Дети Империи. - Олег Измеров

– Полагаю излишним, господин рейхсфюрер. Замедлит движение и привлекает внимание.

– Смотрите. Вам нет смысла лишний раз напоминать, что если с этим русским что-то случится, то вместе с погонами вы потеряете голову.

…Снежинки перестали липнуть к лобовому стеклу, но по земле полз негустой туман и какие-то мелкие и противные холодные брызги сыпались с неба. Постоянно попадались на глаза черные машины феркерсполицай.

– Думаю, Виктор, что на этот раз вы не откажетесь от хорошего коньяка из французских провинций. Или вы, как гражданин, предпочитаете армянский?

– Доверяю вашему вкусу. Тем более, что победа совместная.

– Тогда это двойное событие. Со времен Польши у нас не было совместных побед.

– Ну, вы уже льстите. Польшу разгромила Германия, мы только аннулировали результаты некоторых нам силой навязанных решений.

– Согласен. Сталинско-бериевскому СССР незачем нападать на рейх – основное богатство СССР внутри страны и именно туда, внутрь, и направлена экспансия Кремля. А не в Европу.

– Хорошо, что гости рейхсфюрера избавлены от обязанности доносить в гестапо на разговоры, противоречащие речам фюрера.

– Можете донести, это санкционировано. Вообще в рейхе надо многое менять. Нам, большинству немцев, не нужна конфронтация с СССР. Нам нужна передышка от колониальных войн. Мир поделен, это надо признать, как есть, и договориться, наконец, в рамках Гроссфир, об общей системе коллективной безопасности в мире. Учитывая, что из-за сложности контроля за большими территориями империй в нашем мире, как и в вашем, будет расти опасность сепаратизма и терроризма.

– Вы говорите, как наши современные политики. А внутри рейха тоже думаете что-то менять? Вводить демократию, перестройку, гласность?

– Вы же знаете, к чему это привело у вас. Но кое-что надо совершить. Мы, немцы, всегда гордились своим порядком, свои умением создавать совершенный, идеальный порядок и блестяще его поддерживать и следовать ему. Сейчас это наша слабость. Рейх стал велик, и нам не хватает гибкости советской системы, умения импровизировать, отвечать на случайные непредсказуемые события. Подавление всякой критики – ибо любая критика начальства тут же интепретируется недоброжелателями, как подрыв устоев рейха – привело к тому, что мы обречены повторять одни и те же мелкие и крупные ошибки.

– И как же вы собираетесь выходить из положения?

– Для начала сделаем то, что в СССР широко практикует Берия. Он ищет специалистов, которые до этого выделились своими достижениями, и возлагает на них ответственное руководство, или же загружает престижными заданиями, позволяющими проявить ум и опыт. Тем самым он стимулирует их увлеченность делом, использует естественную привязанность каждого специалиста к поставленной задаче…

«Черт, а ведь верно» – подумал Виктор, вспомнив, как стремительно превращались поданные им идеи в проекты и решения.

– Собственно, мы пытались делать это и раньше, но нам мешает партия. Сколько раз мне доводилось слышать: «Посадите пару-тройку инженеров в концлагерь, остальные сразу решат проблему»…

– Вы работали в промышленности?

– Одно время мне поручали вести дела о диверсионной деятельности на оборонных заводах. Многие из них оказались мыльным пузырем.

«Что-то Дитрих болтливый. Это неспроста. Хочет передать через меня, что не разделяет политику партии и фюрера? Намекает, что в рейхе есть люди, готовые идти курсом разрядки и реформ? Или это что-то вроде «Операции Трест», какого-нибудь Савинкова выманить? А может, хочет втянуть в какие-то разборки между СС и партией? Уж не положил ли глаз рейхсфюрер на счета партии? Когда начинается замес за большие бабки, надо держаться подальше.»

– А что, сегодня кого-то ловят? Я смотрю, много полицейских машин, – попытался перевести тему Виктор.

– На некоторых участках шоссе гололед. Плохой день. Какой там дальше прогноз?

Альтеншлоссер включил приемник. Рокочущий звук мотора перекрыло грудное вибрато Цары Леандер.

– А ведь одно время ее у нас перестали пускать на радио. Не помню уже, из-за чего. У вас это называется – переломить палку?

– Перегнуть палку.

– Вы видели фильмы, в которых она снималась?

– Не довелось.

– Она играла вампов. Кстати, как вы относитесь к женщинам-вампам?

– Я к ним не отношусь.

– Ха-ха, это отлично сказано!

«Обратный отчет остановлен на семнадцати. Что это такое? Семнадцать месяцев? Недель? Может, дней, а может, семнадцать часов? Нет, маловато, фюрер еще бодрый. Главное, что не семнадцать мгновений. Неприятно будет помнить, что стоял на краю пропасти…»

24. «Von acht bis um acht».

На асфальтовой площадке перед домом Виктор заметил отпечатки шин большого авто. То ли громадный лимузин, то ли средний автобус. А может, это грузовик продукты завозил – хотя, наверное, здесь он должен подъезжать с черного хода.Фройляйн Лиза с привычной улыбкой приняла верхнюю одежду.

– Давайте не ждать, пройдем в кабинет, и там предварительно опрокинем по стаканчику, предложил Дитрих.

Они прошли наверх. Виктор подумал, что Наташу, наверное, лучше позвать чуть позже, к столу, когда будет закуска.

– Держите, – Альтшлоссер протянул Виктору хрустальный стаканчик с красноватым напитком. Это «Двин», самый крепкий в мире коньяк. Говорят, что Сталин приказал создать его специально для Хельсинкской встречи и потом присылал фюреру. Фюрер сам почти не пьет спиртного, но любил угостить подарком гостей. Итак – сталинский коньяк за нашу общую победу!

Виктор опрокинул стаканчик. Коньяк оказался хорошим и крепким, но, как он тут же понял, немцы его не закусывают. «Больше пить не буду, только за столом» – решил он, ожидая, что Альтеншлоссер сейчас попытается его споить. Но Дитрих не стал наливать по второй, а вместо этого взял из бара бутылку пива и одну кружку.

– Вы не обижаетесь, Виктор, что я не предлагаю вам пива? Насколько мне известно, у русских мало кто его пьет после коньяка.

– Нет, спасибо, тем более у нас еще предстоит застолье. По крайней мере хоть одна дама скрасит нам компанию и будет кого пригласить на танец.

– Вы имеете в виду Наташу? – переспросил Дитрих, – один момент…

Он открыл дверцу стола и включил «Стуцци».Виктор услышал два голоса, говоривших по-русски: один ему был незнаком и принадлежал мужчине; в другом он узнал Наташу.Голос: – При обыске у вас в сумочке был обнаружен перстень с ядом, копия того, который вы носите на руке. Для чего предназначался этот перстень?Наташа: – Мне дали задание отравить русского, к которому ваши люди меня наняли секретаршей. Его фамилия Еремин.Голос: – Когда вы это должны были сделать?Наташа: – Сразу, как только он вернется из поездки.Голос: – От кого вы получили это задание?Наташа: – Русская разведка… советская. Ко мне приходил человек из советской разведки и дал задание.Голос: – Кто этот человек?Наташа: – Он не назвал себя. Он только сказал пароль. Я могу описать его внешность.Голос: – Как давно вы связаны с советской разведкой? Отвечайте!Наташа: – Четыре года назад один знакомый просил передать подарок, как он сказал, своей невесте.Голос: – Кто этот знакомый?Наташа: – Он называл себя Карл Бернауэр. Случайный знакомый, у нас с ним были чисто дружеские отношения, где он живет, он никогда не говорил, и потом исчез.Голос: – Кому он просил передать подарок?Наташа: – Он назвал адрес в Берлине, квартиру… Когда я зашла туда, там было трое человек, они открыли посылку и там оказалась спрятана фотопленка. Они сказали, что это снимки чертежей ракет, и мне грозит смерть за соучастие в шпионаже, если я не подпишу документы о работе на СССР.Голос: – Раньше вы выполняли какие-нибудь его поручения?Наташа: – Да, он несколько раз просил кинуть письмо в определенный почтовый ящик, говорил, что это тоже для невесты. Ссылался, что там слишком личное, и его стесняет то, что на почте это могут читать. Я не могла отказать, он тоже мне помогал, однажды срочно нашел очень редкие лекарства для больной подруги, их делают где-то в Америке, якобы у него друг – дипломат… если бы я знала, чем это кончится…Голос: – Почему вы не обратились в управление имперской безопасности?Наташа: – Я боялась… Я думала, что эти люди следят за мной и убьют.Голос: – Вы говорите неправду. Вы не пришли к нам, потому, что вам наговорили, что в имперской безопасности сидят палачи, и вы в это поверили. Так? Отвечайте!Наташа: – Да…Голос: – Вас обманывали. В имперской безопасности служат ваши настоящие друзья. Они спасли вас от тяжкого греха – убийства, за который господь отправляет в ад. Вы ведь православная христианка и верите в бога? Вы знаете, что убийцы попадают в ад?Наташа: – Да.Голос: – Какие еще задания вы выполняли?Наташа: – Никаких. Ко мне потом никто не приходил, я не получала никаких писем… Я думала, что меня оставили в покое. Но на прошлой неделе ко мне на улице подошел их человек и назвал пароль.Голос: – Почему вы согласились убить человека?Наташа: – Они сказали, что этого русского все равно убьют… что его убьете вы.Голос: – Он не объяснил вам, почему мы должны его убить?Наташа: – Они сказали, что это русский ученый и знает много тайн, которые хочет получить рейх. И что с ним ведется игра, а потом его схватят и будут пытать. И что они просто хотят избавить его от мучений.Голос: – Почему они не предложили просто передать ему яд, чтобы он сам покончил с собой?Наташа: – Они сказали, что его запутали, и что он мне не поверит. Будет считать, что его самоубийство подстроила имперская безопасность, чтобы не возвращать его в СССР.Голос: – Что вы должны были сделать потом?Наташа: – Завтра вечером я должна была ехать на своей машине домой. На шоссе меня должен попросить подвести человек, это где-то…Голос: – Мы вернемся к вопросу о месте. Как должен выглядеть этот человек?Наташа: – Мне не сказали. Он должен насвистывать «Von acht bis um acht».Голос: – Это мелодия, запрещенная для радио, а в вашей машине могли быть микрофоны. Вы не подумали о том, что вас используют для единовременного задания, после которого исполнителя обычно ликвидируют, чтобы он не стал свидетелем? Что они убьют вас, прежде чем вас вызовут для дачи показаний?Наташа: – Нет… Я ни о чем не могла думать… это все было страшно и хотелось бежать, куда –нибудь, все равно куда… но мне казалось, они найдут меня везде…Голос: – Вам теперь нечего бояться. Так называемые чертежи ракет – фальшь, обычная провокация МГБ. Ваша вина состоит только в недонесении. Но мы дадим вам возможность максимально ее исправить.Наташа: – А как же… Как же покушение?Голос: – Разве вы не сами нам о нем заявили? Сейчас вы возьмете бумагу и все спокойно напишете. Это будет документ, подтверждающий, что вы сами обратились к нам, сами во всем признались и информировали.Запись кончилась, пленка зашипела размагниченным участком. Дитрих выключил диктофон.

– Знаете, я сначала хотел, чтобы это осталось чисто нашей внутренней неприятностью и просчетом. К сожалению, выяснились обстоятельства, которые требуют, чтобы вы это знали.