Сара Дейн - Кэтрин Гэскин

Весь Гленбарр был наполнен огнями и суетой, когда Сара поднималась по лестнице к себе в спальню в последнюю ночь 1812 года. Снизу до нее доносились голоса прислуги, болтающей по пути из вестибюля на кухню, и здесь, за этими закрытыми дверями спален, ей чудилось возбуждение и старание, с которым наряжаются к празднику его участники. Гленбарр был полон веселья и праздничной приподнятости. Сара помедлила на верху лестницы и огляделась: балюстрада была украшена гирляндами — делом рук Элизабет, вокруг была масса диких цветов, расставленных в вазах. В столовой были накрыты праздничные столы, в гостиной стояли столы для карточной игры, а вдоль стен — диваны для тех, кто захочет просто поболтать.

Вдруг это возбуждение захватило и Сару, она подобрала юбки и почти бегом пустилась к окну в конце лестничной площадки. Из этого окна был виден сад, расположенный сбоку от дома. Там стоял шатер для танцев: в нем горел яркий свет, две его стороны были открыты летней теплой ночи и виду на гавань. Небо было ясно, позже появится луна. Сара стояла и слушала: даже сквозь говор мужчин, добавляющих последние штрихи к оформлению, и повизгивание скрипки, которую настраивал одинокий оркестрант, сидя на деревянном ящике у входа в шатер, ей был слышен тихий ласковый плеск волн о прибрежные камни внизу. Послышалась мелодия — скрипач заиграл для себя и двух садовников одну из прекрасных сентиментальных баллад Томми Мура, и Сара тихонько подпевала, стоя у окна. Потом настроение изменилось: зазвучала зажигательная ирландская джига, в которой слышался веселый смех. Она не могла узнать человека, чей силуэт вырисовывался на фоне огней, но знала, что слышит крик сердца изгнанника. Садовники ушли, и вскоре не стало слышно ничего, кроме шепота волн и слабого аккомпанемента скрипки.

Она обернулась на звук шагов возле нее. Дэвид вышел из спальни и с улыбкой направлялся к ней.

— Ты еще не одета, мама?

Она покачала головой.

— У меня это отнимает меньше времени, чем у Элизабет. Я не готовлюсь в царицы бала, кроме того, я гораздо дольше, чем она, занимаюсь этим в своей жизни.

— Элизабет все равно тебя не затмить! — сказал он и, неожиданно наклонившись, поцеловал ее в щеку. — Ты все равно самая красивая женщина в колонии, и больше того — ты это прекрасно знаешь.

Сара рассмеялась и попыталась взъерошить ему волосы, но опустила руку.

— Мне даже этого нельзя. Ты так безупречно выглядишь, Дэвид!

— Таким я и намерен оставаться!

Она посмотрела на него с удовлетворением. Ему было девятнадцать лет, он был даже выше Луи. Он был очень хорош, со своими светлыми волосами над голубым камзолом. Он вырос в задумчивого немногословного молодого человека. И Сара чувствовала, что ей крайне редко удается проникнуть в его мысли или понять, каковы его убеждения. Он любил ее и был ей предан, но не поверял своих тайных помыслов. Дэвид был, пожалуй, перфекционистом: он не брался ни за что, в успешном окончании чего не был уверен. Он уже перестал заниматься с Майклом Сэлливаном и готовился взять на себя управление фермой Приста. Казалось, он вполне этим удовлетворен и доволен. Но она опасалась, что он не вкладывает душу в это дело: просто занимается фермой за неимением другого дела. Он хорошо стрелял и ездил верхом, был вежлив, очарователен, готов угодить, и все же у него постоянно был какой-то отстраненный вид. Он с готовностью принимал участие во всех семейных делах, но, казалось, всегда испытывал облегчение, когда приходило время совершать одинокие поездки на ту или иную ферму. Сара прекрасно знала, что Дэвид любит ее, но он никогда не отдавал ей всего своего сердца. Когда она испытующе смотрела на него, то всегда замечала в нем какое-то неясное беспокойство. Это особенно было заметно сейчас, когда он стоял перед ней: красивый, на вид старше своих девятнадцати лет. В нем не было страстности, такой характерной для Эндрю и которой с избытком было в Дункане.

Сара стряхнула с себя эти ощущения, улыбнувшись и потрепав его по щеке.

— Не волнуйся, я не испорчу твою прическу. Хотя я представляю, как затрепещут сердца…

Она не докончила, потому что в коридоре снова с шумом распахнулась дверь, и появился Дункан с широкой улыбкой на лице.

— Как я выгляжу, мама? Все в порядке?

— Ты великолепен, Дункан, неотразим!

Он слегка зарделся от удовольствия. Его вид растрогал Сару. Камзол был немного ярковат — Луи вряд ли одобрил бы такой ослепительный красный цвет, но это был собственный выбор Дункана, и он казался в нем счастливым. Он обладал каким-то неуклюжим и небрежным очарованием, и уверенностью, которая не позволяла отступать перед трудностями. Весь дом обожал его и угождал ему. Он ездил верхом и управлял своим крошечным парусником в заливе с отчаянной и подкупающей лихостью. Он с удовольствием болтал со всеми и во всех слоях сиднейского общества имел кучу друзей. В нем не было ничего от замкнутости брата.

Сара механически протянула руку, чтобы расправить рюши на его груди.

— Мама, ты можешь оставить мне танец? — спросил он. — Я практиковался с Элизабет, но она сказала мне, чтобы я ни за что не танцевал ни с кем, кроме нее и тебя, — иначе я всех опозорю.

— Я буду польщена потанцевать с тобой, мой милый.

Внизу в вестибюле начали бить часы, и Сара с тревогой взглянула на сыновей.

— Мне нужно идти, а то я вообще не успею одеться, чтобы хоть с кем-нибудь потанцевать.

Она подхватила юбки и поспешила к своей комнате. Дэвид с нежностью посмотрел ей вслед, а Дункан был занят своим камзолом.

Сара почти закончила свой туалет, когда в спальню вошел Луи. Он медленно пересек комнату и остановился возле жены, рассматривая ее отражение в зеркале. Затем наклонился к туалетному столику и достал из шкатулки сапфировое ожерелье, которое подарил ей два года назад. Когда он застегнул его, цвет ее парчового платья оттенка слоновой кости вдруг оживился. Он улыбнулся, коснулся губами ее плеча и отошел к окну.

— Сад выглядит привлекательно, — произнес он.

Она кивнула, вспомнив, как только что стояла у окна на лестничной площадке. Маленькие разноцветные фонарики окружали лужайку и дорожку, ведущую к дому: их уже зажгли, и они мягко мерцали в темноте. Сад и дом погрузились в ожидание: скоро грянет музыка, зазвучит смех, голоса парочек, которые будут под руку прогуливаться по лужайке.

— Но комары замучают любого, кто решится выйти на улицу, — добавил Луи.

Сара взглянула на него через плечо, но он все еще стоял, глядя в окно, заложив руки за спину. По тому, как он говорил, она понимала, что его голова занята чем-то другим. И она ждала, зная, что он сам скажет ей, когда сочтет нужным, в чем дело. Она снова взглянула в зеркало и поправила локоны.