Вихри Валгаллы - Василий Звягинцев

Задача, к которой Россия готовилась на протяжении двух веков, была выполнена не только почти бескровно, но пока что и в тайне от «цивилизованного мира».

Вслед за бывшим британским линкором узость Дарданелл прошли «Евстафий» и «Иоанн». Спущенные с их шлюпбалок паровые катера сразу же начали ставить первую полосу минного заграждения, вначале обычными ударными шарами образца девятьсот восьмого года, а за ними — неконтактно-магнитными минами, против которых в двадцать первом году еще не было тралов.

На всякий случай Воронцов уточнил правильность своих действий на стратегическом компьютере.

Шансов у противника не было. Минное заграждение, береговые батареи и пять линейных кораблей способны были отражать возможные попытки англичан «освободить» Стамбул неограниченное время. Тем более что в Средиземном море у Британии оставался всего один, базирующийся на Александрию линкор, мобилизация «Гранд Флита» для не имеющей шансов на успех авантюры была крайне маловероятна. И в любом случае растянулась бы не на один месяц. А дивизии Мустафы Кемаля должны были подойти к городу в течение двух-трех суток и тем самым легитимизировать победу.

Подготовленная Сильвией кампания в прессе и назревший демарш оппозиции способны были смести обанкротившееся правительство Ллойд-Джорджа.

Оставалось только интернировать три крейсера и восемь эсминцев Сеймура, базирующихся в Мраморном море, и новую историю двадцатого века можно было считать состоявшейся, как писалось в «Истории КПСС», полностью и окончательно.

ИЗ ЗАПИСОК АНДРЕЯ НОВИКОВА

«…Ну, вот и все, государи мои, — как говорил отец Цупик во всем известном романе. — Игра таки сделана». Если вдруг на мгновение отвлечься, взглянуть на все происшедшее отстраненным взглядом, например, глазами молодого, беззаботного, почти довольного легкой, мало к чему обязывающей жизнью парня, которым я был совсем-совсем недавно… Ну, хотя бы тем морозным, вьюжным днем, сделавшим Москву похожей на Норильск, когда Ирина разыскала меня в редакции «Студенческого меридиана» и срывающимся, взволнованным голосом попросила приехать к ней на Рождественский бульвар. Так ни за что бы не поверил тогдашний Новиков, будто хоть что-нибудь возможно из того, что с нами случилось. Да незачем так далеко в незабвенное прошлое возвращаться. Еще в прошлом июле, когда «Валгалла» отдала якорь на севастопольском рейде, я ведь почти не верил в осуществимость наших планов. И в самом деле, мы впятером, не считая дам, и полторы сотни наскоро обученных басмановских офицеров — не слишком мощная сила, чтобы перевернуть мир.

По крайней мере исторический материализм к возможности повернуть вспять то, что принято называть «прогрессом», да еще вопреки подкрепленной вооруженной силой воле «авангарда всего передового человечества» относился крайне негативно.

А вот поди ж ты… Так мы вдобавок и черным силам мирового капитала вызов бросили, и тоже вроде бы вы играли!

Нет, конечно, это надо было видеть! Украшенная цветами и флагами трибуна, безупречно ровные, как на царскосельском смотру, батальонные квадраты наших гвардейских дивизий, Корниловской и Марковской, словно бы принимающих парад не успевшей даже однообразно обмундироваться и научиться ходить строем и в ногу добровольческой турецкой армии. Так оно со стороны выглядело. Русские войска исполняли роль почетного караула на этом по-восточному бестолковом параде, одновременно гаранта безопасности присутствующих здесь высоких особ и словно демонстрировали военным и штатским туркам, как должна выглядеть настоящая современная армия.

Гром русского военного оркестра, перебиваемый заунывным воем средневековых труб и рокотом барабанов. На трибуне — похожий усами и манерой держаться на императора Вильгельма II Кемаль-паша, справа и слева от него Колчак и Врангель, еще целый сонм генералов, чиновников, представителей «патриотической буржуазии». Среди них и славный Алек-паша, главный военный советник Мустафы Кемаля, герой второй за десять месяцев победоносной войны.

В общем, все удивительно похоже на триумф какого-нибудь Октавиана Августа.

Ну да, еще и празднично-синее небо, и сияющее, как надраенная солдатская пуговица, солнце победы и независимости, и ликующие народные массы… И чудовищный грохот салюта кораблей русско-турецкого флота, береговых фортов и развернутой неподалеку полевой батареи.

Как лихо у меня когда-то получались такие репортажи из ставших на путь социализма братских стран Латинской Америки! А вот сейчас писать об этом скучно. Так разве, чтобы вспомнить по прошествии лет, как оно по правде было. Когда все это уже будет запечатлено в учебниках и мемуарах, а там, глядишь, в цветных полнометражных эпопеях: «Ататюрк в мае», «Освобождение», «Падение Стамбула», «Великий гражданин», «Залп „Генерала Алексеева“»…

А мы с Воронцовым и Сашкой скромненько стояли в стороне, нам свои личности демонстрировать было незачем, хотя в общей эйфорической суматохе кому до нас какое дело? Разве что агентам «Интеллидженс Сервис»? Утирали текущий из-под фуражек пот, ждали, когда все это закончится.

— Одно мне сейчас интересно, — перемещаясь в тень густого платана, сказал Сашка, уловив мое настроение, — надолго все это?

— Часа на три еще, — глянув на часы, ответил Воронцов.

— Да я же не о параде. Я насчет русско-турецкой дружбы.

— Русский и турок — братья навек… — на мотив некогда популярной песни «Москва — Пекин» пропел Дмитрий.

— Тебе смешочки все, — обиделся Шульгин, — а я, между прочим, совершенно серьезно. Как бы так сделать, чтобы не получилось обычным нашим образом? СССР ведь тоже Кемалю помогал, оружие гнал, пол-Армении с Араратом им отдал в знак солидарности и братства, а все равно… И с китайцами также, и с прочими… Почему американцы и с немцами, и с японцами, с турками этими же союзники не разлей вода?

Тут Сашка был совершенно прав. Я сам об этом много думал. А то ведь пройдет эйфория, и полетят все наши труды и жертвы прахом. Жесткость нужна, благожелательность и жесткость. Соответствующие рекомендации для Врангеля и Милюкова я заготовил, нужно только, чтобы они их осуществили. Впрочем, вряд ли они советские глупости повторят. С тем же Китаем у царского правительства все нормально выходило. И здесь так надо. Договор о базах, которые мы получим, — железный, на 99 лет, как тот, что был о Порт-Артуре и КВЖД. И никаких досрочных возвратов «в знак доброй воли и добрососедства». На островах в Мраморном море построить русский экстерриториальный город вроде Харбина и Дальнего. Гонконг, в конце концов. Создать в ближайшее время какой-нибудь аналог НАТО, назвать его ЕАОС (Евроазиатский оборонительный союз), к примеру, втянуть в него Болгарию, Румынию, Сербию, обновленную Грецию, Армению и Грузию… Персию, опять же.

Рано или поздно все заканчивается, завершился и военный парад. Кемаль прогнал по площади, наверное, всю свою армию, на страх врагам и на радость подданным. Мы даже в конце концов задумались, а кто же сейчас вообще держит фронт против греков, если все здесь маршируют? Впрочем, тем сейчас не до войны, самое время условия капитуляции обдумывать, поскольку англичане им теперь не помощники.

Обмахиваясь феской, подошел Берестин:

— Фу-у… Думал, сдохну. Главное, там рядом какой-то паша с утра плотненько позавтракал чесноком, а запивал, наверное, тормозной жидкостью. Амбре, я вам доложу…

— Восток, брат, — с видом знатока сочувственно вздохнул Воронцов. — Какие будут предложения?

— А на банкет тебя что, не пригласили? — поинтересовался Сашка.

— На хрена мне их банкет! — грубо ответил Берестин. — Мне сейчас душ принять, переодеться да в кабак без музыки, но с кондиционером… Тебя б на мое место, понял бы.

— Это у нас все предусмотрено, — успокоил нашего полководца Воронцов. — «Валгалла» всем надоела, догадываюсь, поэтому заказан великолепный зал на берегу моря. Без кондишена, но ветерок продувает. А переодеваться сейчас поедем…

…Впервые даже и не знаю за сколько времени компания опять собралась в абсолютно полном составе. Из Москвы прибыли Левашов с Ларисой. До Харькова они ехали поездом, а оттуда сюда самолетом — модернизированным до полной потери идентичности «Ильей Муромцем». А из Парижа примчалась и Сильвия. Меня крайне обрадовала та неприкрытая взаимная приязнь, что я заметил при ее встрече с Берестиным. Видать, наша аггрианка окончательно определилась в своих симпатиях, а Алексей с самого начала был к ней неравнодушен. Да и неудивительно, женщина суперкласса ихняя светлость. Надеюсь, что теперь мы с леди Спенсер окончательно станем лишь добрыми друзьями, пусть и посещает меня временами легкое сожаление. Упустил я шанс испытать нечто неизведанное и уже, пожалуй, навсегда.