Франкенштейн, или Современный Прометей. Последний человек. - Шелли Мэрри

Я отойду в сторону. Я уже утратил беззаботность детства, безоблачное чело и упругий шаг ранней юности. Пусть все это украшает теперь тебя. Иди, и я еще * "Размышления о революции во Франции" Бёрка.

Том II. Глава пятая

311

со многим расстанусь, чтобы передать тебе. Время отнимет у меня силы зрелого возраста, ясность взора и быстроту ног; украдет лучшую часть жизни - пылкие надежды и страстную любовь, но вдвойне одарит всем этим милого моего наследника. Иди же! Воспользуйся щедрым даром. Пусть воспользуются им и твои товарищи. Разыгрывая отведенную вам драму, не посрами тех, кто научил тебя выходить на сцену и подобающим образом произносить слова твоей роли. Да будет твой успех верным и постоянным! Рожденному в весеннюю пору надежды человечества, пусть выпадет тебе подготовить приход лета, за которым никогда не последует зима!

Глава пятая

Что-то явно нарушило обычный ход вещей в природе и лишило ее благодатного действия. Ветер, этот король воздуха, бушевал по всему своему королевству; он яростно хлестал море, доводя его до бешенства, а непокорную землю вынуждал смириться.

Беды великие сводит им с неба владыка Кронион, Голод совместно с чумой. Исчезают со света народы.

Или же губит у них он обильное войско, иль рушит Стены у города, либо им в море суда потопляет*'183.

Эта гибельная сила сотрясала цветущие южные страны, а зимою даже мы в нашем северном затишье стали ощущать ее тяжкие последствия. Не верьте басне, которая дает солнцу превосходство над ветром184. Кто из нас не видел, как веселый луг, ароматный воздух и вся сияющая природа становятся темными и суровыми, когда пробуждается ото сна восточный ветер? Когда сизые тучи закрывают все небо и нескончаемый дождь льет, пока земля не откажется долее впитывать излишнюю влагу и та разливается лужами по ее поверхности, а факел дня кажется метеором, готовым угаснуть, кто не видел, как северный ветер разрывает тучи, как меж ними проступают полосы небесной синевы? И вот она уже открывается под ветром, и небо снова лазурно. Тучи редеют, они подымаются все выше, открывая весь небосвод, и солнце льет уже свои лучи, возвращенные к жизни ветром.

Да, ты могуч, о ветер! Ты царишь над всеми другими стихиями, меж которых природа разделила свою мощь. Ты могуч, являешься ли ты с востока, неся с собой разрушение, или несешь с запада живительную силу; тебе повинуются облака; тебе подвластно солнце, а безбрежный океан - всего лишь твой раб. Ты проносишься над землей - и столетние дубы рушатся под твоим невидимым топором; на вершинах Альп выпадает снег, и оттуда с грохотом низвер* "Труды" Гесиода в переводе Элтона. [Цит. в пер. В. Вересаева.) 312 Последний человек гаются снежные лавины. Ты владеешь ключами от царства стужи, ты можешь сковывать потоки и освобождать их; от твоих ласковых прикосновений рождаются почки и листья распускаются, убаюканные тобою.

Зачем же ты так завываешь, о ветер? Вот уж четыре долгих месяца ни днем, ни ночью не смолкает этот рев. Морской берег усеян обломками разбившихся кораблей; море сделалось для них непроходимым. Повинуясь тебе, земля стряхнула с себя всю свою красоту. Хрупкий воздушный шар не смеет подняться в сотрясаемый тобою воздух. Твои министры, тучи, заливают весь край дождями; реки выступают из берегов; горные тропы превратились в бурные потоки; леса и зеленые долины утратили свою красоту; и даже города наши страдают от тебя. Увы, что станется с нами? Огромные океанские волны словно готовятся оторвать наш остров от его основания и выбросить, как жалкий обломок, на просторы Атлантического океана.

Кто же мы, обитатели этой планеты, самой малой из множества населяющих вселенную? Ум наш способен объять бесконечность, а тела подвластны малейшей неблагоприятной случайности. Убеждаться в этом нам приходится ежедневно. Тот, кто заболевает от пустячной царапины, кто гибнет от злотворного воздействия сил природы, обладает тем же могуществом, что и я; подвержен и я действию тех же законов. А между тем мы объявляем себя венцом творения, повелителями стихий, владыками над жизнью и смертью и оправдываем наше самомнение тем, что, хотя отдельный человек гибнет, род людской неистребим и вечен.

Так, отвлекаясь от собственной личности, которую мы сознаем прежде всего, гордимся мы бессмертием человеческого рода и учимся не бояться смерти.

Но когда жертвой разрушительных сил, приходящих извне, становится целый народ, человек ощущает свое ничтожество, шаткость своих прав на жизнь и на передачу ее по наследству.

Помню, что, однажды увидев разрушительное действие пожара, я потом не мог без страха смотреть даже на огонь в печи. Пламя пожара охватило все здание, и оно рухнуло. Огонь проникал всюду, не встречая преград на своем пути. Можно ли воспользоваться частицей этой могучей силы так, чтобы не испытьшать ее действия на себе? Можно ли приручить детеныша этого дикого зверя и не страшиться, что он вырастет?

Нечто подобное стало нам видеться и в многоликой смерти, которая обрушилась на прекраснейшие уголки нашей земной обители, и прежде всего в чуме. Мы боялись наступления лета. Страны, граничившие с уже зараженными, начали всерьез задумываться над тем, как не допустить к себе врага. Мы, нация торговая, также вынуждены были обсуждать способы отгородиться от заразы.

Было доказано, что чума не является тем, что обычно называют заразной болезнью, как, например, скарлатина или исчезнувшая ныне черная оспа. Чуму называют болезнью эпидемической. Однако неясно было главное: как зарож-Том П. Глава пятая 313 дается эпидемия и как она распространяется. Если по воздуху, то зараженным оказывается и сам воздух. В один из портовых городов пришедшими кораблями была занесена тифозная горячка. Однако те самые люди, которые ее туда занесли, не заразили ею другой город, более удачно расположенный. Но как можем мы судить о воздухе и решать, в каком городе чума никого не поразит, а в каком природа приготовила ей обильную жатву? Точно так же любой человек может девяносто девять раз избежать ее, а в сотый раз погибнуть, ибо тело наше иногда в состоянии сопротивляться заразе, а иногда с готовностью ей поддается. Размышляя над этим, законодатели наши не хотели торопиться с введением нужных законов. Зло распространилось столь широко и было столь грозным, что никакие предохранительные меры не приходилось считать излишними - если они давали малейший шанс спастись.

Речь пока шла лишь о мерах предосторожности. Англия была еще вне опасности. Между нею и чумой находились Франция, Германия, Италия и Испания, и бреши в этих стенах еще не было. Правда, наши корабли были во власти волн и ветров, подобно Гулливеру, игрушке бробдингнежцев;185 но сами мы находились на твердой земле и нашим жизням не грозило это буйство природы. Нам нечего было бояться, и мы не боялись. И все же в каждом сердце рождались изумление и горестное сознание ничтожности человека. Природа, наша матерь и наш друг, взглянула на нас с угрозой. Она ясно показала, что хотя и позволяет нам исследовать ее законы и подчинять себе некоторые из ее сил, но ей достаточно пошевелить пальцем - и мы вострепещем. Она может взять нашу планету, опоясанную горами, окруженную воздухом, вместе со всем, что изобрел человеческий разум и создала его сила; она может взять этот мяч в руку и бросить его в пространство, где угаснет всякая жизнь, где навсегда исчезнут человек и все его усилия.