Кукушата Мидвича. Чокки. Рассказы - Джон Уиндем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не успел я опомниться, как передаточная камера исчезла: она не растаяла, не испарилась, просто была — и пропала.
Если б не четыре окурка возле стула, на котором сидела Джин, вы могли бы решить, что ее здесь и не было.
Мне не хотелось идти домой. Я принялся бродить по комнате, подходил поочередно ко всем аппаратам, припоминал объяснения Питера и, чтобы как-то отвлечься, постарался вникнуть во все технические подробности.
Что касается основных принципов, то уразуметь их мне стоило огромного труда. Я чувствовал, что, будь у меня эти запертые в сейфе заметки и диаграммы, я, возможно, понял бы куда больше.
По прошествии часа я решил бросить это бесполезное занятие. Я ушел из института и отправился домой, но, когда я был уже у дверей, мне ужасно не захотелось идти к себе. Вместо этого я вывел машину и через минуту уже катил по Ридинг-роуд, сам не понимая, как это вышло. Когда Джин отворила на мой звонок, вид у нее был удивленный.
— О!.. — воскликнула она и немного побледнела, потом покраснела. — Фредди задержался в Четвертой лаборатории, — добавила она неестественно спокойным голосом.
— Он мне не нужен, — сказал я. — Я пришел поговорить с тобой о материалах, которые остались от твоего отца там, в лаборатории.
С минуту она колебалась, потом распахнула передо мной дверь.
— Ну что ж, — сказала она каким-то неопределенным тоном, — входи, пожалуйста.
Я был у нее в доме впервые. Я последовал за ней в большую уютную гостиную, выходившую окнами в сад. Никогда еще я не ощущал такой неловкости, как в начале нашей встречи. Мне все время приходилось напоминать себе, что это не с ней я виделся днем. С этой Джин я не разговаривал больше трех лет, и мы общались лишь по делам службы. Чем больше я смотрел на нее, тем глубже становилась пропасть между нами.
Я принялся сбивчиво объяснять ей, что у меня возникла новая идея, за которую мне хотелось бы взяться. Что отец ее, хотя и не добился успеха, заложил основы для большой работы, что жалко будет, если все это пропадет, и что он сам бы решил точно так же…
Джин слушала с таким видом, будто ее больше всего на свете занимал узор коврика перед камином. Некоторое время спустя она все-таки подняла голову, и глаза наши встретились. Я мгновенно потерял нить своих рассуждений и принялся отчаянно барахтаться в словах, пытаясь снова ее поймать. В страхе я уцепился за какие-то несколько фраз, и они помогли мне выплыть, но когда я наконец добрался до берега, у меня осталось чувство, что все это время я говорил на каком-то непонятном мне самому языке. Я так и не понял — был какой-то смысл во всем, что я говорил, или нет.
С минуту она продолжала смотреть на меня, но уже не такими чужими глазами, потом сказала:
— Да, ты, наверно, прав, Питер. Я знаю, ты с ним поссорился, как и все остальные, но рано или поздно кому-то придется пустить в ход его аппараты, иначе их демонтируют, и, по-моему, он предпочел бы, чтоб это был ты, а не кто-то другой. Тебе что, нужно от меня письменное согласие?
— Да неплохо бы, — согласился я. — Ведь некоторые из этих аппаратов стоят диких денег.
Она кивнула и перешла к маленькому бюро. Вскоре она вернулась, держа в руках лист бумаги.
— Джин… — начал я.
Она стояла, держа бумагу в протянутой руке.
— Что, Питер?..
— Джин, — опять начал я. Но тут я с прежней отчетливостью ощутил всю абсурдность нашего положения. Она наблюдала за мной. Я взял себя в руки.
— Понимаешь, я никак не могу достать его записи. Они ведь заперты, — добавил я поспешно.
— А… да, да! — сказала она, словно возвращаясь откуда-то издалека. Затем уже другим голосом добавила: — А ты узнаешь этот ключ, если увидишь? Там наверху целая коробка его ключей.
Я не сомневался, что узнаю. Я частенько его видел, когда работал со стариком.
Мы поднялись наверх. Здесь в одной комнате, отведенной под чулан, было навалено множество всякого хлама и стояло с полдюжины сундуков. Она открыла один сундук, другой и нашла коробку с ключами. Там было два похожих ключа, поэтому я сунул оба в карман, и мы двинулись вниз.
Мы были уже на середине лестницы, когда отворилась входная дверь и вошел ее муж…
Вот так все и случилось…
Человек двадцать или тридцать, включая директора, видели, как мы под руку шли по институтскому двору. Жена застала меня с моей бывшей невестой, которую я принимал у себя в ее отсутствие. Миссис Терри наткнулась на нас в верхней комнате кафе «Юбилейное». Разные люди видели нас в разных местах, и почти у всех у них, оказывается, были в отношении нас давние подозрения. И наконец, ее муж нежданно-негаданно застал свою жену с ее бывшим женихом в тот самый момент, когда они спускались из спальни.
К тому же все доводы, которые я мог привести в свое оправдание на суде, звучали бы, право, весьма неубедительно.
А главное, мы с Джин обнаружили, что нам обоим совсем не хочется отстаивать свою невиновность.
Длинная ложка[19]
— Смотри, — с удовлетворением объявил Стивен. — Знала ли ты, что если я намотаю ленту и проиграю ее вот так, то услышу запись своего голоса задом наперед!
Дилис отложила книгу и посмотрела на мужа. Перед ним на столе, усыпанном различными мелкими деталями, стоял катушечный магнитофон с усилителем. Путаные ворохи кабелей соединяли эти устройства между собой, тянулись к электросети и большому репродуктору, стоявшему в углу, а также к наушникам на голове Стивена. Половина комнаты была покрыта размотанной лентой и ее фрагментами.
— Еще один триумф науки, — холодно сказала она. — Насколько я поняла, ты собирался слегка все подправить, чтобы потом послать Мире запись с нашего праздника. Я абсолютно уверена, что она предпочтет вариант, при котором все люди на записи будут говорить вполне обычно.
— Да, но меня только что осенило…
— И что это за беспорядок! Похоже, что здесь неплохо погуляли, запуская твои ленты как серпантин. Зачем все это?
Стивен посмотрел вниз, на мотки и куски лент.
— Это просто те фрагменты, где все говорят одновременно, а также обрывки того несмешного анекдота, который Чарльз пытался всем рассказать, а еще пара незначительных фраз и тому подобное.
Вставая, Дилис критическим взглядом осмотрела захламляющий пол мусор.
— Должно быть,