Длинная цепь - Е. Емельянов

убирая руки. — Не так по странному здоров, как Свейн после той раны, а вполне обычно, как и был пару недель назад. Нет никаких внутренних повреждений, нет ран или заболеваний. Жизнь в нем просто остановилась.

Безумный Синдри подскочил к телу Вэндаля, точно бросившийся на добычу зверь, перевернул его осторожно, используя свой посох как рычаг. И до того, как хоть кто-то успел ему помешать, ножом распорол рубаху на спине погибшего.

— Забрала, — засмеялся он. — Нету больше монеты бледной, выплачен был непрошенный долг, и уж до чего же нетерпеливому, жадному ростовщику. Маленькая монетка, на коже, красивый мальчик её среди других получил в подарок, на спине носил и в итоге донёс, стало быть, до самого конца. И вернул. Забрала-а-а…

И он снова засмеялся своим противным, лающим смехом.

Риг невольно захотел проверить, не исчезла ли у него такая же отметина, но в итоге так и не набрался смелости. Лишь стоял как столб и мял край рубахи, собираясь с духом. Лучше не знать.

Эйрик на свою отметину посмотрел без лишних раздумий — просто задрал рукав и всё.

— Моя на месте, к добру или к худу, — сказал он.

— Моя тоже, — сказала Кэрита дрожащим голосом.

Шаур коротко кивнул. Все посмотрели на Рига.

Под всеобщими взглядами Риг задрал свою рубаху, не опуская вниз головы и глядя на лица ближайших ворлингов. Они удовлетворённо кивнули, и Риг едва удержался от вздоха облегчения. Как, забери его в Край, Эйрик умудряется оставаться таким спокойным?

— Моя на месте, — повторил Эйрик Весовой.

Он будто бы собирался сказать что-то ещё, но передумал и просто закрыл обратно рукавом рубахи своё отмеченное неизвестным проклятием предплечье.

Вещи погибшего распределили между членами отряда довольно быстро, оставив на нем лишь штаны и рубаху, с которой аккуратно срезали все пуговицы. Пуговицы им ещё могут пригодиться. Трёшка, Элоф Солёный и Стрик собирались нарубить сухих веток, огнём поднять тело павшего и средь облаков вернуть его в море, но не успели они и шагу ступить к ближайшим деревьям, как Эйрик скомандовал отряду выдвигаться.

Никто, кроме Дэгни Плетуньи, не последовал за ним.

— Выдвигаемся, — повторил он спокойно.

— А что насчёт Златовласого? — первым спросил Ондмар Стародуб. — Достойный был воин, с известным именем. Один из нас.

— Надобно бы огнём проводить, — кивнул Элоф. — Раз сами морю тело вернуть не можем, так хоть с дождём передадим, как положено.

Эйрик не опустил головы, стоял один против всех ровно.

— Огонь положен для воинов, павших в бою. Вэндаль свою смерть встретил покорно, а значит остаётся лежать здесь. А мы выдвигаемся.

Ондмар кивнул, встал рядом с вождём — ему этого было достаточно. Через мгновение к ним присоединился и раб по имени Трёшка. Элоф сплюнул, но вздохнул и тоже сменил сторону.

Стрик Бездомный продолжал стоять возле своего друга, сжимая сухую ветку своими столь же сухими, длинными пальцами. Рядом с ним оставались лишь Ингварр Пешеход и Йоран Младший, а так же сам Риг. Кнут молча встал рядом — не вплотную, не плечом к плечу, но достаточно близко, чтобы обозначить свою поддержку.

Не то чтобы Рига сильно волновала судьба мёртвого тела, просто как-то оно само собой так вышло. Вэндаль Златовласый был тем, кто учил его математике и метафизике, научил читать и, что оказалось важнее всего, понимать, что именно и с какой целью он читал. А теперь его тело даже не вернётся в море, потому что ему не повезло проспать собственную смерть. Как же это всё нелепо.

Когда Эйрик заговорил вновь, он смотрел лишь в глаза Ригу:

— Местная древесина горит легко, но очень быстро, и за каждой веточкой может прятаться смерть. Нам потребуется почти целый день, чтобы собрать достаточно для долгого огня, рискуя жизнью и теряя время. Завязнем здесь, и будем просто хоронить друг друга по очереди.

Эйрик говорил правильные вещи, нельзя было этого не признать. Риг и признал, перешёл на другую сторону — глупо говорить «нет» лишь потому, что кто-то сказал «да».

На самом деле все перешли, лишь Стрик остался, злой и всклоченный, точно ощетинившийся перед дракой бездомный кот. Ветку он сжимал как боевой топор. Эйрик вышел к нему вперёд, безоружный, примирительно подняв на уровне груди свои пухлые, пустые ладони.

— Закон Севера дозволяет оставить нам тело неуспокоенным.

— Из-под коня это куча. Не закон.

С громким треском ветка в его руках сломалась пополам. Стрик в гневе швырнул половинки в сторону, и первым зашагал по направлению к столбу светящегося света, не потрудившись даже обвязать себя общей верёвкой. Остальные были не столь безрассудны, подготовились должным образом, и лишь потом двинулись следом в тягостном молчании. Риг шёл, ощущая странную пустоту в том месте, где он даже не знал, что что-то лежит. Только Мёртвый Дикарь Синдри был причудливо весел, сохраняя эту странную бодрость аж до следующей остановки, пока все они не улеглись спать под охраной Финна Герцога и Робина Предпоследнего. Казалось, безумец даже подхихикивал во сне. И тем удивительнее Ригу было следующим утром проснуться под испуганный крик сумасшедшего старика.

Это и криком то можно было назвать лишь с большой натяжкой. Скорее уж животный вой, и по началу Риг подумал даже, что какой причудливый зверь напал на них во время отдыха. К тому моменту, как Риг протёр свои уставшие глаза, в тщетной попытке стереть с них это болезненное напряжение, Синдри перешёл на жалобный скулёж:

— Не принимает нас проклятая земля, не целует следы наши, не обнимает нас своими густыми тенями по ночам, и даже души наши истрепленные не желает забрать как положено. Не принимает, не принимает, не принимает. Нужно нам остановиться, ну-у-ужно, всем нам нужно. Назад, назад, наза-ад. Не принимает нас вечносветлая земля.

Проследив за его взглядом, Риг увидел своих товарищей, стоящих со скорбными, напряжёнными лицами. И видно было, как за скорбью прячут они суеверный страх, самый сильный из всех страхов, ужас человеческий перед богами, большими и непознанными, перед темнотой, перед самой смертью. Хуже всех, если судить по виду, пришлось Эйрику, так как его лицо было абсолютно непроницаемым, точно застывшее изваяние из камня. Меньше эмоций было разве что на лице у Кэриты, но то было и не удивительно — девушка была мертва.

Сам Риг не мог даже подняться со своего места, и лишь смотрел на невероятно бледную кожу бессмертной. Он не чувствовал страха