Реверанс со скальпелем в руке (СИ) - Тамара Шатохина

- «… С 1800 года возглавлял французские вооруженные силы на мысе Доброй Надежды, с 1804 – губернатор островов Иль-де-Франс и Реюньон. В 1806 году был отозван во Францию и занял пост командующего 15-го военного округа – командовал той же дивизией, что и его отец. При первой Реставрации вышел в отставку, умер 31 декабря 1825 года в Париже. Был женат на Луизе-Маргарите-Жозефине де Марвен, от которой имел троих детей: Алексис-Жозеф, Жан-Батист-Анри и Луиза-Бланш. Итог: генерал-лейтенант, шевалье Франции, командующий из Ордена короля, ордена Почетного Легиона, Льва Бельгии, Рыцарь Сен-Луи». Достойно. Всё более, чем достойно – от и до. Вот так, бабушка... - прикрыл он крышку ноута, - есть о чем подумать.

- Например, почему Франция не была привита? Почему Франсуа, бесконечно уважая своего отца, не дал сыновьям его имя, но зато упомянул Алекса? Такого просто не могло быть! Я думаю – это двойник.

- Маш… он женился в сорок два. И вообще – могло быть всё, что угодно, - заметил Георгий.

- В сорок два… Господи! - ужаснулась я.

- Военная карьера, революция, командировки… или как там тогда называлось? Маш… ты уже знаешь, что ответила бы Марльеру? – вдруг спросил Георгий.

- Да – согласилась бы на его предложение. Без сожительства, естественно. Во Франсуа вся моя жизнь, поволоклась бы за ним куда угодно. Но ненадолго – до четырнадцати оставалось всего полгода. Потом вернулась бы в Ло доживать.

- Считаешь, ничего с тобой не изменилось бы?

- Не изменилось. Генерал сделал бы так, как считал нужным. Безусловно. Давайте ложиться – поздно…

Будто в трансе, я пожелала доброй ночи ему и мальчикам и пошла в отведенную мне комнату. И даже легла в постель, заботливо застеленную чистым бельем. Не знаю, чем я заслужила всё это – такое доброе отношение к себе, помощь?

Пыталась уснуть – и бесполезно. Нет, я не ушла с головой в страдания, потому что всё было очень неоднозначно.

Вполне могло быть так, что имя Франсуа, как той же мадам Помпадур, оставил в нашей истории его двойник. Но знать… точно знать, со всей уверенностью, что его уже нет?! Это да… это вымораживало изнутри и поднимало дыбом волосы, стоило только пытаться глубже осознать и представить себе… Слабое утешение, что в итоге уйдут все – раньше или позже, так или иначе… оно не работало. Да – мы будем рождаться снова и снова в других людях. Кому, как не мне знать, что смерти нет? Но на данный момент это философия. А по факту мне легче думать, что здесь двойник Франсуа. Измучившись страхами и мыслями, я решила остановиться на этом, пока не доказано иное. А доказательства буду искать. На полдороге останавливаться нельзя – не будет мне покоя.

Но если все же допустить, то и тогда… Как умудрился полковник провернуть своё отцовство, я не представляла. А слышать, что матерью Франсуа считается, а может и на самом деле является Генриетта-Луиза, было просто… это не описать! Я хорошо помнила её – набеленную до подобия гипсовой маски куклу, затянутую до состояния острейшей потребности в «маточной затычке». Хотя может я просто ревную к сыну, а эту женщину стоило пожалеть – она потеряла дочь? Или родила сына. Наш мир или нет?

Знать, что через полгода после моей смерти мальчик… как о таком говорил Рауль? Был впервые задействован в чине су-лейтенанта? Ротным, значит. И он справился, мой мальчик справился! – кипела во мне гордость и радость, и боль тоже от понимания того, насколько ему было трудно. Даже неважно – мой это сын или его двойник, но ему было трудно. Хотя… ла Марльер обещал, что будет рядом с ним, какое-то время – точно. Он же обещал мне… обещал… - опомнилась я, уже стоя у окна.

Сомнения никуда не делись, но все-таки после этой «справки» я немного успокоилась – у этого Франсуа была красивая и насыщенная жизнь, он оставил наследников и это радовало. На разумные, логичные размышления уже не было сил, и я просто бездумно смотрела на круглую белую Луну. Величаво, как поднималась во все времена – век за веком… и сейчас она нависала над городом и парком, который раскинулся перед домом. Пространство внизу было темным и неясным, подробности пейзажа оставались размытыми и казались таинственными, хотя старалось ночное светило вовсю.

- Ну… так и знал, - расстроенно раздалось от двери. И Георгий неслышно подошел сзади и обнял меня, развернув к себе: - И мне не спится, боялся – ты тут плачешь. Даже меня наизнанку вывернуло… вся твоя история. Не знаешь, как относиться ко всему этому – то ли от страха орать, то ли от радости?

А яркий и сильный свет Луны заливал уже нас двоих. Ну вот… нет человеку ни сна, ни отдыха. Но возле него, в его руках было так тепло и хорошо, так надежно! И уже не одиноко. Чуть постояв так, я неохотно шевельнулась, чтобы отстраниться, но он прижал меня крепче, и тут я почувствовала… И притихла, соображая, что мне сейчас делать - в такой ситуации? Потому что платоническим отношением вот это… там, очень трудно было назвать.

- Сейчас мне хочется - от радости, - повернулся Георгий так, чтобы я стояла спиной к окну: - Луна – не твоё, не смотри, под ней ты совсем бледная… снова страшно за тебя. Твоё – Солнце, Манюня… Мне на тебя когда-то указало Солнце, показало тебя всю, – грел он мне ухо своим шепотом, - знаешь, как я увидел тебя первый раз?

Я судорожно втянула воздух, пытаясь мыслить…

- Возле окна… и тебя всю заливало Солнце, ты буквально купалась в нём. Я тормознулся и стоял, глаз отвести не мог… и пропал, Мань. Ты стояла там голая – для меня… открытая только для моих глаз. Опять я не то, да? – напряженно хмыкнул он, чувствуя, как напряглась и я: - Так это правда жизни. В то время только так… через это всё воспринималось, через женскую красоту. Дальше – больше. Потянулся узнать тебя, наблюдал, видел и стало вообще без шансов, потому что ты – это ты, - провел он рукой вверх по спине и чуть сжал затылок, заставляя меня приподнять голову. Прошептал: - Я пятнадцать лет тебя люблю и хочу.