На дальних берегах. Том первый (СИ) - "sgtmadcat"

— Но вы можете уберечь их от ошибок?

— Могу. И девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять раз окажусь прав. Но мир делает шаг вперед благодаря тому одному разу из миллиона, когда ошибаюсь я и невозможное оказывается возможным. И если дать мне право решать, он застынет на месте. Вы говорили вчера о лигнар. Именно это их погубило. Это был мир бессмертных. Мир молодых стариков. Он застыл и сгнил изнутри и не важно, что в итоге на него обрушилось и раздавило. И так же было со всем, что строил я. Поэтому лучшее, что я могу сделать — это дать остальным пробовать и ошибаться, следя лишь за тем, чтобы эти ошибки были болезненными, но не фатальными.

— Благородно…

— Одно из преимуществ возраста. Избавляешься от иллюзий. На свой счет в том числе.

— Вот вам бы, а не мне, с ним поговорить начистоту.

— Нет, спасибо… Мы уже, как-то, общались.

— И?

— Он меня убил. Почти. Хорошо, что тогда у него опыта было меньше чем сейчас. Шесть тысяч лет прошло, как-никак.

— Думаете, до сих пор на вас злится?

— Нет. Но вдруг он, как и я, перфекционист и не любит оставлять неоконченные дела? Я ведь тогда соврал. Я ужасный трус и боюсь смерти. Спасибо…

Приняв от Домоседова свежезаваренный чай, Бесфамильный вернулся на диван и, ностальгический усмехнувшись, принялся дуть на чашку.

«Розалинда» стояла у причала, принимая пассажиров и груз. Пока взмокшие, несмотря на нежаркий день скупой на тепло залесской весны, биндюжники, под пристальным взором таможенного офицера, таскали в трюм тюки, у трапа стюард встречал пассажиров, проверяя билеты, объясняя, куда им идти и распоряжаясь насчет багажа. Следуя указаниям, высокий джентльмен с бледным лицом и такими синяками под глазами, как будто он только что крепко получил в лицо, поднялся по трапу и подергал дверь каюты. Она оказалась заперта. Недоумевая, он подергал еще раз. Щелкнул замок, дверь распахнулась и на него, с вопросительным видом, уставился худощавый темноволосый субъект в халате и с бокалом виски в руке.

— Простите, сэр, видимо произошло недоразумение, но это, моя каюта.

— Серьезно? О! Скузи, синьоре… Но я следовал указаниям персонала.

— Я тоже.

— Разрешите взглянуть на ваш билет.

Не дожидаясь ответа, субъект выдернул билет, который джентльмен еще держал в руке, зачем-то взмахнул им, изучил и, вернув, принялся искать свой. Поиски заняли изрядное количество времени и сопровождались непереводимым фессалийским жаргоном, заставлявшим все еще торчавшего на пороге джентльмена морщится, а, в конечном итоге, пропажа обнаружилась в кармане халата.

— Странно, синьоре… Но у меня указана именно эта каюта.

— Может вы перепутали палубы?

— Возможно… Я знаете ли, бываю рассеян. Посмотрите сами.

Взяв в руки билет, джентльмен удивленно вскинул бровь, посмотрел на номер каюты, огляделся, потом снова внимательно изучил свой билет и вскинул бровь еще выше.

— Я решительно ничего не понимаю. У меня должен был быть билет первого класса!

— А какой у вас?

— Третьего… Это всё какая-то ошибка!

— Возможно, сеньоре. Вы лично покупали билет?

— Н-нет… Мне его заказал секретарь…

— Здесь?

— По телеграфу… Из главного офиса…

— О, синьоре! После штормов связь все еще никуда не годится. Лонгские «Фёст» и «Фёд» весьма похожи по звучанию. Их очень легко спутать! Вот поэтому, если у меня нет возможности приобретать билет лично, я всегда беру второй класс. Комфорт не тот, но «Сэконд» не путали никогда.

— Я благодарю вас за столь увлекательную историю, сэр… — судя по тону, джентльмен едва удержался от того, чтобы послать собеседника в известное место, — Но что мне теперь делать! Я не могу ехать третьим классом!

— Мамма-миа! Это легко! Первый класс никогда не бывает битком! После посадки подойдите к экипажу и, за пару хрустящих купюр, они решат ваш вопрос!

— Давать взятку?

— Вы говорите таким тоном, как будто это что-то плохое.

— О, простите… Я уже обратил внимание, откуда вы.

— И наверняка не угадали! Вы же думаете, что я фессалиец, верно?

— Многое говорит в пользу этой версии.

— Потому, что я хочу, чтобы люди так думали. На самом деле я с Доминиса.

— Вы, надеюсь, шутите?

— Нисколько, господин… — джентльмен аж вздрогнул от того, как внезапно изменился голос и акцент собеседника, превратившись из фессалийского щебетания в гортанное шипение, — У моей родины неважная репутация, поэтому я люблю прикидываться фессалийцем. Помогает располагать к себе людей, что важно в моей работе.

— А чем вы занимаетесь, если не секрет?

— Размещаю заказы на постройку кораблей. А здесь меня интересовала сталь. Залесские стали, по соотношению «цена-качество», равных себе не знают.

— О! Выходит мы коллеги. Джон Диверс — Фирсмоустерские верфи. Я тоже интересовался закупками стали.

— Вас мне послали сами небеса! Антонио Румата. По документам… Теперь, когда мы представились, законы гостеприимства требуют пригласит вас к себе. Посадка будет идти еще долго. Не будете же вы все это время сидеть на чемоданах в коридоре? Предпочитаете виски или что-то полегче?

— Бренди… Я думал, что привык к промозглой погоде, но местное межсезонье — это какой-то ужас…

— О! Зеленая зима тут еще ничего, но вот белая… Скажите, а ваша верфь имеет опыт постройки быстроходных судов? Мой клиент ищет, кому бы заказать быстроходную яхту.

— Ваш клиент хочет яхту, или «яхту»..?

— О! Я думаю мы с вами договоримся, господин.

Глава 17

Скелеты в шкафу

Котеану команда «Ежа» собиралась покинуть на рассвете. Вечером приперся пьяный в дрыбаган Семеныч, который поругался с женой и заявил, что он с ними до первой крупной колонии, так как семейной жизни ему на ближайшее время хватило. Потом, заявился не менее пьяный Гюнтер и позвал Бьернсона и Тролля отметить окончание штормов. Те, несмотря на то, что полчаса назад решили с пьянкой завязать и серьезно готовится к выходу в море, немедленно согласились. Утром Бьернсона терзали похмелье и раскаяние в том, что он не проявил необходимую стойкость и целеустремленность и, таки, нажрался. Поэтому, он твердо решил встать на путь исправления и наведения порядка. Начать решено было с себя. Точнее с внешности, так как за несколько месяцев штормов он оброс настолько, что можно было заплетать косы, причем хоть спереди, хоть сзади.

Стричь вызвался Брава, который относился с оптимизмом ко всем своим навыкам. Тем более, волос было много, так что, казалось, право на ошибку есть. Но процесс вышел из под контроля и, пытаясь сделать ровно с обоих сторон, он обнаружил, что на голове осталась только полоска посередине и шириной с ладонь. Причем его ладонь, а не Бьерна.

— Ну что там? — Бьернсон принял его замешательство за окончание процесса, — Ровно?

— Э-э… Ну вроде как… Я, правда, слегка увлекся…

— В смысле…

— Ну так оно неплохо смотрится… И не жарко, опять таки, будет…

Бьернсон ощупал голову. Потом встал и поискал зеркало. Потом посмотрел на Браву. Потом снова в зеркало.

— Тролль..?

Выглянувший с носа Тролль посмотрел и скривился. Он, судя по длине волос, вообще ни разу в жизни не стригся и, видимо, считал это таким же излишеством как и членораздельная речь.

— Слободан?

— Еботе… Прям это… Как в книжке…

Слободан вовремя сообразил, что сейчас не время говорить, что он на самом деле думает о парикмахерских потугах Бравы.

— В какой..?

— Про этих… Амейцев… Сильвио — ты не помнишь, как она называлась?

— А! Ну да! — Брава, поняв куда тот клонит, радостно закивал, — Я именно это и имел ввиду. Там такие дикари были, воинственные. То-ли «ерокизы», то-ли «уроны»… Вот они как раз с такой прической ходили. Сам, когда мальчишкой был, о такой мечтал.

Бьернсон недоверчиво покосился на них, потом решил узнать мнение нейтрального критика в лице Гвоздева. Тот, прощенный после вчерашнего, собирал дома вещи и инструмент для отбытия на сезонные заработки.