Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова - Венедикт Ерофеев

37.18 Я не очень сильно ударил себя по щеке… —

Потому что рядом не оказалось служителя церкви. Здесь Веничка в очередной раз сравнивает себя с Христом, причем накануне казни: «Когда Он сказал это, один из служителей, стоявший близко, ударил Иисуса по щеке, сказав: так отвечаешь Ты первосвященнику?» (Ин. 18: 22).

37.19 …триста грамм конфет «Василек». —

«Василек» – популярный в СССР сорт недорогих (1 руб. 40 коп. за 1 кг) конфет с шоколадной глазурью и начинкой из крем-брюле с добавлением тертых лесных орехов, а также с изображением василька на обертке.

37.20 C. 92. Тут я совсем почти задремал. —

Здесь сбывается предчувствие Венички, испытанное им в главе «Никольское – Салтыковская» (15.5).

37.21 Я снова отдался потоку… —

См. 33.7.

38. 105-й километр – Покров

38.1 C. 92. Покров —

железнодорожная станция в 4 км от одноименного города Петушкинского района Владимирской области. На перегоне 105-й километр – Покров Веничкина электричка пересекает границу Московской области.

38.2 C. 93. Перед тобою – Сфинкс. И он в этот город тебя не пустит. —

Сфинкс – здесь: в древнегреческой мифологии фантастическая женщина с телом львицы и крыльями птицы; охраняла вход в город Фивы, загадывала желающим войти в город загадку и убивала всех, кто эту загадку не разгадывал; загадку эту («Кто ходит утром на четырех ногах, днем – на двух, вечером – на трех?») разгадал Эдип (отгадка, как известно, – человек в младенчестве, зрелом возрасте и в старости), после чего от отчаяния Сфинкс бросилась со скалы (по другой версии, была убита Эдипом). Кроме того, существует гораздо более близкий русскому человеку визуальный образ сфинкса – древнеегипетской статуи, изображающей фантастическое существо с телом льва и головой человека; образ этот растиражирован достаточно широко – к примеру, сфинкс из египетского храма Аменхотепа III установлен в 1834 г. на набережной Невы в Санкт-Петербурге.

Оба представления о сфинксе часто смешиваются, как, например, в стихотворении в прозе Тургенева:

«Над этой песчаной пустыней, над этим морем мертвого праха высится громадная голова египетского сфинкса. Что хотят сказать эти крупные, выпяченные губы, эти неподвижно-расширенные, вздернутые ноздри – и эти глаза, эти длинные, полусонные, полувнимательные глаза под двойной дугой высоких бровей? А что-то хотят сказать они! Они даже говорят – но один лишь Эдип умеет разрешить загадку и понять их безмолвную речь. Ба! Да я узнаю эти черты… в них уже нет ничего египетского. Белый низкий лоб, выдающиеся скулы, нос короткий и прямой, красивый белозубый рот, мягкий ус и бородка курчавая – и эти широко расставленные небольшие глаза… а на голове шапка волос, рассеченная пробором… Да это ты, Карп, Сидор, Семен, ярославский, рязанский мужичок, соотчич мой, русская косточка! Давно ли попал ты в Сфинксы? Или и ты тоже что-то хочешь сказать? Да, и ты тоже – сфинкс. И глаза твои – эти бесцветные, но глубокие глаза говорят тоже… И так же безмолвны и загадочны их речи. Только где твой Эдип? Увы! не довольно надеть мурмолку, чтобы сделаться твоим Эдипом, о всероссийский сфинкс!» («Сфинкс», 1878).

Обилие сфинксов наблюдается у поэтов. У Вячеслава Иванова: «Смолкли, уснули, тревожны, угрюмы, / Старые Сфинксы – вечные думы…» («Ясность», 1882), «Единых тайн двугласные уста, / Себе самим мы – Сфинкс единый оба» («Любовь», 1902); у него же – совпадение двух образов из «Москвы – Петушков» – фата-морганы (31.16) и Сфинкса:

Как упоителен и жуток,Могильно-зоркий Маскарад,Загадок-вихрей, вздохов-шутокТвой жадный шепот, страстный сад, —Очарований и обманаЗыбучая фата-моргана…<…>Есть в лицедейном беснованьеВысокое знаменованье,Великодушная играСо Сфинксом вечности.

(«Демоны маскарада», 1914)

Те же образы соседствуют в одном из текстов «Шатра» Гумилева:

Сфинкс улегся на страже святыниИ с улыбкой глядит с высоты,Ожидая гостей из пустыни,О которых не ведаешь ты.<…>Точно дивная фата-моргана,Виден город у ночи в плену…

(«Египет», 1918)

У Брюсова: «…Сфинкс в века / Пронес его мечты и гибель» («Египетский профиль», 1920); у Кузмина – вместе с музыкой сфер (22.34): «Непонятное – летучий Сфинкс – взор! / Целительное – зеркальных сфер звук!» («Шелестом желтого шелка…», 1922); у Гюго в переводе Сологуба: «И сфинкс от вас разгадки ждет» («О, верьте, верьте! к жизни новой…», 1905).

В контексте следующих ниже абсурдных, не имеющих ответов загадок Сфинкса можно вспомнить Тютчева:

Природа – сфинкс. И тем она вернейСвоим искусом губит человека,Что, может статься, никакой от векаЗагадки нет и не было у ней.

(«Природа – сфинкс. И тем она верней…», 1869)

А вот другое, классическое сравнение со Сфинксом – из Блока:

О, старый мир! Пока ты не погиб,     Пока томишься мукой сладкой,Остановись, премудрый, как Эдип,     Пред Сфинксом с древнею загадкой!..

Россия – Сфинкс. Ликуя и скорбя,     И обливаясь черной кровью,Она глядит, глядит в тебя,     И с ненавистью, и с любовью!..

(«Скифы», 1918)

38.3 C. 93. Там, в Петушках, – чего? моровая язва? —

В контексте сопоставления Петушков и библейского Иерусалима (14.2) можно определить как источник этого пассажа фрагмент Ветхого Завета о пророчестве дня Господня, который должен покарать неправедных израильтян:

«Вне дома – меч, а в доме – мор и голод. Кто в поле, тот умрет от меча, а кто в городе, того пожрут голод и моровая язва. <…> Или, если бы Я послал на ту землю моровую язву и излил на нее ярость Мою в кровопролитии <…> Ибо так говорит Господь Бог: если и четыре тяжкие казни Мои – меч и голод, и лютых зверей и моровую язву – пошлю на Иерусалим, чтобы истребить в нем людей и скот» (Иез. 7: 15, 14: 19, 21).

Впрочем, у другого пророка моровая язва насылается на город-блудницу Вавилон и его правителя:

«Говорит Господь, Седекию, царя Иудейского, слуг его и народ, и оставшихся в городе сем от моровой язвы, меча и голода, предам в руки Навуходоносора, царя Вавилонского <…> говорит Господь: вот, Я предлагаю вам путь жизни и путь смерти: кто останется в этом городе, тот умрет от меча и голода и моровой язвы; а кто выйдет и предастся Халдеям, осаждающим вас, тот будет жив, и душа его будет ему вместо добычи <…> Вот, насыпи достигают до города, чтобы взять его; и город от меча и голода и моровой язвы отдается в руки Халдеев, воюющих против него <…> Посещу живущих в земле Египетской, как Я посетил Иерусалим, мечом, голодом и моровою язвою» (Иер. 21: 7–9, 32: 24, 44: 13).

Замечу попутно, что все «четыре тяжкие казни» в трансформированном виде присутствуют в поэме: и моровая язва, и лютые звери (6.21), и голод (как перманентное желание Венички опохмелиться и просто выпить), и меч (сквозной мотив закалывания).

38.4 Там кто-то вышел замуж за собственную дочь… —

В сочетании со Сфинксом и, соответственно, с царем Эдипом (38.2) можно говорить о зеркальном отражении (версии «наизнанку») сюжетной линии этой истории – женитьбе Эдипа на собственной матери, представленной, например, Софоклом в «Царе Эдипе». Так и значится, скажем, у Левина: «Эдип, разгадавший загадку Сфинкса, как известно, женился на собственной матери» (Левин Ю. Комментарий к поэме «Москва – Петушки»… С. 84).

Однако в сочетании с упоминанием о моровой язве (38.3) и, соответственно, с отсылкой к Ветхому Завету, данный вопрос не требует никаких «наизнаночных» толкований, а имеет следующее – прямое – объяснение. Фактически здесь Веничка интересуется у Сфинкса, не являются ли Петушки Содомом и Гоморрой – городами, уничтоженными Богом за греховность, разврат и моральное падение. Именно в Содоме жил небезызвестный Лот, который после наказания Всевышним Содома поселился в Сигоре, а затем с ним приключилось следующее:

«И вышел Лот из Сигора и стал жить в горé, и с ним две дочери его, ибо он боялся жить в Сигоре. И жил в пещере, и с ним две дочери его. И сказала старшая младшей: отец наш стар, и нет человека на земле, который вошел бы к нам по обычаю всей земли; итак напоим отца нашего вином, и переспим с ним, и восставим от отца нашего племя. И напоили отца своего вином в ту ночь; и вошла старшая и спала с отцом своим (в ту ночь); а он не знал, когда она легла и когда встала. На другой день старшая сказала младшей: вот, я спала вчера с отцом моим; напоим его вином и в эту ночь; и ты войди, спи с ним, и восставим от отца нашего племя. И напоили отца своего вином и в эту ночь; и вошла младшая и спала с ним; и он не знал, когда она легла и когда встала. И сделались обе дочери Лотовы беременными от отца своего, и родила старшая сына <…> И младшая также родила сына…» (Быт. 19: 30–38).