Гарторикс. Перенос - Юлия Борисовна Идлис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прошу прощения, это срочно, – скороговоркой пробормотал он, отодвинув женщину с дороги.
Женщина удивленно вскинула брови, но Дрейк уже бежал по галерее вперед сквозь низкое жужжание автоматов.
– Молодой человек! – раздался за спиной у него звонкий голос, внезапный и четкий, как выстрел.
Стоявшие на галерее обернулись. Несколько человек внизу подняли головы.
– Все вопросы в клиентский отдел! – крикнул Дрейк, расталкивая замерших в растерянности сотрудников. – Джейн Банхофф, она разрешила!
Дверь аварийного выхода должна открываться автоматически – если, конечно, в конце галереи был аварийный выход. Не сбавляя скорости, Дрейк посмотрел вниз, в сборочный цех – возможно, тот самый, откуда капсулы Переноса уходили налево, оседая у Рогана и других продавцов чужого бессмертия. Еще недавно Дрейк дорого бы дал за возможность попасть сюда и увидеть весь процесс своими глазами. Но теперь его занимала только прозрачная дверь впереди, отделявшая его от аварийного выхода.
За спиной послышались голоса и топот: на галерее пришли в себя и бросились следом за ним – то ли в попытке задержать, то ли чтобы выяснить, при чем тут вообще Джейн Банхофф. Дрейк не стал даже оглядываться, чтобы проверить; он с размаху ударился корпусом в прозрачную дверь и почувствовал, как стеклопластик дернулся и поехал в сторону.
– Выход на улицу! – крикнул он, протискиваясь в открывающуюся щель.
– По лестнице вниз до конца, – услужливо подсказал бесполый цифровой голос. – Двери откроются автоматически.
Бетонная лестница, похожая на туго скрученную ДНК, уходила вверх бесконечными витыми пролетами, но Дрейк бросился вниз, перепрыгивая через три ступеньки и рискуя переломать ноги при неудачном приземлении. От мельтешения ступенек и стен колодца у него закружилась голова. Он понял, что лестница кончилась, только когда двери из пыльного стеклопластика разъехались и его обдало сырым запахом улицы и бетона.
Легкое округлое здание, похожее на гигантское ванильное безе, вырастало из грубого бетонного основания, от которого отходила крытая пожарная эстакада, огибавшая Центр Сновидений на почтительном расстоянии. Здесь никого не было; судя по отсутствию оцепления и снайперов у запасных выходов, они всё еще были твердо намерены избежать официального расследования и огласки.
Перегнувшись через перила, Дрейк посмотрел вниз. Под эстакадой клубился влажный туман, смешанный с индустриальным смогом: земля, застроенная архитектурными комплексами и многоуровневыми эстакадами, почти не видела солнца и не успевала высохнуть за день.
Это было очень удобно. Дрейк перелез через перила, задержал дыхание и спрыгнул в туман.
Пролетев, по ощущениям, несколько этажей, он приземлился на все четыре конечности, словно кошка, и провалился в вязкую вонючую жижу. Правое плечо отозвалось тупой ноющей болью. Дрейк распрямился и с чавканьем вытащил из густой жижи сперва одну, потом другую ногу. Площадка, с которой он спрыгнул, терялась вверху, за лохматыми полосами тумана и смога. Даже если за ним побежали, искать его будут на пожарной эстакаде.
До района, где жила Мия, было четыре станции по прямой. По земле он доберется туда как раз к полуночи.
Дрейк двинулся вперед, то и дело проваливаясь и хлюпая водой в ботинках.
В плотной холодной дымке угадывались очертания зданий и гигантских стальных опор, на которых держались бегущие поверху эстакады. Гул аэромобилей, проносящихся над головой, тонул в тумане, становясь еле слышным жужжанием. Единственными настоящими звуками здесь, внизу, было дыхание Дрейка и утробное чавканье влажной земли, пытавшейся его проглотить.
Скоро у него не осталось ничего, кроме этих звуков и инстинктивного, животного чувства направления. Дрейк не знал, в какой части мегалополиса он находится, что за здания появляются и пропадают вокруг. Он просто шел, подчиняясь невнятной силе, которая тащила его, как стрелку электромагнитного компаса, туда, где он должен был оказаться. Он привык доверять этой силе, не рассуждая и не пытаясь ее понять, и она не раз спасала ему жизнь, выводя из безвыходных ситуаций – как тогда, с побережья, когда он целые сутки шел в бреду и тумане, пока не очутился в прозрачной кабине лифта с перепуганной женщиной, поднимавшейся на 54 этаж.
Ночь застала Дрейка возле уходящей наверх аварийной лестницы с проржавевшими от влажного смога перилами. Эта лестница ничем не отличалась от сотен точно таких же, встреченных по пути, но почему-то он знал, что именно эта вела куда нужно.
Наверху было темно и тихо. Впереди высился знакомый небоскреб. Прежде чем войти в лифт, Дрейк на всякий случай обошел его по периметру, но в прохладном ночном воздухе было только спокойствие и тонкий аромат цветущего апельсина из каскадного парка на нижнем уровне.
Прозрачная кабина из стеклопластика с приглушенным ночным освещением пахла синтетической чистотой. Дрейк взглянул себе под ноги и усмехнулся: по глянцевому полу расплылась грязноватая лужица. В этот тихий дизайнерский мир он каждый раз приносил с собой грязь и боль. Только грязь и боль, и ничего кроме этого.
Выйдя из лифта, он подошел к двери и осторожно провел ладонью по гладкой темной поверхности. В квартире кто-то был. Дрейк всегда это чувствовал: помещение без человека внутри отзывалось совсем иначе, как пустая мертвая раковина, выброшенная на берег. Теплое живое присутствие чуть заметно пульсировало за дверью, отдаваясь в подушечки пальцев. Не открывай, вдруг мысленно попросил он. Я скоро уйду, и меня уже больше не будет; не открывай.
В следующее мгновение он услышал тихий щелчок, и дверь перед ним распахнулась.
Мия была босиком, в домашнем платье, под которым едва угадывался живот. При виде Дрейка она судорожно вздохнула и замерла. Ему мучительно захотелось прикоснуться к ее волосам, нащупать пальцем тугие пружины зеленых прядей, вдохнуть запах кожи и раствориться в нем навсегда. Это было так неожиданно, что он отшатнулся и даже успел сделать полшага к лифту, прежде чем Мия ухватила его за одежду и, притянув к себе, рывком втащила в квартиру.
– Господи, – прошептала она, зарываясь в него лицом, пока он путался пальцами в петлях и складках ее одежды. – Господи боже мой…
Они так и остались лежать на полу в прихожей – голые, задыхающиеся среди разбросанных тряпок, под приглушенным дизайнерским светом, льющимся с потолка. Всклокоченная голова Мии уткнулась ему в подмышку, круглая веснушчатая коленка лежала у него на животе, поднимаясь и опускаясь вместе с дыханием. Она не пошевелилась
