Атлантическая премьера - Леонид Влодавец

— На морду не очень, — ответил Игорь, — а по фигуре — есть что-то, он тоже такой небольшой, крепенький… Ладно, чего душу травить. Носи.

— Толяна с его братанами в милицию забрали, — сказал Лосенок.

— Ну? — удивился я, не собираясь раскрывать ночную тайну. — Они же вроде еще вчера уехали?

— Я тоже так думал, — сказал Игорь, — а они, оказывается, на кладбище лазили, могилу Санькину раскопали… За это им, между прочим, до трех лет светит!

— Зачем она им нужна была? — удивился я, прикидываясь невинной овечкой.

— Хрен его знает, может, перепили… Я ж с ними не говорил, они в КПЗ сидят. Мент знакомый, Вовкин брат, сегодня рассказал. Они еще, кроме этой статьи 229, за надругательство над могилой, еще целую 192-прим шьют — посягательство на жизнь работника милиции, а там вообще от пяти до пятнадцати и вышка. Когда их брали, то Толян вроде бы какого-то мента лопатой огрел.

— Да-а… — протянул я, прикидывая, что было бы, если б я не пошел за ними тайно, а присоединился бы к их компании… Но как об этом узнали?

— Бог не фраер, он правду знает, — зло сказал Игорь, — я уж дум ал, они люди, раз Саньку помнят… А они — могилу раскапывать! Точно говорят, что если с первого раза показалось, что человек — дерьмо, значит, так оно и есть. Уж какой бы я пьяный ни был, а к могиле бы не полез…

— Да, может, это и не они вовсе, — предположил Лосенок. — Знаю я этих ментов! Надо кого-нибудь сцапать — вот и цапают.

— Бог им судья, — сказал Чудо-юдо, — пусть мертвые хоронят своих мертвецов, как говорит нам Священное Писание. А живым надо жить и радоваться жизни, верно, мои прекрасные леди?

«Леди», то есть Зинка с Ленкой, подхватили Сергея Сергеевича за руки и потащили в речку…

Я пошел следом, меня догнал конопатый Вовка:

— Здорово, — сказал он, — слыхал про «афганцев»?

— Только что сказали. У тебя брат в милиции, верно?

— Да, — ответил он. — Уже три года, как из армии пришел.

— Они действительно лопатой кого-то ударили?

— Вроде бы. Антон говорил, что Генку Кухаркина. В больницу, кажется, отвезли. Генка с Антоном вместе дежурили.

В реке, конечно, продолжать расспросы было неудобно. Поэтому я прекратил допрос и плюхнулся в воду. Чудо-юдо, счастливо хохоча, плыл вдоль берега против течения. Он пыхтел и отфыркивался почти как настоящее китообразное. Близнецы повизгивали, но не отставали. Они постоянно брызгали водой на своего флагмана, а он время от времени делал вид, будто кого-то из них собирается сцапать.

Игорь и Лосенок переплыли речку, а затем к ним присоединились и мы с Вовкой. Здесь в воде лежало большущее, замшелое и обросшее водорослями бревно — целое дерево с ветками. На свободную от веток часть бревна мы и уселись.

— Что вы там с Сергеевичем в Москве делали? — спросил Игорь.

— Да я с ним случайно на обратном пути встретился. Подвез до поселка и предложил в гражданское переодеться.

— Ты как насчет покалымить на него?

— Положительно. Дядька неплохой. А как твой батя?

— Батя калым не пропустит. Хоть и не любит он этого Сергеевича, но как только учует, что может «большой таньга» заработать — сразу подобреет. Это у него не отнимешь. Он бы, наверно, и к Гитлеру на шабашку подрядился, если б тот аккорд пообещал.

— Чего ж ты его так?

— Я говорю, что знаю. У него на постоянной работе зарплата девяносто рэ. А на калыме, шабашках и прочем он тыщи имеет. Запросто мог бы машину купить, если б не пропивал столько.

— Много пьет?

— На алкаша еще не тянет, но под любое дело — бутыль. Нет, так, чтоб валяться или там в милицию залетать — этого пока не было. Но такого дня, чтоб у него грамм триста принято не было, — не помню. Он при этом нормально работает. Даже нивелировку может под хмельком сделать. Все будет тютелька в тютельку. Начнем работать — увидишь.

— А когда начнем, как думаешь?

— Папаша скажет. Он сегодня к Сергеевичу торговаться придет. Там они обмозгуют, подсчитают, и, может быть, даже завтра и начнем. Не осени же ждать…

— Жалко, что «афганцы» залетели, — сказал Лосенок. — Втроем быстро не сделаешь.

— Ты что думаешь, мы лопатами бассейн копать будем? — усмехнулся Игорь. — Батя в ПМК «Беларусь» с ковшом наймет за пару бутылок и закусон. А наше дело подровнять где надо лопатами — вот и все.

На бревне сидеть было мокро, мы поплыли обратно и вернулись на пляж, где уже подсыхал Чудо-юдо и прожаривались его «прилипалы».

Сергей Сергеевич в это самое время рассуждал об изменениях в психике людей, прошедших войну. Близнецы слушали со вниманием.

— …Американцы назвали это «послевьетнамским синдромом», потому что практически едва ли не все участники вьетнамской войны в той или иной степени оказались под его воздействием. Он проявляется в разных формах, его даже типизировать оказалось трудно. Одни приобретали повышенную боязливость, начинали, например, беспричинно бояться открытого пространства, испытывать дискомфорт от нахождения на улице, потому что им мерещилось, будто они подвергаются опасности погибнуть от пули снайпера. Другие опасались леса, неасфальтированной почвы, потому что когда-то кто-то при них наступил на мину. Были такие, у которых росла агрессивность, стремление обезопасить себя путем упреждающего нападения, убить мнимого врага раньше, чем он убьет их. Будучи до войны добропорядочными христианами, многие из них разуверились в прежнем вероучении и решили искать истины в восточных и других экзотических религиях. В том числе, например, в сатанизме…

— Значит, вы считаете, — спросила Лена, — что с нашими «афганцами» тоже что-то происходит?

— Я только предполагаю. К тому же, конечно, речь идет не обо всех, а об отдельных индивидуумах — ничтожном меньшинстве. Но их вполне могло охватить какое-то псевдорелигиозное чувство, потом оформиться в придуманные ими самими ритуалы. А они могут оказаться самыми омерзительными. Вот то, что вы мне рассказали, очень это напоминает…

— Вы думаете, что эти четверо — поклонники Сатаны? — Зина произнесла это с заметным страхом в голосе.

— Необязательно. И даже скорее всего, что нет. Ясно ведь, что ни в СССР, ни в Афганистане у них не было возможности ознакомиться с сатанизмом по литературе. Подозреваю, что они и по сей день не знают, что на Западе подобная литература свободно издается и даже существует такая наука, как демонология. Но стихийно выработать в своем кругу особые обряды и обычаи, похожие на сатанистские, они вполне могли.

— Разве можно такое придумать — раскапывать могилу, вытаскивать гроб и похищать труп?

Я прислушался повнимательней. С чего это Ленка взяла, что труп был похищен? Как я понял, присутствуя на месте события, «афганцы» вообще не нашли никого в гробу. Они, я догадывался, имели причины подозревать, что тете Кате привезли пустой гроб, но наверняка этого не знали, потому и пошли проверять.

— Я не могу сказать с уверенностью, что они это придумали, но вполне допускаю такое. Ведь как возникали ритуалы в примитивном, первобытно-коммунистическом обществе? Люди очеловечивали силы природы: ветер, грозу, морскую бурю, огонь, землю. Вырабатывалось и, условно говоря, «человеческое отношение» к этим силам, а известно, что человеческие отношения строятся по известному принципу: «Ты — мне, я — тебе» Вот, допустим, жил да был древний охотник, которому вдруг перестало везти на охоте. Три дня маялся, бегал по лесу с каменным топором, а ни одного приличного зверя не убил, только какую-нибудь крысу…

— Не надо про крысу! — запищала Зинка. — Я их боюсь и на дух не выношу!

— Хорошо, пусть будет заяц… Если Елена Иванна не заявит, что ей зайчика жалко. Вы охотника пожалейте — его ведь жена съест, как-никак матриархат на дворе. Стал, значит, наш охотник собираться в лес, решил изжарить зайчатинку на костре, зазевался, размышляя, как ему выполнить план по увеличению вылова дичи в свете решений очередного родоплеменного съезда — и уронил недожаренного зайчика в костер, отчего конечный продукт стал неудобоваримым, точнее — неудобоперевариваемым. Мало того, что в лес отправился голодным, так еще и супруга каменной поварешкой по лбу заехала. Но зато на охоте повезло. Завалил мамонта — сразу весь план по заготовке мяса выполнил досрочно. Получив от жены почетную берестяную грамоту и значок ударника примитивно-коммунистического труда, наш охотник начал думу думать. Обобщать свой передовой опыт, доискиваться причин резко возросшей производительности труда… Конечно, в наше время он подумал бы, что все произошло потому, что он, простой неандертальский парень, изучил в совершенстве труды классиков марксизма-ленинизма, проникся духом решений XXVI съезда КПСС, уловил ценные мысли в трудах Леонида Ильича Брежнева, царствие ему небесное. Но тогда, когда даже «Малая земля», как ни странно, еще не была написана — о чем он мог подумать? Да о том, что три дня был в немилости у какого-нибудь Великого духа Огня. А на четвертый, случайно уронив в костер свой скромный завтрак и дав его сожрать Огню, умилостивил эту вышестоящую инстанцию. А потому в следующий раз, собираясь на охоту, уже целенаправленно откромсал от мамонта полтора кило мяса и кинул в огонь, чтобы высокопоставленный товарищ правильно его понял. И поскольку ему вновь повезло с мамонтом, наш простой неандертальский или кроманьонский труженик стал повторять этот ритуал ежедневно. А если при этом еще что-то не клеилось, он просил супругу на прощанье треснуть его поварешкой — поскольку это сулило особую удачу.