Символы, знаки, эмблемы: Энциклопедия - Орлов И. Б.

Посмертное индивидуальное существование души достигалось в случае сохранения лица умершего. Для этой цели изготовлялись погребальные маски, которые моделировали лицо погребенного. Особенно важным атрибутом являлись глазные накладки, так как воскрешение ассоциировалось с «открытием глаз», пробуждением от сна.

Повсеместно тела умерших покрывались сажей и охрой: в религиозной цветовой семантике черный цвет являлся воплощением загробного мира, красный — его преодолением. Охра символизировала огонь, жизнь, избранничество, кровь, выражая саму идею воскрешения. Образы «смерти в красных одеждах» и «красного погребального шатра» имели под собой реальное историческое основание. Не случайно по сей день гробы чаще всего покрываются красной обшивкой. Иногда охра заменялась кровью сородичей умершего, вернее, кровь заменялась охрой. Имелись случаи применения покрытия тел мелом, что рассматривалось как очищение, освобождение от скверны или от болезни, приведшей к смерти. Кроме того, мел почитался как символ ритуальной смерти.

Переворот в танатологии произошел с утверждением дуалистического мировоззрения. Царство духа стало восприниматься как антипод царству материи, а потому обряд погребения вместе с умершим бренных богатств этого мира оказался лишенным смысла. Более того, действовал принцип обратного воздаяния: бедные и униженные вознаграждались в загробной жизни, а спасение души богатых являлось весьма проблематичным обстоятельством.

В зороастризме трупы запрещалось сжигать, закапывать, топить, ибо в этих случаях происходило бы осквернение мертвой материей стихий огня, земли и воды. Поэтому либо покойников придавали погребению, покрывая восковой оболочкой, что предохраняло от соприкосновения со стихией земли; либо оставляли в пустынном месте на растерзание питающимся падалью животным. В близком зороастризму маздеистском вероучении трупы оставляли на особых похоронных башнях — дакмах, позднее прозванных «башнями молчания», — где они служили пищей для стервятников. В ламаизме мертвецов также отдают на съедение животным, но объясняют данный обряд не идеей предохранения от осквернения, а соображениями гуманности: чтобы и после смерти бесполезное тело могло принести какую-либо пользу, в частности, смогло бы быть пищей для братьев меньших. Даже в раннем христианстве последователи этого учения призывали отдать их тела на растерзание псам, полагая, что воскрешение не связано с магической практикой людей, а всецело заключено в силе Божией.

По предписаниям Мухаммеда при захоронениях мусульман не допускалось погребать предметы роскоши, а могилы должны были быть доступны ветру, дождю и снегу, чтобы кости умерших, омытые живительным божественным дождем, который прольется во время, непосредственно предшествующее Страшному Суду, снова обрастали мясом. Вопреки этому, в исламской культуре мавзолеи знати стали концентрированным выражением материального богатства. После смерти тело усопшего несли по направлению к Мекке, и погребальное сооружение устраивали на том месте, где похоронную процессию заставал закат солнца. В шествии могли принимать участие только мужчины. Умершего пеленали в черно-красный саван, оставляли в сидячем положении, лицом в сторону Мекки. После осуществления захоронения у могилы оставался мулла, как правило, до восхода солнца; при погребении знати он часто становился пожизненным хранителем мавзолея. В его задачу входило чтение молитв и подсказка верных ответов покойнику, когда к тому явятся два ангела — Мункар и Накир, — вопрошающие умершего о праведности прожитой им жизни; верующих они оставляют в покое, неверных избивают столько времени, сколько предписывает им Аллах. На поминальной трапезе, во время которой мужчины и женщины собирались изолированно, допускалось только употребление чая, халвы и сахара; такие трапезы устраивались каждый четверг до сорокового дня, а иногда и в течение года после смерти.

В христианской культуре могила символизировала Голгофу: покойник — погребенного здесь «ветхого человека», Адама, над которым возвышался крест; распятие — «нового Адама» — Христа, искупающего своей кровью первородный грех.

Лицо умершего должно быть обращено к кресту и ориентировано на восток так же, как алтарь в христианском храме, ибо восходящее солнце ассоциировалось с Христом, а восток — с идеей возрождения, жизни. По этой же причине захоронение производили в первой половине дня, т. е. когда солнце устремлено к восхождению, а не к закату. Правая сторона считалась стороной ангельской, а левая дьявольской, и потому не случайно, что погребальная процессия могла поворачивать только направо.

Православный канон гласил следующее: глаза покойника должны быть закрыты, уста сомкнуты, руки сложены на груди крестообразно, в правую руку вложена иконка Спасителя или Распятие, на лоб кладется бумажный венчик со словами молитвы: «Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас» — и с изображением Христа в центре, Богородицы и Иоанна Крестителя по бокам (венчик возлагается в предзнаменование венца, выдаваемого по совершении христианского подвига и соблюдении веры, о котором говорил апостол Павел), по четырем сторонам гроба ставятся светильники или свечи, тело усопшего крестообразно посыпается землей, что соответствует библейскому указанию «Земля еси и в землю отидеши».

Смерть в христианстве являлась не окончательной гибелью, как в иудаизме, а вратами к вечной жизни. Поэтому таинство смерти ассоциировалось с таинством брака, так как ее христианское понимание заключало в себе жизнеутверждающую доктрину. У восточнославянских народов существовал обычай хоронить умершего в той же одежде, в которой он венчался. В случае смерти человека, не состоявшего в браке, его наряжали как на свадьбу и во время похорон имитировали свадебный обряд. До сих пор поверх одежды покойника кладут белый покров или саван, напоминающий о белой одежде при крещении и вступлении в брак.

Некоторым категориям населения отказывалось в праве быть погребенным по православному обычаю: например, самоубийцам или — на Руси в допетровские времена — мужчинам, стригущим бороду и женщинам — стригущим косу, считалось, что за бороду и за косу Бог вытащит человека в рай.

Вопреки христианской танатологии, многие языческие погребальные обычаи перешли в христианство. В русских захоронениях периода двоеверия можно обнаружить амулеты в виде медвежьих клыков, оружия и т. п. Классическим пережитком древней магической практики, сохранившейся и в католической, и в православной культурах, является приношение яств на могилу умерших.

С эпохи классицизма начался процесс десакрализации погребальной культуры. Первоначально это выразилось в появлении эпитафий, которые, даже будучи написанными в форме имени погребенного, для христианской танатологии были противоестественны и лишены смысла. Человек в христианстве бессмертен не потому, что о нем помнят люди, а потому, что его помнит Бог, который не нуждается в опознавательных табличках. Вслед за именами появились поэтические и прозаические размышления о смысле жизни и о судьбе покойного. Происхождение их было не религиозным, а гражданским — как обращение к живущим без традиционных молитв о спасении души умершего. На данные тенденции указывал Г. К. Честертон: «Гробница знатнейшего из знатных поистине народна, ибо создана для того, чтобы на нее смотрели… Эпитафия на церковной стене предназначена для толпы, как и предвыборный плакат». Смерть перестают оценивать как начало новой жизни, и потому могила из врат в иной мир превращается в музейное сооружение, используемое в назидательных целях. В дальнейшем погребения облекаются в квазиантичные одежды, возникают родовые усыпальницы, в качестве надгробий возводятся не кресты, а античные колонны, вазы, скульптуры, распространяется обычай надгробных речей и гражданской панихиды. По православной традиционалистской интерпретации памятник есть камень, а венок — хомут на душе умершего. Широкое распространение получили военные похоронные обряды: почетный караул, салют, оружейный лафет, на который ставится гроб и т. п.