1894 - Владимир Голубев

Через десять минут миноносец начал стрелять, и делал два выстрела в минуту. Конструкция корабля была такова, что он не мог стрелять по ходу движения, а на разведение паров у него не хватало времени. Вилкокс вовремя заметил это, и вместо маневрирования между судами, пошел на скорости по широкой дуге, заходя японцу в нос. Когда между кораблями оставалось пять-шесть кабельтовых и чистая, свободная от судов вода, японец догадался поднять парус. С его помощью, набрав минимальную скорость, он стал разворачиваться. Вилкокс приказал стрелять двумя торпедами, надеясь, что миноносец сам подставит им борт. После чего развернулся, и пошел от японца, снижая возможность прицеливания.

Миноносец успел выстрелить лишь один раз, пока торпеда не попала ему в борт. Снаряд пролетел над низким корпусом торпедоносца, показав высокую выучку японцев. Следующего выстрела не последовало, для миноносца огромное отверстие в корпусе было слишком велико. Он стремительно наклонился, и ушел в воду за считанные минуты. Где-то недалеко раздались восторженные крики. Китайцы бросились в бухту захватывать суда, Вилкоксу следовало поторопиться перекрыть путь для бегства. Тотальный захват десятков судов начался. Для китайцев все суда нарушили эмбарго, в список запрещенных грузов они включили зерно. Большая страна могла действовать в одностороннем порядке, без оглядки на великие страны. Те осудили подобную практику, заявили, что не согласны с ней, и будут рассматривать захват таких судов разбоем, но страховки для доставки грузов в Японию возросли в разы. Китай в очередной раз подтвердил свою позицию, и все успокоились в ожидании реальных результатов, до захвата судов Китаем было далеко.

Китайцы подошли к судам, стоящим на внутреннем рейде, спустили на воду шлюпки и с азартом налегли на весла. Шлюпки летели по заливу, будто соревновались друг с другом, кто раньше причалит к своему судну. Пара судов с внешнего рейда попыталась уйти, но была отогнана назад Вилкоксом, огнем из картечниц. Японская полиция попыталась вывести в залив несколько шлюпок с десантом. Маленькая пушка, установленная на китайском судне, выстрелила пару раз шрапнелью, и шлюпки повернули назад.

Полсотни самых крупных судов потянулись к выходу из залива буквально через пару часов. Китайцы наелись до самого горла, у них попросту не хватало людей.

У выхода из залива флотилию перехватил посыльной от Гусева, он предложил Вилкоксу вести китайцев в Шанхай под охраной торпедоносца самостоятельно. Ракетоносец оставить Володе. Гусеву нужно было время для минирования японских кораблей. Казаки прочесали Йокосука и обнаружили склад со снарядами, теперь японцы перевозили боеприпасы на верфь. В Токио власти собрали около пяти тысяч ополченцев, с пятью пушками они выдвинулись к Иокагаме по железнодорожной ветке. После чего отряд уперся во взорванный над овражком крошечный мост, и разведка докладывала, что оставшиеся двадцать километров японцы пройдут часов за шесть.

Гусев, с помощью инженера-подрывника, организовал работу по минированию и впервые немного расслабился, спокойно взирая на суету людей, осторожно, как муравьи, таскающих снаряды к кораблям. Но Володе не повезло, день был щедр на сюрпризы, скорым шагом, почти прибежал, атаман, сияющий, как начищенный самовар.

— Я захватил казармы моряков!!! Шесть сотен матросов и дюжина офицеров!

Матросы оказались безоружны, половину офицеров перебили сгоряча, — сообщил атаман.

— Надо было всех перебить, — вырвалось у Гусева, — Извини, Флегонт Силыч, глупость брякнул. Но посуди, куда мы их погрузим?

— Я уже все придумал по дороге сюда. Японцы собрали все свои силы в тот отряд, что двигается к нам. Правильно?

— Думаю, это так, Флегонт Силыч. Согласен, — подтвердил Гусев.

— Я беру три сотни казаков. Сажаю их на три наших баржи. Тесновато, да тут недалеко. Мы атакуем пристань, выбиваем остатки японской полиции в город, и захватываем три судна. Выбираем те, что крупнее. Берем суда на буксир, и доставляем их сюда. Что, Владимир Иванович, всё я правильно задумал? — довольно улыбнулся атаман.

— Если на береговых батареях остались целые орудия, что вполне реально, и запасы снарядов уцелели, что менее вероятно, но тоже допустимо, то весь план не стоит выеденного яйца. Флегонт Силыч, зачем такой риск?

— В Шанхай не добралась полусотня казаков. Помнишь?

— Помню, Флегонт Силыч. Помню.

— Нужны пленные на обмен. Один к десяти — убедительный аргумент.

— Японцы и так нашим пленным казакам ничего не сделают! Война не закончена. Таких возможностей будет море! Захватим пару старших офицеров, или городских глав, — наплевательски отнесся к плену казаков Гусев.

— Синица в руках, Владимир Иванович, лучше журавля в небе. Я сам пойду старшим в отряде, начнут японцы стрелять из пушек — тут же обрубим буксирный канат. Обещаю! После набега китайцев гавань полупустая, уйдем на скорости!

— Считай, уговорил! С богом, — перекрестил Гусев атамана.

Тот ушел быстрым шагом, сдерживаясь, чтобы не бежать.

«Как молод он, молод внутри! А мы до тридцати лет дети, а потом сразу же

— старики», — позавидовал Володя, провожая атамана взглядом. И чувство удовлетворения, от хорошо организованного им важного дела, сменилось глубокой грустью. Его метания от одного к другому. Отсутствие твердого стержня, как у Клячкина, которому на все наплевать — вынь да положь октябрьский переворот во главе с Лениным. Или технической жилки Ершова, который, выкроив кусочек времени в важных дипломатических хлопотах, на час-другой зароется в своих чертежах и железках, и мгновенно счастлив. С Бузовым все понятно. Искренний друг до гроба, веселый собутыльник, дебошир и бабник. Он неожиданно оказался прекрасным семьянином, душой общества и удачливым дельцом.

«Кому я нужен? Мастер убивать людей поодиночке и скопом, я ненавижу свою работу. Герой среди китайских офицеров, которых не люблю и не уважаю.

Циничный и прагматичный солдат в кругу белых, которых презираю. Меня считают своим казаки! Но я готовлю им предательство в будущем, поддерживая Клячкина. Моя женщина не понимает меня, и не может родить мне ребенка. А я рискую погибнуть в любой момент, но мне все это безразлично», — думал Гусев, хмуро посматривая на подготовку чудовищного взрыва в доках.

На его глазах японец, несший снаряд, по широкому трапу на борт крейсера, сделал три шага направо, будто его повело под тяжестью груза, и сбросил снаряд вниз. У Гусева замерло сердце от ужаса. Через секунду раздался грохот падения, но взрыва не было. Казак-конвоир уже отрубил голову смельчаку-японцу, и по инерции повернулся ко второму, застывшему в испуге.