Бандиты эпохи СССР. Хроники советского криминального мира - Федор Ибатович Раззаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако при подъезде к Ломоносовскому проспекту случилось непредвиденное. Раненый Голубков внезапно «сломался» и принялся умолять товарищей отпустить его под честные обещания никого из них не выдать. Это настолько взбесило и без того озверевших бандитов, что судьба Голубкова была решена тут же, в машине. Несколько выстрелов в голову, и труп бывшего напарника был выброшен на пустыре у Ломоносовского проспекта.
К тому времени все ближайшие окрестности были уже плотно обложены милицейскими патрулями. Проскочить сквозь них на машине было невозможно, поэтому преступники и решили спасаться от погони пешком. Их моральное состояние было настолько подавлено, что, спасаясь бегством, они даже не взяли с собой сорокапятикилограммовый мешок с деньгами. Финеев успел проскочить сквозь милицейские заслоны на такси, а вот Книгину не повезло. Решив отсидеться в котельной одной из ближайших автобаз, он был обнаружен там и атакован милиционерами. В перестрелке он успел ранить одного из них, после чего, видя свою обреченность, решил больше не испытывать судьбу и пустил себе пулю в голову.
Через пятнадцать часов после ограбления были арестованы Финеев и Субачев. В отличие от Книгина они не сопротивлялись. Суд над ними состоялся осенью 1987 года. Финеев получил высшую меру наказания – расстрел, Субачева суд приговорил к 10 годам лишения свободы.
Арест Ю. Чурбанова
Тем временем 1987 год стал одним из самых либеральных по количеству смертных приговоров за последние несколько лет. Если в 1983 году (андроповском) было расстреляно по приговорам судов 606 человек, в 1984-м – 512, то в 1987 году было вынесено всего 140 смертных приговоров. В прессе тогда все настойчивее стали звучать призывы отменить смертную казнь в СССР вообще. Поэтому с 1987 года Верховный суд России стал применять повышенные требования к судам по рассмотрению уголовных дел, по которым была предусмотрена высшая мера наказания. Малейшие сомнения трактовались в пользу потерпевшего. Горбачевская либерализация привела к тому, что в июне 1987 года Президиум Верховного Совета СССР выпустил Указ, объявлявший беспрецедентную за последние 40 лет амнистию. Количество осужденных после нее в стране сократилось в 2 раза, было разом закрыто около 100 колоний.
Однако не всем тогда везло с либерализацией. 14 января 1987 года в кабинете начальника следственной части Прокуратуры СССР Германа Каракозова был арестован Юрий Чурбанов. Позднее он вспоминал об этом аресте так: «Только я переступаю порог, как мне навстречу поднялись два молодых человека с хорошей, полувоенной выправкой… и заявили: «Вы арестованы!» Тут же, в приемной, с меня сняли подтяжки, галстук, часы, из ботинок выдернули шнурки. Понятыми были две женщины, сотрудницы Прокуратуры, как я узнал потом от следователя Миртова, да и понятно, что сотрудницы, с улицы кого попало ведь не позовешь, все-таки генерал-полковника арестовывают, как-никак. Хорошо, что в этот момент я был в штатском, а не в военной форме, а то могли бы, пожалуй, и погоны сорвать, хотя я еще и звания в то время не был лишен, это произошло гораздо позже…
В кабинете Каракозова я увидел Гдляна и Иванова. Кто-то, по-моему, Гдлян, положил передо мной белый лист бумаги, дал мне свою ручку, заправленную чернилами, потому что моя, шариковая, была отобрана, и тут же, пока я не опомнился от самого факта ареста, предложил написать заявление о моей явке с повинной. Теперь я думаю: какое счастье, что я все-таки сообразил тогда и категорически от этой «повинной» отказался. Тогда была бы верная смерть. Начался перекрестный допрос, и в ту же минуту под издевательски-размеренную диктовку Гдляна я написал заявление на имя Генерального прокурора СССР Рекункова о том, что, занимая ответственные посты в МВД СССР, я получил взятки на сумму в общей сложности полтора миллиона рублей. Расхаживая по кабинету Каракозова, Гдлян диктовал мне имена и фамилии 132 человек, от которых я якобы получал деньги, и сам называл суммы взяток: 10, 20, 50, 200 тысяч – сколько хотел! Все это были люди, в той или иной степени интересовавшие следствие, – Гдлян диктовал, а я писал…».
Напомню, что с августа 1983 года следственная группа Гдляна – Иванова проводила массовые «чистки» в Узбекистане. Как это выглядело, читаем в воспоминаниях следователя Абдуджабора Абдуджалилова, командированного в эту группу из Таджикистана:
«В декабре 1983 года я был откомандирован в группу к Гдляну. Я приехал в Ташкент вечером, и нашел Гдляна в здании КГБ Узбекской ССР, где и располагалась следственная группа. Тогда она состояла всего из 12 человек, но в тот вечер я встретился только с Гдляном и Ивановым – «моим боевым заместителем», как его охарактеризовал Гдлян. Помню, я удивился – по принятой субординации, следователь по особо важным делам при прокуроре республики не мог подчиняться по работе никому, кроме «важняка» Прокуратуры Союза. А тут рядовой прокурор отдела провинциальной прокуратуры имел право, как «боевой заместитель» давать мне указания.
Иванов тут же вынул из сейфа бутылку водки, которую мы втроем выпили. По ходу дела Гдлян (кличка – «Хренович») объяснил мне мои функции и закрепил за мной фигурантов. Я тогда же понял, что Николай Вениаминович Иванов (кличка – «Борода», «Веник», «Шестёрка») в группе ничего делать не будет. Он тоже будет «давать руководящие указания». В практике работы следственных групп это было довольно обычным явлением, поэтому я так особо не удивился.
Со следующего дня я начал работать по своему сегменту. В моей группе было пятеро следователей. Вкратце могу сказать, что свой сегмент по двум фигурантам мы закончили с обвинительными заключениями, хотя вначале было трудно со спецификой расследования именно этого дела.
Я не буду характеризовать все нюансы следствия по «узбекскому делу», это неинтересно. Скажу только, что по моему прибытию из группы уходил следователь по особо важным делам при прокуроре Грузии Мошиашвили, с которым я обучался на курсах повышения квалификации в Ленинграде. Единственное, он, уже в аэропорту, когда мы остались одни, тихо мне сказал: «Абдуджалилов, это не для нас. Постарайся отчалить от Хреновича. До добра это не доведет».
Позже, вникнув в суть дела, я понял: дело не имело основы,
