Испанский дневник - Михаил Кольцов

– Как вы рассматриваете войну в Испании? С кем она ведется?

– Это же война испанцев с испанцами.

– Почему же вы вмешиваетесь в эту войну?

– Мы вмешались в интересах Италии. Нас здесь интересует, что, с одной стороны, борются фашисты, а с другой – антифашисты. Нас занимают интересы Италии.

– Ради каких же интересов Италии вы сюда прибыли?

– Об этом я сказать не могу. Я прибыл сюда в порядке военной дисциплины и приказов свыше. Я прежде всего итальянец и военный.

Вот другой пленный, младший лейтенант Саччи Ачилле. Он говорит то же самое:

– Я знал, что еду в Испанию. Мне было только запрещено сообщать это моей семье. Мои родные и невеста думают, что я послан в Африку.

– Вы фашист?

– Да, я фашист, потому что в Италии все, для того чтобы спокойно жить, должны принадлежать фашизму. Я военный профессионал и прибыл в Испанию, повинуясь решениям итальянского правительства и короля.

– Как же вы выполняете эти решения? С энтузиазмом?

– Я прибыл сюда, чтобы оборонять свою родину и выполнять приказ, который мне был дан.

– Как же вы обороняете свою родину здесь? Разве Испания напала на Италию?

Лейтенант молчит и наконец выдавливает из себя:

– Я выполнял приказ. Я военный и обязан повиноваться своим начальникам. Я не принадлежу и не принадлежал к фашистской милиции, я только младший лейтенант итальянской армии и выполнял свой служебный долг.

Точно таким же манером разговаривает рядовой Семьдесят пятой пехотной итальянской бригады Романо Сальваторе. Опять заявление, что послан по приказу начальства, как солдат армии. Не разобрался, не отдает себе отчета, кто с кем и по какому поводу сражается в Испании. Знает только, что послан в Испанию сражаться за интересы Италии.

– Я солдат, которому приказывают.

Впрочем, дисциплинированные военнослужащие итальянской армии проявили на гвадалахарском фронте и некоторую инициативу: у пленных найдены старинные пергаменты, миниатюры и другие предметы старины и искусства, похищенные ими в соборе Сигуэнсы.

У одного из пленных солдат найден такой документ:

«По приказу его величества короля вы, Бесси Бенцо, сын Джузеппе, призыва 1910 года, призваны к оружию. Вы обязаны прибыть и предъявить настоящий приказ командованию 35-го легиона, в городе Специа, рано утром 25 ноября 1936 года. Согласно закону вы будете привлечены к суду трибунала, если не явитесь, без уважительных причин, в назначенный срок.

На этом документе есть печать командования Девяностого легиона и официальный государственный итальянский герб.

22 марта

Мы сидели на новом командном пункте у Лукача, в крохотной деревушке, повисшей, как орлиное гнездо, на уступе высоких скал. «Сейчас шашлык будем кушать, дорогой Михаиль Ефимович», – домовито сказал испанский генерал. Он разгуливал без мундира, в рубашке с расстегнутым воротом, хлопотал насчет баранины и чтобы прибавили дров в огонь. К моменту, когда мясо изжарится, он приготовил вина и граммофон с пластинкой «Капитан, капитан, улыбнитесь», вставил новую иголку. Три германских самолета кружили над деревней. Бойцы запрятались в пещеры. Взрывы отдавались по камню скал, но не причиняли вреда.

– Сердятся, – сказал Лукач. – Недовольны. Побили мы их. Как миленьких. И еще побьем. Не раньше, так позже. Еще повоюем, дорогой Михаиль Ефимович!

23 марта

Что произошло с итальянскими войсками на Гвадалахаре? Над этим стоит призадуматься.

Экспедиционный корпус генерала Манчини был перевезен с юга, из Кадикса и Малаги, на арагонский фронт и оттуда через Сигуэнсу на гвадалахарский сектор с целью взять Гвадалахару, Алькала де Энарес и затем завершить полное окружение Мадрида. Состояние войск не оставляло желать лучшего – это явствует из всех показаний пленных, из захваченных в штабе документов и из самой обстановки, какая сложилась для итальянцев к началу операции. Части отлично отдохнули после того, что именовалось «героическим взятием Малаги» и что на самом деле было просто вооруженным походом на беззащитный, охваченный паникой город.

Известно, что значительная часть штаба Малаги не только состояла в связи с фашистами, но и попросту осталась в городе до их прихода. После артиллерийского обстрела с суши и с моря, после сокрушительной воздушной бомбардировки пехоте не осталось ничего иного, как без боя войти в солнечную, славящуюся своими янтарными винами Малагу. Память об этих райских днях сохранилась во всех записных книжках итальянских пленных. Танков под Малагой они не встретили – у республиканцев на весь малагский сектор из-за саботажа в штабе действовали только четыре броневичка. Итальянцев тревожил только десяток республиканских истребителей, бомбардировщики были заняты фашистским флотом.

Все это настроило завоевателей на самый праздничный лад. Абиссинская война стала вспоминаться как мучительный кошмар. И в самом деле, чего стоит эта африканская пустыня с ее жалкими эфиопскими мазанками, если рядом, под боком, есть другая Абиссиния – с чудесным климатом и изумительными городами, с гостеприимными испанскими фашистами, с приветливыми сеньоритами! Через три недели итальянская военщина стала вести себя в стране старого культурного народа как в самой дикой, порабощенной колонии.

На Гвадалахаре экспедиционный корпус тоже не ожидал сколько-нибудь серьезного сопротивления. Разведка доносила – и сведения были верные, – что в горах очень мало республиканских войск, что все стянуто на Хараму. Внезапный удар должен был застать Гвадалахару врасплох и привести итальянский корпус к окрестностям Мадрида. Солдатам было разъяснено, что никакой авиации у республиканцев нет, а танки если есть, то они в горах не ходят.

Моторизованные дивизии начали свой новый марш во всем блеске вооружения и оснащения… Несколько тысяч грузовиков, приспособленных для пулеметной и ружейной стрельбы, огромный артиллерийский парк из нескольких сотен орудий различных калибров, большой танковый парк, богатейший запас снарядов и патронов, химические средства борьбы, – трудно себе представить более снабженную европейскую армию! Только санитарная служба корпуса оказалась очень убогой. О ней начальство не подумало. Или, может быть, не считало, что она понадобится…

Первые дни вторжения только подтвердили надежду завоевателей! Отбрасывая малочисленные горные отряды, моторизованный корпус без труда подошел почти к самой Торихе. Опережая события, фашистские военные сводки сообщили о занятии Тарасены и даже предместий Гвадалахары – они забежали вперед почти на тридцать километров! Тем неожиданнее и тягостнее оказался ответный тяжелый удар республиканцев. Пленные рассказывают: