутырскую тюрьму у меня были похищены надзирателем швейцарские ручные часы-хронометр.

Руденко и Цареградский остолбенело уставились на меня не веря собственным ушам. Наконец Руденко пришел в себя и сказал, что прикажет во всем разобраться. Пока оба были в замешательстве, я решил пойти дальше и выразить протест, что меня вопреки закону допрашивают в ночное время. Но Руденко оборвал меня:

— Мы не будем придерживаться правил, допрашивая заклятых врагов советской власти. Можно подумать, что у вас в НКВД соблюдались формальности. С вами, Берия и со всей вашей бандой будем поступать так же».

Когда я прочитал эти слова в книге отца, в первый момент мне не хотелось верить в то, что этот, как его преподносили везде, самый, самый справедливый прокурор оказался ничуть не лучше тех самых следователей ОГПУ—НКВД, которые вели себя с заключенными как цепные псы.

«На следующее утро, — продолжал отец, — в камере появился дежурный офицер с описью отобранных у меня при обыске вещей, среди них были часы-хронометр».

На втором допросе, который, кстати, проходил днем, Руденко уже вежливо поинтересовался у отца его биографией. Отвечая на его вопросы, отец, как и в прошлый раз, настоятельно подчеркнул, что не имел никаких связей с Берия до назначения его в 1938 году в центральный аппарат НКВД.

Внезапно Руденко предложил ему дать свидетельские показания против Берия: рассказать о его плане тайного сговора с Гитлером по заключению сепаратного мира при посредничестве болгарского посла Стаменова, о привлечении «английского шпиона» Майского для установления тайных контактов с Черчиллем и, наконец, о готовившихся терактах по уничтожению советского руководства с помощью ядов. Руденко добавил, что Берия также отменил приказ правительства о похищении главарей грузинской эмиграции в Париже, поскольку среди них был дядя его жены. В итоге он заявил, что помощь отца в разоблачении злодейских планов Берия — это его партийный долг.

Что мог на эти «деликатные» предложения ответить отец прокурору, у которого, по велению Хрущева, была совершенно определенная задача — упрятать отца (это в лучшем случае) в тюремный каземат. Отец по этому поводу пишет в своих воспоминаниях: «Во-первых, я не знал об этих чудовищных планах, а во-вторых, Стаменов был нашим агентом, через него по приказу правительства запускалась дезинформация, рассчитанная на дипломатические круги и в конечном счете на немцев, о возможном мирном договоре с Гитлером на основе территориальных уступок, чтобы выиграть время, остановить наступление немецких войск. Что касается Майского, то последний раз я беседовал с ним в 1946 году, когда Берия уже не руководил органами госбезопасности, а занимался только разведкой по атомному оружию, и я не имел с ним с тех пор никаких связей. Я также отрицал участие в террористических планах против врагов Берия: в течение тридцатилетней службы в органах безопасности я делал все, зачастую рискуя жизнью, чтобы защитить правительство, государство и советских людей от наших общих врагов».

Такая исповедь подследственного явно не устраивала Генпрокурора. Он грубо оборвал отца и предъявил еще одно обвинение, якобы тот не выполнил приказ Сталина и Маленкова о ликвидации таких злейших врагов Советского государства, как Керенский и Тито. Это была последняя встреча отца с Руденко. Через день допросы возобновились, но вел их теперь Цареградский, предъявивший отцу официальное обвинение в заговоре с участием Стаменова с целью заключения тайного сепаратного мира с Гитлером; в создании Особой группы при наркоме внутренних дел для совершения по приказам Берия тайных убийств враждебно настроенных к нему лиц и руководителей партии и правительства, в сговоре с «сионистом» Майрановским, бывшим начальником «Лаборатории-Х», для совершения этих убийств с применением специальных ядов, которые нельзя обнаружить.

К этим обвинениям он добавил еще участие в заговоре с целью захвата власти в стране и сокрытие от правительства информации о предательских действиях югославской «клики Тито» в 1947 и 1948 годах и намерении Берия убежать за границу. В частности, речь шла о плане Берия использовать для побега на Запад бомбардировщик с военно-воздушной базы вблизи Мурманска.

«Я отверг эти домыслы, — пишет далее отец, — и заявил: Военно-Воздушные Силы мне не подчинялись, и поэтому я не мог помочь в осуществлении подобного плана. Упоминание о базе ВВС под Мурманском ясно показывало, как исказили операцию по успешной проверке системы ПВО НАТО. Полет нашего бомбардировщика дальнего действия над военными объектами в Норвегии позволил определить уязвимость американцев и англичан. Известно, что Берия, как первый заместитель главы правительства, санкционировал этот полет, но не доложил Маленкову. Вот этот-то факт и был приведен как доказательство, что Берия хотел использовать военно-воздушную базу под Мурманском в случае провала его заговора».

Цареградский предъявил отцу и еще одно нелепейшее обвинение в том, что будто он «самым трусливым и предательским» образом сорвал операцию по ликвидации Тито. Все протесты и требования отца дать ему возможность опровергнуть эти обвинения игнорировались следствием. Наоборот, шла буквально на его глазах намеренная подтасовка фактов. Делалось это явно для того, чтобы показать, что он уже ничего и никогда не сможет опровергнуть. Так ломали волю к сопротивлению.

Цареградский инкриминировал отцу и связь с расстрелянными «врагами народа» — Шпигельгласом, Малли и другими разведчиками. Он старался представить дело так, что отец был их сообщником, заявляя, что Берия знал о существовании уличающих отца связей с ними, но предпочел умолчать о них, чтобы надежнее завербовать его в свою организацию заговорщиков. Обманывая партию и правительство, отец получал якобы из рук Берия незаслуженно высокие награды за свою работу. При этом, сказал он, Берия не только скрыл от ЦК. и правительства, что есть множество компрометирующих отца материалов в Следственной части НКВД, но и добился его назначения одним из руководителей советской разведки.