Тяжесть венца - Симона Вилар

Королеве отвели апартаменты в древней башне Ноттингема, ее штат увеличили, и неизменная Матильда Харрингтон явилась, чтобы предложить ее величеству свои услуги. Не сговариваясь, Анна с Тиреллом вновь приняли роли узницы и тюремщика. Все дни, предшествовавшие приезду посольства, он проверял стражу у дверей ее спальни, она же отвечала на его утренние приветствия с ледяной холодностью. С королем она виделась лишь во время торжественных трапез. Восседая во главе стола, они обменивались парой слов, и, всякий раз, когда Анна чувствовала на себе взгляд его немигающих черных глаз, по ее спине пробегал холодок омерзения.

Несмотря на то что в Ноттингем прибыло множество вельмож, Анна почти ни с кем не виделась. Как правило, она оставалась в отведенных ей покоях старой башни на скале. При дворе усиленно распространялись слухи о болезни ее величества, но появляясь к столу, она неизменно опровергала их своим цветущим видом. Из честолюбивых соображений Ричард ни в чем не отказывал жене, и она меняла наряды едва ли не каждый день, словно задавшись целью затмить первых красавиц двора. Но особенно хороша она была в день приема послов – в черном, переливающемся серебряным шитьем платье и в великолепном изумрудном колье Бекингема, соперничавшем блеском с ее глазами. Послы Шотландии не преминули заметить ее величеству, что она сказочно хороша, и Анна вновь ощутила на себе внимательный, пронзительный взгляд Ричарда.

После торжественного приема должен был состояться пир, но король объявил, что государыня неважно себя чувствует и не сможет присутствовать. Анна не возражала. Она вернулась в свои покои и долго стояла у раскрытого окна, глядя на полыхающие вдали зарницы. До ее слуха долетала музыка из зала, во дворе слышался смех подвыпившей дворни. Она услышала, как за дверью сменилась стража, прозвучал голос Тирелла, отдававший приказания. Потом пришла Дебора, принеся королеве легкий ужин.

– Не нравится мне, что вас поселили в этом старом донжоне, – сказала Дебора. – Замок переполнен людьми, а в этой башне царит тишина. Зачем Ричард поместил вас отдельно ото всех?

– Потому что я больна, и болезнь моя заразна, – улыбнулась Анна. – К тому же мой супруг побаивается меня и опасается скандала.

Она еще какое-то время не могла уснуть. Окно было открыто, стояла душная сентябрьская ночь. Все предвещало грозу. Анна слышала, как смолкла музыка, как стали расходиться гости. Вскоре все стихло. Королева не заметила как уснула.

…Она проснулась, интуитивно почувствовав опасность. Яркий свет сначала ослепил ее, а потом она едва не вскрикнула. Перед ней с горящим канделябром в руке стоял король.

В первый миг ей даже показалось, что повторяется кошмар жуткой ночи после коронации. Полумрак, и этот странно улыбающийся человек с огнем в руках. Однако теперь улыбка короля была не хищной, а скорее приветливой. Анна знала, сколько у этого человека масок, и они уже не скрывали от нее сущности таящегося за ними чудовища. К тому же на Ричарде был опушенный мехом халат с серебряной опояской, и это окончательно прояснило Анне цель его визита.

Она рывком села.

– Не кажется ли вам, Ричард, что вы несколько злоупотребили вином во время банкета? Иначе вам и в голову не пришло бы, что я могу принять вас.

Ричард, продолжая улыбаться, поставил канделябр на столик у кровати. Отступил в тень и, окинув взглядом гранитные стены старой башни, глубоко вздохнул.

– Я называю Ноттингем замком печали. Никогда в жизни мне не доводилось пережить такую боль и отчаяние, которые я познал здесь, когда гонец привез с Севера известие о кончине нашего мальчика. А ведь перед этим лекари говорили, что он был почти здоров. Я всей душой верил, что он поправится окончательно. В детстве я тоже был слабым ребенком, но это не помешало мне справиться с недугами и даже стать королем. Перед моим сыном лежала более легкая дорога, однако Господь возлюбил его более нас с вами, Анна.

Королева сидела на постели, натянув одеяло до подбородка, и с мрачным видом наблюдала, как ее супруг, прихрамывая, меряет шагами опочивальню. На минуту он остановился у окна, за которым порывами шумел ветер. Полоснула молния, осветив неровные плечи короля, его длинные гладкие волосы. Анна сжала зубы. Как ненавидела она этот мучительно знакомый силуэт венценосного калеки!

Ричард осторожно закрыл окно.

– Будет гроза, – сказал он, поворачиваясь к королеве. – Во время грозы у нас бывали самые лучшие ночи, не правда ли, дорогая?

– Если вы надеетесь, что стихия заставит меня открыть вам объятия, то глубоко заблуждаетесь. Уходите, Ричард. Уходите, если не хотите, чтобы я подняла на ноги весь замок.

Теперь Ричард глядел на нее с печальной нежностью.

– Зачем вы так жестоки со мной? Разве общее горе не должно было бы объединить нас? Разве не в объятиях друг друга нам надлежит искать утешения?

– Но я ведь отрава, милорд?

– Я сказал это, не подумав, в приступе ярости. Однако в глубине души я по-прежнему люблю вас, Анна.

Он увидел, как Анна брезгливо поморщилась. Она уже давно не верила ни его притворству, ни его красноречию, но Ричард тем не менее не хотел отступать. Ему необходим был новый наследник, а для этого требовалось восстановить мир между ними.

– Да, я люблю вас, Анна Невиль. Ради вас я запятнал себя преступлением… Всему этому виной опять же любовь. Подумайте, Анна, какую еще женщину так добивался мужчина?

– Ту, что принесла ему состояние и славу, – в тон ему промолвила королева и снова поморщилась. – Оставьте это, Дик. Ухватки трубадура не более вам к лицу, чем пение псалмов язычнику. И прошу – уходите. Любовь не для вас. Вы просто не знаете, что это такое.

Словно не слыша ее слов, король, прихрамывая, прошел через опочивальню и присел на край ее ложа. И хотя оно было огромно и супругов разделяло достаточное пространство, Анна торопливо отодвинулась на противоположный край и подобрала под себя ноги. Помимо ненависти и омерзения, она стала испытывать страх. Этот человек был чудовищем, он был способен на все.

Но король внезапно оставил свои нежные уверения. Одну и ту же овцу два раза не острижешь, Анна отлично научилась распознавать его игру. Ричард заговорил о заключенном сегодня договоре и стал посвящать супругу во все его подробности, коснувшись вопроса о брачном союзе его племянницы крошки Энн Суффолкской и принца Якова Шотландского. Затем он перешел к вопросу о продолжении династии и сказал, что уже подумывает о том, кому передать корону. Шотландцам он заявил, что трон, возможно, перейдет к его племяннику Джону Ла Полю, и это привело их в восторг. Хотя разумнее было бы сделать наследником другого племянника, Эдуарда Кларенса. По крайней мере, он сын второго из Йорков, акт же, по которому он потерял права на корону, всегда можно отменить. Ричард сделал вид, что не замечает насмешливого взгляда королевы, и продолжал говорить. У него де есть еще один вариант: он хочет предложить парламенту узаконить его сына Джона. Такое уже бывало, и разве тот же самый злосчастный Генри Тюдор и вся его родня не были признаны законными потомками Джона Гонта, хотя и рождены вне брака?