Спин - Роберт Уилсон

Я не знал, что и сказать. Кэрол посмотрела на меня и печально покачала головой. Она положила свои хрупкие руки мне на плечи:

— Да не переживай ты так. Мир полон сюрпризов.

Мы рождаемся чужими друг другу и самим себе, и познакомиться очень трудно.

Четыре недели я провел в Вермонте, в мотеле, выхаживая Диану до полного выздоровления.

Я имею в виду ее физическое выздоровление. Эмоциональная травма, полученная на ранчо Кондона, оставила ее истощенной и замкнутой. Диана закрыла глаза на мир, который, казалось, дошел до своего конца, и открыла их в другом мире, в котором не ориентировалась. И не в моей власти оказалось приспособить ее к этому миру.

Я помогал ей посильно. Объяснял то, что следовало объяснить, и то, о чем она спрашивала. Ничего от нее не требовал и давал понять, что ничего не потребую в награду.

Ее интерес к изменившемуся миру просыпался постепенно. Она спрашивала о вернувшем себе вполне пристойный облик солнце, и я поведал ей то, что рассказывал Джейсон: что Спин-оболочка оставалась на месте, даже когда мы думали, что она «отключилась», что она защищала нас, ослабляла солнечную радиацию до приемлемого для экосистемы планеты уровня.

— А зачем же ее отключали на семь дней?

— Не отключали, Диана, она оставалась на месте. Но за это время что-то прошло сквозь мембрану.

— Эта штука в Индийском океане?

— Да.

Она захотела прослушать записи последней беседы Джейсона, слушала и плакала. Спросила, забрал ли И-Ди пепел Джейсона или оставил его Кэрол. Ни то, ни другое не соответствовало действительности.

Кэрол передала прах Джейсона мне, велев распорядиться им так, как я считаю нужным.

— Ужасная правда, Тайлер, в том, что ты знаешь его лучше, чем я. Джейсон для меня всегда оставался загадкой. Сын своего отца. А ты его друг.

Мы наблюдали, как мир снова открывает сам себя. Погибших похоронили, осиротевшие и испуганные начали понимать, что у планеты снова появилось будущее, каким бы необычным оно ни казалось. Для нашего поколения опыт странноватый. Мантия обреченных, ставшая уже привычной, свалилась с плеч, без нее казалось неудобно. Что делать, если ты уже не драматически обречен, а банально смертен?

Мы наблюдали репортажи с Индийского океана, где грандиозная конструкция внедрилась в тело планеты. Океанская вода все еще кипела возле громадных, казавшихся абсолютно вертикальными столбов. Суда, проходившие сквозь Арку, как ее сразу стали называть, возвращались в порты с историями о потерянных ориентирах, странной погоде, взбесившихся компасах, диковинных берегах, где прежде не было никакой суши. Разные страны направляли к Арке свои военные корабли и соединения. Завещание Джейсона намекало на объяснение, но слышали его лишь немногие: мы с Дианой да дюжина адресатов его писем.

Диана начала упражняться, бегала по дорожке за мотелем, возвращаясь с запахом сухих листьев и дыма в волосах. Аппетит ее улучшился, улучшилось и меню в кафе мотеля. Поставки нормализовались, экономика возвращалась в наезженные колеи.

Мы узнали, что на Марсе происходили аналогичные процессы. Между Марсом и Землей велся оживленный радиообмен. Президент Ломакс во время одного из своих выступлений даже намекнул на возможность пилотируемых космических полетов в качестве первого шага для установления контактов «с нашими братьями», как он выразился с наигранным воодушевлением.

Мы говорили о прошлом, о будущем. Говорили о стране, о планете, о космосе. Не касались лишь наших отношений. И уж, конечно, не бросались в объятия друг к другу. То ли мы знали друг друга слишком хорошо, то ли вообще почти не знали. У нас было прошлое, но не было настоящего. Диану давило исчезновение Саймона под Манассасом.

— Он чуть тебя не угробил, — мрачно замечал я.

— Он не нарочно. Он не злой, и ты это знаешь.

— Такой дурак опаснее врага, — ядовито замечал я. — Извини, я хотел сказать «такой наивный».

Диана задумчиво уставилась куда-то вдаль.

— Знаешь, пастор Боб Кобел в «Иорданском табернакле» часто употреблял фразу: «Сердце его возопило к Господу». Если это к кому подходит, так именно к Саймону. Вообще-то эта фраза к кому угодно подходит, она универсальна. К тебе, ко мне, к Саймону. Даже к Кэрол. Даже к И-Ди. Когда люди понимают, сколь велика Вселенная и сколь коротка наша жизнь, сердце их вопиет. Иногда это вопль радости. В случае Джейсона, например. Этого я в нем не могла понять, его дара восторгаться. Но большинство из нас вопит от ужаса. Ужас перед исчезновением, ужас перед своей незначительностью. Уж там к Господу ли вопием или просто вопим благим матом, чтобы заглушить молчание. — Она откинула со лба волосы, и я заметил, что рука ее, еще недавно тонкая и бессильная, округлилась и налилась плотью. — И вот я думаю, что вопль сердца Саймона — чистейший человеческий звук, возможный в нашем мире. Да, он нерассудителен, да, он часто заблуждается, почему и сменил столько церквей: «Новое царство», «Иорданский табернакл», община Кондона… Но вопль его чист и полон заботы о душе человеческой.

— И в заботе о тебе убил бы тебя.

— Я не говорю, что он мудр. Я утверждаю, что в нем нет зла.

Впоследствии я осознал этот тип беседы. Так рассуждают Четвертые. Отстраненно, но заинтересованно. Глубоко лично, но объективно. Не могу сказать, что мне это не понравилось, но иногда по спине мурашки ползли.

Вскоре после того, как я объявил ее полностью выздоровевшей, Диана сообщила мне, что хочет уехать. Я спросил, куда она собирается. Она сказала, что должна разыскать Саймона, «все уладить» так или иначе. В конце концов, они все еще женаты. И это для нее имело значение, независимо от того, жив он или умер.

Я напомнил ей, что у нее нет ни денег, ни места, где остановиться. Она сказала, что как-нибудь перебьется. Что ж, я выдал ей одну из кредитных карточек, оставленных мне Джейсоном, и предупредил, что не знаю, насколько эта карточка финансово весома, какие у нее кредитные лимиты и не сможет ли кто-нибудь ее по этой карточке выследить.

Она спросила, как со мной связаться.

— Позвони, — сказал я.

Она знала мой номер. Номер остался прежним, я хранил его уже много лет. Номер телефона, который я постоянно носил с собой, тго который очень редко звонил.

И я отвез ее на автобусный вокзал, где она сразу затерялась в толпе туристов, сбитых с толку концом «Спина».

Телефон зазвонил через полгода, когда газеты еще посвящали пространные статьи «новому миру», а кабельные сети начали показывать скалистые берега где-то «за Аркой».

К этому времени сквозь Арку прошли уже сотни больших и малых судов, среди которых некоторые несли солидные научные экспедиции под эгидой ООН или Международного геофизического года, в сопровождении военного эскорта и медиакорпуса. Устремились туда и траулеры, возвращавшиеся с трюмами, полными рыбой, которая при слабом освещении могла показаться треской. «Арочный» рыбный промысел строго воспрещался всеми национальными и международными надзорными инстанциями, что не помешало «арочной треске» проникнуть на рыбные рынки Юго-Восточной Азии. Рыбка оказалась вкусной и питательной. Что, как выразился бы Джейсон, «кидало намек». Когда рыбу проанализировали «по косточкам», обнаружили, что ее геном допускает отдаленное родство с земным животным миром. Новый мир оказался не просто обитаемым, но гостеприимным, как бы созданным «под человека».