Эверест-82 - Юрий Рост

— Почему нет?! У нас по два баллона кислорода, на каждого по 300 атмосфер.

Через полминуты молчания база ответила: да! Видимо, нас нельзя было удержать никому, кроме нас самих.

Ребята отправились вниз. Первым пошел Эдик. Ему предстояло пройти немного вверх, чтобы вернуться на маршрут, на Западный гребень, — подъем, который час назад они не смогли бы осилить. Я выдавал Эдику веревку, страхуя через скальный выступ. Влево прямо у наших ног была километровая отвесная стена, обрывавшаяся в кулуар Бонингтона. Сейчас мы видели там только черную бездну, начинавшуюся 10-метровым освещенным луной скальным юго-западным склоном.

Эдик медленно уходил на северный склон Эвереста, более пологий на этом участке маршрута, — склон, по которому только что шли мы. Когда он скрылся за гребнем, следом пошел Володя.

Мы спешили вверх. Пройдя метров 30, я остановился, принял Серегу и высказал ему свои сомнения по поводу правильности нашего решения. Состояние ребят, в котором мы их оставили, тревожило. Если с ними что-нибудь случится, когда мы будем делать восхождение, то вся вина ляжет на нас — ведь только мы сейчас могли им помочь. Сорвется вся экспедиция, которую мы только что вывели из пике. Но нас тянула Вершина, мы не могли идти вниз, не ступив на высшую точку планеты. Подарок, который мне ребята сделали в честь моего дня рождения, был совсем близко, я не мог от него отказаться. Сереге он тоже был подарен здесь же, в базовом лагере, в день его рождения. Мы были уверены в успехе и заспешили.

Сначала нам встретились крючья и карабины, оставленные Володей, потом анорак, дальше кошки и рюкзак. Значит, идем по правильному пути. Последняя крутая 40-метровая стенка позади. Под ней обнаруживаем кислородный баллон размером вдвое больше нашего, оставленный чьей-то экспедицией. Не переставая, сыплет на скалы снег. Без кошек мы не смогли бы пройти те участки скал, которые теперь уже позади.

Простой путь начался на снежном гребне, ведущем к вершине. Опять идем одновременно по самому лезвию гребня, одна нога на южном, а другая на северном склоне горы. Временами останавливаемся, чтобы передохнуть от взятого нами бешеного темпа. Выйдя на простой и сравнительно безопасный путь, оглядываемся, ориентируясь на Южную вершину Эвереста, которая справа от нас.

Вершину я почувствовал метров за 40. Хотя до этого думал, что идти нам еще около часа. Южная вершина лишь немного ниже главной.

На вершину выводит снежный склон. На самой верхней точке обнаруживаю наш кислородный баллон, он наполовину утоплен в снегу. Сажусь около него, оседлав узкий снежный гребень, вгоняю айсбайль и подбираю веревку, которая свободно идет от Сереги. Он выходит и останавливается возле меня. Я улыбаюсь под маской. Потом говорю:

— Все!

Мы жмем друг другу руки. Но поверить в то, что стоим на вершине Эвереста, трудно — нет полного ощущения свершившегося, все получилось неожиданно легко и быстро.

На вершине из снега торчит дюралевый штырь, обмотанный, видимо, выгоревшим на солнце флагом. У меня кончился кислород, нужно сменить баллон. Я снимаю рюкзак, отсоединяю редуктор и подключаю полный. Стрелка показывает 180 атмосфер, этого вполне достаточно для спуска, даже при расходе 2 литра в минуту. Потом достаю из клапана рюкзака «Смену», Серега в это время настраивает «Роллей». Но аппарат замерз, и объектив не выдвигается. Мы начали фотографировать друг друга «Сменой». Чехол — из кожзаменителя, он разлетается на куски от холода. Серега сделал три щелчка с выдержкой 5, 7 и 9 секунд, когда я стоял неподвижно с поднятым в руке айсбайлем и вымпелом на фоне пика Лхоцзе, который при своей высоте в 8501 м казался совсем внизу, вырисовываясь острым вершинным гребнем в серебристо-матовом лунном свете. Потом мы поменялись ролями: он позировал, а я снимал с такой же выдержкой. Наш опыт ночного фотографирования оказался недостаточным. Если наши глаза уже привыкли к темноте и лунному свету, то пленку, оказалось, к этому приучить трудно, несмотря на то, что ее занесли (ей сильно повезло) на самую вершину Эвереста. Когда в Москве тщательно проявили пленку в специальной лаборатории, на отснятых нами на вершине 7 кадрах кроме темной ночи ничего не удалось рассмотреть.

Уже около 23 часов. Нужно спешить вниз. Мы выпили немного компоту и, сняв маски, несколько минут подышали атмосферой Эвереста. Я отрезал от фотоаппарата страховочную, веревку и привязал свой пустой баллон и баллон первой двойки к верхушке треноги, торчавшей из снега. Булавками мы прикололи к остаткам укрепленного на треноге флага вымпел и значок альпклуба «Донбасс», вымпел ДСО «Авангард» и значок — герб Харькова.

Полчаса пролетели незаметно. Мы пошли вниз. Дойдя до скал, остановились, чтобы взять на память несколько камней. На самой вершине их нет. Сейчас вершина снежная, установленная там в 1975 г. дюралевая тренога (2,5 м.) занесена снегом и подняла высоту Эвереста до 8850 м.

Вниз мы шли по уже знакомому пути. Ветрозащитные костюмы покрылись ледовым панцирем. А на груди от вытекающего из маски конденсата образовался даже щит из льда. Веки все время смерзались, склеивались инеем, приходилось каждый раз открывать их рукой.

Светозащитными очками сейчас положение спасти было невозможно и без того ничего не видно.

Внизу в лунном свете увидели первую двойку. Ребята двигались в противоположном направлении от пути спуска. Один, задний, сидел на снегу, а передний просто шевелился, иногда переставляя ноги.

Путь спуска на этом участке уже был обозначен перильной веревкой, по которой мы ориентировались на подъеме. Но, видимо, условия и обстановка, в которых они совершали подъем, сейчас изменились. Обратная дорога стала для них неузнаваемой. Снег, ночь, усталость делали свое дело.

Мы начали кричать, чтобы они не двигались, а ждали нас. По дороге я подобрал кошки, крючья с карабинами и анорак Володи: на спуске они были необходимы. Дойдя до места, где мы на подъеме встретили ребят, я подобрал вторую пару кошек, оставленную нами. Серега привязал их к моему рюкзаку, чтобы не развязывать его. Рюкзак Балыбердина решили не брать.

Мы спешим, но на сложных участках не забываем о страховке, и не напрасно. Снег и темень сглаживают рельеф, скрывают мелкие уступы. Я иду вторым, местами закрепляя веревку для Сереги, по которой он быстро скользит вниз и, организовав в удобном месте страховку, принимает меня. Внизу подо мной метра на полтора снежная полка 2-метровой ширины. Я прыгаю, кошки скрежещут на гладкой наклонной заснеженной каменной плите. Упав на спину, я съезжаю, упираясь руками в скользкую основу. Веревка натянулась на самом краю обрыва. Опоры под ногами уже нет. Нет и страха: почему-то уверен, что не улечу, что есть страховка. Так и случилось. Серега стоял, заложив веревку за небольшой выступ. Выступ, в который, как он потом признался, сам не верил. Теперь я вспомнил эту плиту, которую проходил на подъеме, и как на ней скользили острые зубья стальных кошек, не находя даже малейшей шероховатости.