Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова - Венедикт Ерофеев

(«На севере диком стоит одиноко…», 1841)

36.21 …поди на площадку и выпей. —

Вариант мотива «талифа куми» – см. 26.17.

36.22 Тревога поднималась с самого днища моей души, и невозможно было понять, что это за тревога, и откуда она, и почему она так невнятна… —

Днище – дно лодки или судна, нижняя часть корпуса плавсредства. Душа же имеет не днище, но дно. Тем не менее «днище» здесь не столь абсурдно, как может показаться на первый взгляд. Ведь Веничка «сложа весла отдается потоку» (33.7), то есть здесь просто разворачивается помещенная выше метафора.

Что касается «тревоги», то она восходит к Достоевскому, к описанию эмоционального состояния Раскольникова: «Вся эта беспрерывная тревога и весь этот ужас душевный не могли пройти без последствий. И если он не лежал еще в настоящей горячке, то, может быть, потому, что эта внутренняя, беспрерывная тревога еще поддерживала его на ногах и в сознании, но как-то искусственно, до времени» («Преступление и наказание», ч. 5, гл. 5).

36.23 C. 88–89. Дома бы лучше сидел и уроки готовил. <…>

– От горшка два вершка… <…> Невеститься тебе уже поздно, на кладбище рано. Куда тебе ехать, милая странница?.. —

В общем контексте ситуации расщепления Венички на ряд лиц (включая женщин) и в связи с упоминанием о невесте и тревоге (см. 36.22) можно привести стихи Сологуба:

Чтоб ее [смерть] одолеть, я стремлюсьРасширять бытие без конца.

Я – царевич с игрушкой в руках,Я – король зачарованных стран.Я – невеста с тревогой в глазах.

(«Надо мною жестокая твердь…», 1896)

36.24 C. 89. …милая странница?.. —

Данный образ встречается в стихах, запрещенных к печатанию в СССР. У современницы Ерофеева, поэтессы Лидии Филипповой, входившей в неформальное поэтическое объединение «Спектр» (Москва, 1963–1971), находим именно «милую странницу»: «В калитку мою постучала Беда. / – Ах, странница милая, Вам не сюда!» («Мне кажется, время мое истекает…», 1971). Есть «милая странница» и в стихах философа А. Лосева: «Странница милая! Кончен твой путь многобедственный» («Странница», 1942–1943).

Образ странницы же встречается, например, у Есенина: «Ты идешь, моя бедная странница, / Поклониться любви и кресту» («За горами, за желтыми долами…», 1916). Также есть «бедная странница» и у Цветаевой: «…я тоже / Бедная странница…» («Братья, один нам путь прямохожий…», 1916).

36.25 C. 89. Какая-то гниль во всем королевстве, и у всех мозги набекрень. —

Отсылка к Шекспиру – перифраз крылатых слов Марцелла, наблюдающего встречу Гамлета с тенью отца («Гамлет», акт 1, сц. 4). При этом лексикон фразы строится на основе двух классических переводов трагедии: «гниль» из перевода Пастернака – «Какая-то в державе Датской гниль», а «королевство» – из перевода Лозинского: «[Гамлет: ] Нет в Датском королевстве подлеца, / Который не был бы отпетым плутом» («Гамлет», акт 1, сц. 4). Ключевая фраза Марцелла в переводе Лозинского звучит так: «Подгнило что-то в Датском государстве».

Эта цитата из Шекспира постоянно обыгрывается литераторами – в стихах Эренбурга, например, читаем: «Хоть каждый знает – в королевстве Датском / По-прежнему не все благополучно» («В Копенгагене», 1965).

36.26 Я в своем уме, а они все не в своем – или наоборот: они все в своем, а я один не в своем? —

Вспомним Кэрролла – его диалог Алисы и Чеширского Кота:

«– Вон там, – сказал Кот и махнул правой лапой, – живет Болванщик. А там, – и он махнул левой, – Мартовский Заяц. Все равно, к кому ты пойдешь. Оба не в своем уме.

– На что мне безумцы? – сказала Алиса.

– Ничего не поделаешь, – возразил Кот. – Все мы здесь не в своем уме – и ты, и я.

– Откуда вы знаете, что я не в своем уме? – спросила Алиса.

– Конечно не в своем, – ответил Кот. – Иначе как бы ты здесь оказалась?

<…>

– А откуда вы знаете, что вы не в своем уме?

– Начнем с того, что пес в своем уме. Согласна?

– Допустим, – согласилась Алиса.

– Дальше, – сказал Кот. – Пес ворчит, когда сердится, а когда доволен, виляет хвостом. Ну а я ворчу, когда я доволен, и виляю хвостом, когда сержусь. Следовательно, я не в своем уме» («Приключения Алисы в Стране чудес», гл. 6).

36.27 – Это Усад, да?

<…> «Никак нет!!» —

Так как от Орехова-Зуева Веничка едет не в сторону Петушков, а в Москву (33.7), здесь его собеседник, отвечающий армейской уставной фразой, говорит правду – это действительно не Усад.

36.28 «Я вашей доброты никогда не забуду, товарищ старший лейтенант!..» —

Моделируется клишированная ситуация великодушного прощения командиром младшего по званию, совершившего какой-либо проступок. Ситуация встречается как в произведениях советской литературы, посвященной Великой Отечественной войне (отсюда – «товарищ старший лейтенант»), так и в русской классике. Например, у Льва Толстого после Шенграбенского сражения Андрей Болконский вступается перед Багратионом за скромного капитана Тушина, на которого командующий обрушил поток обвинений в невыполнении приказа об отступлении; Болконский объяснил Багратиону, что Тушин вел себя геройски и его батарея сыграла главную роль в «успехе дня»; Багратион после слов Болконского отпускает Тушина с миром: «Князь Андрей вышел за ним. / – Вот спасибо, выручил, голубчик, – сказал ему Тушин. / Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него» («Война и мир», т. 1, ч. 2, гл. 21).

37. Усад – 105-й километр

37.1 C. 89. 105-й километр —

железнодорожная платформа на магистрали Москва – Владимир, последняя остановка на территории Московской области; в 1990-е гг. переименована в Глубоково.

37.2 C. 89. …почему за окном темно, скажите мне, пожалуйста? Почему за окном чернота, если поезд вышел утром и прошел ровно сто километров?.. Почему?.. Я припал головой к окошку – о, какая чернота! —

Образ тьмы как предвестия и атрибута судного часа и смерти имеет библейские корни. Вот описания Судного дня Господнего из Ветхого Завета: «День тьмы и мрака, день облачный и туманный» (Иоил. 2: 2); «Горе желающим дня Господня! Для чего вам этот день Господень? он – тьма, а не свет <…> Разве день Господень не мрак, а свет? он – тьма, и нет в нем сияния. <…> И будет в тот день, говорит Господь Бог: произведу закат солнца в полдень и омрачу землю среди светлого дня» (Ам. 5: 18–20, 8: 9).

Вообще, в Ветхом Завете много говорится о тьме. Вот Божьи проклятия Израилю, если тот не будет соблюдать его заповеди: «И ты будешь ощупью ходить в полдень, как слепой ощупью ходит впотьмах, и не будешь иметь успеха в путях твоих» (Втор. 28: 29); вот обращение «ропщущего» Иова к Господу: «Оставь, отступи от меня, чтобы я немного ободрился, Прежде нежели отойду, – и уже не возвращусь, в страну тьмы и сени смертной, в страну мрака, каков есть мрак тени смертной, где нет устройства, где темно, как самая тьма» (Иов. 10: 20–22); тот же Иов уверен, что Господь «отнимает ум у глав народа, и оставляет их блуждать в пустыне, где нет пути. Ощупью ходят они во тьме, без света; и шатаются, как пьяные» (Иов. 12: 24–25); а вот слова Господа к Иову: «Где путь к жилищу света, и где место тьмы? Ты, конечно, доходил до границ ее и знаешь стези к дому ее» (Иов. 38: 19–20). У другого пророка о народе Израиля, который Господь хочет наказать за неправедность, сказано: «И заревет на него в тот день как бы рев разъяренного моря; и взглянет он на землю, и вот тьма, горе, и свет померк в облаках. <…> И взглянут вверх, и посмотрят на землю; и вот горе и мрак, густая тьма, и будут повержены во тьму. Но не всегда будет мрак там, где теперь он огустел. <…> Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий; на живущих в стране тени смертной свет воссияет» (Ис. 5: 30, 8: 22, 9: 2). А вот слова еще одного пророка: «Воздайте славу Господу, Богу вашему, доколе Он еще не навел темноты, и доколе ноги ваши не спотыкаются на горах мрака: тогда вы будете ожидать света, а Он обратит его в тень смерти и сделает тьмою» (Иер. 13: 16).

37.3 Я припал головой к окошку – о, какая чернота! и что там в этой черноте – дождь или снег? или просто я сквозь слезы гляжу в эту тьму? —

Ситуация наблюдения темноты из окна железнодорожного вагона встречается, например, у Бунина:

«Эти березы и сосны становятся все неприветливей; они хмурятся, собираясь толпами, становятся все плотнее и плотнее. Идет молодой легкий снежок, но от сплошных чащей в вагоне темнеет, и кажется, что хмурится погода. Омрачается и радость возвращения к тихому лесному дню… <…> Зимний день в лесах очень короток, и вот уже синеют за окнами сумерки, и мало-помалу заползает в сердце беспричинная, смутная, настоящая русская тоска. <…> Вагон опять пустеет. Опять со мною только артельщик и двое спящих – кавалерист и помощник начальника станции. <…> Все сгущается сумрак в холодном, дребезжащем, неуклюжем вагоне» («Новая дорога», 1901).