Масоны в России - от Петра I до наших дней - В Брачев

И Екатерина II, и Александр I были, как мы знаем, просвещенные монархи, либеральные начинания которых далеко не всегда находили должный отклик не только в массе рядового дворянства, но и среди его верхов. Поддержка со стороны масонов либеральных начинаний Екатерины II и Александра I дорого в этих условиях стоила. Отсюда и благожелательное отношение к масонам в первые годы царствования этих монархов.

Жизнь, однако, показала, что двум медведям (самодержавие и масонство)

в одной берлоге ужиться трудно. Вопреки уверениям "братьев", деятельность их явно выходила за рамки чисто духовной работы в ложах и грозила распространиться на то, что всегда считалось в России прерогативой государства (издательская деятельность Н.И.Новикова, борьба с голодом, открытие масонских аптек, школ, богаделен). Да и в политическом плане деятельность вольных каменщиков, все более превращавшаяся в орудие вельможной оппозиции Екатерине II, была весьма и весьма подозрительной. Особенно нетерпимыми в глазах императрицы были связи русских масонов с заграницей и попытки установления ими таких связей с наследником престола Павлом Петровичем. Итог этого первого столкновения власти с масонством известен - дело Н.И.Новикова 1792 года и негласное запрещение масонских лож.

Однако сама идея установления по примеру других европейских государств тесного альянса между масонством и русским самодержавием не умерла. Особенно много было сделано в этом отношении при Александре I во времена М.М.Сперанского, когда дело чуть было не дошло до введения так называемого государственного масонства в стране. Однако скрестить масонство с православием и самодержавием оказалось делом нереальным и, как и следовало того ожидать, масонские ложи, несмотря на строгий, казалось бы, правительственный контроль, все более и более превращались, особенно после 1812 года, в центры единения оппозиционно настроенных по отношению к власти сил, прежде всего военных. Логическим следствием складывания именно такого порядка вещей и стал знаменитый указ Александра I от 1 августа 1822 года о запрещении масонских лож. Лишившись в одночасье какой-либо поддержки "наверху", масонство в России стало быстро угасать - более чем убедительное свидетельство отсутствия у него сколько-нибудь прочной опоры в русском образованном обществе, и смогло возродиться только в начале XX века, когда расклад общественных сил в стране был уже совсем иным.

Превратившись во второй половине XVIII века, после освобождения от обязательной службы, в самое свободное, привилегированное и материально обеспеченное сословие в стране, российское дворянство получило, наконец, отсутствовавшую ранее у него возможность формирования из своей среды того тонкого умственного интеллектуального слоя, который получит известность 100 лет спустя как русская интеллигенция. В своей основе это был, конечно, прозападнический, космополитически настроенный круг людей, уже изначально ориентированный на западные культурные и идеологические ценности.

Одной из основополагающих мировоззренческих опор его как раз и являлось масонство. Несмотря на фальшивость масонского учения, усиленный поиск его адептами масонского идеала, правда, главным образом не столько в политической, сколько в морально-этической плоскости, много способствовал пробуждению личности русского интеллигента, индивидуального начала в нем. Во всяком случае, принадлежность к братству вольных каменщиков многих крупных людей XVIII - первой четверти XIX века (Н.И.Новиков, М.М.Херасков, М.И.Кутузов, Н.М.Карамзин, А.С.Грибоедов, П.А.Чаадаев, А.С.Пушкин) бесспорна и, как представляется, свидетельствует о заметной роли масонской идеологии и практики в культурной и интеллектуальной жизни России этого времени.

Расширительное же толкование масонства как чуть ли не единственного двигателя культуры, прогресса и демократии в нашей стране не находит подтверждения в источниках, хотя попытки такого рода неоднократно предпринимались еще в дореволюционные годы. Корни таких явлений русской истории, как зачатки крестьянской реформы в виде указа о трехдневной барщине, военно-чиновничий социализм времен Александра I (военные поселения), власть "святого царя"

(Мальтийский орден), даже организация Священного союза восходят, доказывал, например, известный историк Г.В.Вернадский, к тем кругам русского общества XVIII века, которые объединялись в свое время масонством [1444].

Особенно далеко в этом направлении заходила Т.О.Соколовская, которая в своей книге "Русское масонство и его значение в истории общественного движения", опубликованной в 1907 году, прямо писала о масонах как людях, чья деятельность якобы и подготовила определяющую почву для развития республиканских и конституционных идей в России. Т.О.Соколовской, конечно же, возражали.

"Вопреки мнению госпожи Соколовской, - резко заявил в рецензии на это издание С.Сватиков, - масонство не только не подготовило почву для развития республиканских и конституционных идей, не только не было предтечей декабристов, но наоборот, оно было движением реакционным. Декабристы только тогда стали активными политическими борцами, когда расстались с масонством", - подчеркивал он [1445].

Конечно же, Т.О.Соколовская была не одинока в своем стремлении во что бы то ни стало "приподнять" русское масонство. Из этого, собственно, исходила и исходит, за редким исключением, практически вся наша либеральная историография, начиная от А.Н.Пыпина и кончая современным российским историком А.И.Серковым.

"Некоторые историки, " писал в свое время, полемизируя с попытками идеологически ангажированного подхода к масонству профессор Московского университета А.А.Шахов, - впадают относительно масонства в странное заблуждение. Они видят в нем светлый культурный факт, занимающий видное место в истории просвещения. Они говорят о благих стремлениях масонства, о сочувствии масонов человеческому прогрессу, об их стараниях к нравственному совершенствованию.

В учении масонов мы действительно встречаем подобные фразы и слова, подобные идеи, облеченные всегда туманным покровом. Но определенного содержания и направления в деятельности масонов мы не находим. Благих следов своей деятельности они также не оставили. Если внимательнее присмотреться к занятиям всех этих многочисленных орденов, то мы заметим, что все дела их заключаются либо в мистических священнодействиях и таковых же мистических умствованиях, либо в игре формальностями ... Между тем, вред явления не подлежит сомнению"

[1446].

Последующие исследования только подтвердили справедливость такого вывода.

Русское масонство, вынужден констатировать уже современный российский историк О.Ф.Соловьев (кстати, весьма и весьма лояльно к нему относящийся), в качестве оформленного течения нигде и никогда не служило двигателем общественного прогресса, никогда не было поборником подлинной демократии и не внесло никакого "самостоятельного вклада ни в область политики, ни в сферу общественной мысли" [1447]. Не менее определенно по вопросу о "прогрессивности" масонства в связи с "правдой", которую якобы олицетворяла собой деятельность таких известных членов масонских лож, как Н.И.Новиков и А.Н.Радищев, высказывался в свое время и наш философ и публицист В.В.Розанов.

Соглашаясь, в принципе, с тем, что масоны XVIII - начала XIX веков проповедовали "правду и высокочеловеческую правду", он справедливо замечал вместе с тем, что "правда" эта была явно не ко времени и объективно вредна для России, так как духовно разоружала ее перед лицом ее злейших врагов. И если бы, подчеркивал В.В.Розанов, не дай Бог она, эта правда, "расползлась в десятках и сотнях тысяч листков, брошюр, книжек и журналов по лицу Русской земли, - дошла бы до Пензы, до Тамбова, Тулы, объяла бы, наконец, и Петербург, то пензенцы и туляки, смоляне и псковичи не имели бы духа отразить Наполеона.

Вероятнее они призвали бы способных иностранцев завоевать Россию, как собирался позвать Смердяков и как призывал их к этому идейно "Современник"; также и Карамзин не написал бы своей истории" [1448].

Духовно разоружая противостоящие ему народы и их интеллектуальные национально-ориентированные элиты, основное внимание масонство сосредотачивает на так называемом "правящем классе" общества. Очевидная неоднородность этого класса, противоречия, раздирающие его, приводили и приводят к тому, что и в масонские ложи зачастую попадали и попадают люди, культурные, идеологические и политические устремления которых, несмотря на принадлежность к одному и тому же общественному классу, далеко не совпадают.

Неудивительно поэтому, что уже применительно к второй половине XVIII века в русском масонстве можно выделить три струи: либеральная, представленная, главным образом, Елагинским союзом, консервативная (шведские ложи) и мистико-просветительская, представленная московскими розенкрейцерами 1780-х годов. В первой четверти XIX века говорить о розенкрейцерских ложах как очагах просветительства уже не приходится и, наряду с ложами шведского обряда (Великая Директориальная ложа "Владимира к порядку" и сменивший ее Провинциальный союз) теперь и их уже смело можно причислить к консервативно-охранительному крылу вольного каменщичества в России.