Кровавый рассвет (=Ветер, несущий стрелы) - Павел Буркин

  Тихонько свистнув, Моррест подозвал разведчиков. Миг - и несколько смазанных черных теней оказались у дома. С плеч одного из разведчиков Моррест забрался на покрытую дранкой крышу. Осторожно, стараясь не шуметь, Моррест добрался до печной трубы. Была бы граната, самое оно было бы бросить вниз и досчитать до четырех. Увы, чего нет, того нет, да и заложников жалко. Может... Нет, самому внутрь не протиснуться, у ребенка бы получилось, а так... Но можно по-тихому проделать в соломенной крыше дырку, благо, не броневая сталь и не фортификационный бетон. Осторожно, стараясь не издавать громких звуков, Моррест стал ковырять крышу. Отменному, по меркам этого мира, железу солома поддалась почти сразу и без особенного шума. Моррест обрадовано расширил дырку, выдохнув до предела, втянулся внутрь, опираясь на бревна стропил.

  Чердак встретил тишиной и кромешным мраком, а еще густым ароматом полевых трав - похоже, кто-то из невесток старейшины была неплохой травницей. Моррест помрачнел еще больше: вот делает человек людям добро, а его за это... Ну, винтовочка-то справедливость наведет.

  Так же осторожно Моррест пробрался к щели и взглянул вниз. Ага. Сидят, голубчики: в углу у печки уселись родственники старейшины, жрец и он сам - избитые до неузнаваемости, женщины - растрепанные, в разорванной одежде. Похоже, той несчастной, которую вытащили из петли, дело не ограничилось. С-суки...

  Над заложниками одетой в железо башней возвышался здоровенный латник. Еще двое или трое, похоже, пристроились в сенях. И одного можно списывать: после шелкового шнурка, подобранного еще в развалинах Макебал и до сих пор не пущенного в ход, не живут и не воюют. Моррест приставил винтовку к потолку-полу, целясь через щель. Ну же, встань чуть правее, балка весь сектор обстрела перекрывает... Давай, родной, не трать мое время, а то Гестан сейчас охрипнет! Встань так, чтобы попасть в мой сектор. Ну давай, дорогой. Ципа-ципа-ципа...

  Будто услышав беззвучную просьбу, алк переместился как раз, и сразу уши заложил грохот выстрела. Голова алка словно взрывается изнутри, на разные голоса визжат заложники. С мечом наголо из сеней в комнатку влетает один из лучников, судорожно озирается... И отлетает в угол, получив пулю в живот. С такого расстояния пуля прошила алка, почти не потеряв скорости. Вырвав приличный кусок позвоночника, пуля ушла в пол. Моррест приготовился расстаться с третьей пулей, но не понадобилось. Как раз в этот миг сколенцы снесли хлипкую дверь и ворвались в горницу. Лучник успел отбросить лук, а вот выдернуть меч из ножен... К тому моменту, как Моррест нашел выход, все было кончено: связанный "козлом" при помощи собственного ремня, беспомощный алк валялся на полу и то и дело получал сапогами по ребрам. Пинали сколенцы вполсилы. И правильно, потому что потерпевшие должны увидеть торжество справедливости.

  - Больше никого? - спросил Моррест, перерезав путы пленников.

  - Все вроде, - произнес подошедший Гаррольм. Лицо было бледным, губа закушена от боли, и сам едва держался на ногах. На Земле его бы уже давно отправили в госпиталь, но и тут хорошо бы пристроить где-нибудь в деревне. Одна проблема - вдруг алки утроят зачистку? Нет уж, оставлять командира роты стоит в какой-нибудь спокойной деревеньке, которую не заподозрят ни в чем крамольном. Решено: в следующем селении так и сделаем, а пока... - Восемь пленных и тридцать пять дохлых. Пленных по отдельности допросили - точно, говорят, сорок три их было. Да мои бы их не упустили, после Макебал-то вообще трудно пленных отстоять.

  - И не надо, - зловеще произнес Моррест. После всего увиденного ненависть кружила голову хлеще алкского красного - скорее уж била по мозгам мутным деревенским самогоном.

  - Но... пленные все же, - вздохнул Гаррольм. - Не люблю алков, но стоит ли им уподобляться?

  - Гар, что с тобой, ты же был в Макебалах! - воскликнул Моррест. Вспомнились рассуждения короля Амори о сгнившей Империи и сколенцах, рожденных для того, чтобы стать рабами алков. Уж кому-кому, а сотнику Гаррольму гуманизм совсем не к лицу. - Какого хрена ты тут красну девицу изображаешь? Они же воспримут это как слабость. А слабость для них - оправдание для того, что сейчас происходит. Если сколенцы слабы, их можно нагнуть и... Ну, ты понял. Они же нас и за людей-то не держат.

  Гаррольм не ответил ничего, только опустил голову. Ротному отчаянно не хотелось устраивать кровавый спектакль, не хотелось, если жить осталось недолго, предстать перед своим божеством запятнанным злодейством.

  - Извини, друг, - положил сколенцу на плечу руку Моррест. - Но ты видел алков только в бою, а я и в Алкии бывал. Даже с одним... приближенным к королю человеком общался. Так вот, сколенцы для них - всего-навсего рабочий скот. Да сам посуди - то, что сделали в Макебалах, стали бы они делать, если бы нас людьми считали? А?

  - Моррест, так ведь и им есть что вспомнить. Мне рассказывали, как в последние годы Харвана и в начале правления Хостена мы усмиряли алков. Я слышал, целые округа вырезали...

  - Усмиряли, было дело. Только ведь и алки пришли в Сколен не первый раз. Еще до Харвана они приходили сюда. Первыми - тогда даже единого Сколена еще не было. Так кто начал эту войну на самом деле?

  - Наверное, ты прав. Я о другом думаю, Моррест: неужели все это так и будет повторяться, как качели? То мы, то они, то опять мы, то опять они... И с каждым разом все страшнее...

  - Не знаю, Гар, не знаю. Знаю только, не одни мы такие. Эвинна говорила, с кетадринами и фодирами все так же точно. Четвертый век режутся, если не больше. Сами уже толком не помнят, из-за чего началось, а остановиться не могут. Даже если воевать становится некому, как подрастают мальчишки, все по новой начинается. Не знаю даже, что нужно сделать, чтобы это остановилось. Сам бы хотел узнать, но... Наверное, только Великая Ночь может помочь. Говорят, первые годы после нее в горах было почти спокойно. Ладно, дружище, заболтались мы тут, а наши, вон, уже перекладину новую приделали. И веревки свежие повесили.

  И правда, в качестве новой перекладины использовали бревно, сначало предназначенное на стропила. Теперь на виселице стало существенно теснее: вместо пяти петель появилось восемь, причем пять использовали повторно. В общем, и правильно, отметил Моррест: все равно веревкам пропадать, так зачем пачкать лишние?

  Морреста изумило другое: алки не боялись. Совсем, будто были уверены, что смогут дышать даже в петле, или - что вероятнее - вот прямо сейчас прискачут алкские рыцари, и на виселицу все же отправят сколенцев. Он не сразу понял, что причина смелости - другая.

  В Верхнем Сколене они бы и правда боялись - разумеется, не смерти, даже Она не способна выбить из колеи воинов почти с пеленок. Нет, их бы страшила нечистая смерть удавленника, после которой возродишься не дворянином, а тем самым смердом, об которых привыкли вытирать ноги. И придется учиться: копаться в земле, гнуть спину на помещика, отдавать ему последнее, а когда удается чуть разогнуть спину, видеть, как страшный оттого, что непонятный, рыцарь лапает грудь невесты по "праву первой ночи". От такой перспективы, по их понятиям, и правда сбледнешь с лица.