Великая. История «железной» Маргарет - Маргарет Тэтчер

Раиса Горбачева немного знала английский, насколько я могла судить, ее муж не знал его совсем, она была одета в западном стиле в хорошо сшитый элегантный серый костюм. Я подумала, что и сама смогла бы такой надеть. Она имела диплом по философии и была настоящим ученым. Наша информация о ней сообщала, что она была твердой марксисткой; ее очевидный интерес к книге «Левиафан» Гоббса, которую она взяла с полки в библиотеке, подтверждал это. Но позже я от нее узнала, когда уже ушла из правительства, что ее дед был одним из тех «кулаков», погибших во время насильственной коллективизации в сельском хозяйстве. Так что у нее не было причин питать иллюзии по поводу коммунизма.

Мы пошли обедать в сопровождении моей многочисленной команды, состоящей из Уилли Уайтлоу, Джеффри Хау, Майкла Хезелтайна, Майкла Джоплинга, Малколма Рифкинда, Пола Ченнона и советников. Господина Горбачева и Раису сопровождали господин Замятин, советский посол, и тихий, но запоминающийся господин Александр Яковлев, советник, который сыграет большую роль в реформах «горбачевского времени». Довольно быстро разговор перешел от банальностей к энергичным двусторонним дебатам. В каком-то смысле с тех пор наш спор продолжался каждый раз, когда бы мы ни встречались; и ввиду того, что он касается самой сердцевины политики, я от него никогда не устаю.

Он рассказал мне об экономических программах советской системы, уходе от больших промышленных предприятий к малым проектам; амбициозных замыслах по орошению земель и способах, которыми плановики приспосабливали индустриальные мощности под рабочую силу, чтобы избежать безработицы. Я спросила, не было ли бы все проще, если бы попытки реформ совершались на основе свободного предпринимательства, с предоставлением льгот и полной свободы для ведения дел местным предпринимателям, а не управления всем из центра. Господин Горбачев отрицал, что всем в СССР управлял центр. Я объяснила, что при западной системе все, даже самые бедные, получают больше, чем они получили бы при простом распределении.

Действительно, в Великобритании мы собирались урезать налоги, чтобы увеличить стимулы, таким образом повышая благосостояние, соревнуясь с международным рынком. Я сказал, что не имела никакого желания обладать властью и направлять каждого туда, где он должен работать, и решать, что он или она должны получить. Господин Горбачев настаивал на превосходстве советской системы. Там не только были выше темпы роста, но если я приехала бы в СССР, то увидела бы, как радостно живут советские люди. Если это так, спорила я, тогда почему советское руководство не позволяет людям уехать из страны так легко, как, например, можно уехать из Великобритании?

Особенно я критиковала ограничения на еврейскую эмиграцию в Израиль. Он заверял меня, что 80 % желавших покинуть Советский Союз смогли это сделать. Он повторил советскую версию, что те, кому запретили выехать, раньше работали в областях, связанных с государственной безопасностью. Я поняла, что упорствовать больше незачем; но идею я посеяла. Советы должны знать, что каждый раз при встрече мы будем припоминать им их обращение с теми, кто хочет уехать. Мы пили кофе в главной гостиной. Все члены моей команды, кроме Джеффри Хау, моего личного секретаря Чарльза Пауэлла и переводчика, разъехались. Дэнис показал миссис Горбачевой дом.

Если бы я обращала внимание только на содержание высказываний господина Горбачева, мне пришлось признать, что он скроен по обычной коммунистической выкройке. При этом он обладал очень индивидуальной манерой поведения, отличавшей его от похожих на марионеток советских аппаратчиков. Он улыбался, смеялся, жестикулировал в разговоре, говорил с выражением и ловко полемизировал. Он был уверен в себе и, хотя и дополнял свои высказывания почтительными отзывами о господине Черненко, казалось, он почувствует себя в своей тарелке, оказавшись в самой гуще высокой политики. Выступая, он никогда не читал по бумажке, только заглядывал в записи в маленькой тетрадке. Он обращался к коллегам за советом только по вопросам произношения иностранных имен. К концу дня я поняла, что он мне понравился.

Наиболее практическое деловое обсуждение в тот раз касалось контроля над вооружениями. Из бесед с венграми я поняла, что лучше обсуждать контроль над вооружениями, исходя из того, что две системы должны уживаться друг с другом. Я так и сказала. Сразу стали ясны две вещи. Во-первых, насколько хорошо господин Горбачев был осведомлен о Западе. Он комментировал мои речи, которые, без сомнения, читал. Он процитировал изречение лорда Палмерстона о том, что у Британии нет вечных друзей или врагов, а только вечные интересы. Он внимательно следил за просачивающейся информацией из американской прессы, указывающей на то, что США заинтересованы не позволить советской экономике возродиться из застоя. В какой-то момент театральным жестом он вытащил лист бумаги с диаграммой из «Нью-Йорк Таймс», изображающей силу оружия супердержав в тротиловом эквиваленте в сравнении с силой оружия, применяемого во Второй мировой войне.

Он хорошо владел модными аргументами, с помощью которых в то время яростно доказывались перспективы «ядерной зимы», которая якобы наступит в результате ядерной войны. На меня это не сильно действовало. Я сказала, что гораздо больше, чем «ядерная зима», меня интересует вопрос, как избежать сожжений, смерти и разрушений, которые будут этому предшествовать. Цель ядерного оружия препятствовать войне, а не вызывать ее. Однако теперь этого нужно добиваться при меньшем количестве вооружений. Господин Горбачев доказывал, что если обе стороны будут наращивать вооружения, это может привести к случайностям или непредвиденным обстоятельствам, а при использовании современного оружия время на принятие решения будет измеряться в минутах. Как он сказал, используя одну из загадочных русских поговорок: «Бывает, и незаряженное ружье стреляет».

Всплыла и мысль о недоверии Советов к администрации Рейгана в отношении Стратегической оборонной инициативы. Я подчеркивала, что президенту Рейгану можно доверять, и что меньше всего на свете он хочет войны, и что Соединенные Штаты никогда не выражали желания мирового превосходства.

Когда дискуссия подходила к концу, стало понятно, что Советы на самом деле были очень озабочены по поводу СОИ. Они хотели остановить ее почти любой ценой. Я знала, что меня воспринимали, как alter ego президента Рейгана, и понимала, что имела дело с коварным соперником, который воспользуется любыми разногласиями между мной и американцами. Поэтому я прямо сказала, что не может быть и речи о том, чтобы рассорить нас: мы останемся верными союзниками США.

Переговоры должны были закончиться в 4.30 дня, чтобы господин Горбачев смог успеть на прием в советском посольстве, но он сказал, что хочет продолжать. Было уже 5.50 вечера, когда он уехал, познакомив меня с другим перлом русской народной мудрости примерно такого содержания: «Горцы не могут жить без гостей, как не могут жить без воздуха. Но если гости не уходят вовремя, они задыхаются». Когда он уезжал, я надеялась, что мне довелось разговаривать со следующим советским лидером. Потому что, как я впоследствии сказала прессе, это был человек, с которым можно иметь дело.

Стратегическая оборонная инициатива президента Рейгана оказалась главной причиной победы Запада в холодной войне. Хотя я резко не соглашалась с высказываниями президента о том, что СОИ была важнейшим шагом к миру, свободному от ядерного оружия, у меня не было сомнений в правильности его приверженности программе. Оглядываясь назад, могу сказать, что первоначальное решение по поводу СОИ стало наиважнейшей заслугой его как президента.

В Великобритании я лично контролировала решения, относящиеся к СОИ. Это была такая область, где только знание соответствующих научных концепций позволяет принимать правильные политические решения. На расслабленных эрудитов из министерства иностранных дел, не говоря уже о министерских растяпах, управляющих ими, нельзя было полагаться. Я, в отличие от них, знала, что делаю. Формулируя наше отношение к СОИ, я опиралась на четыре отдельных составляющих.

Первым была сама наука. Целью американцев в СОИ было развить новую, более эффективную защиту от баллистических ракет. Это будут называть «эшелонированной» противоракетной обороной, с использованием оружия как наземного, так и космического базирования. Эта концепция защиты держалась на способности атаковать приближающиеся баллистические ракеты на всех стадиях их полета к цели, вплоть до самого пункта входа обратно в атмосферу Земли. Научные открытия дали новые возможности сделать эту защиту намного более эффективной, чем существующая противоракетная оборона. Главными достижениями, вероятнее всего, было использование оружия на кинетической энергии и использование лазерного оружия. Еще более трудной задачей была необходимость создания невероятно мощного компьютера, который бы направлял и координировал всю систему. Такое предприятие потребовало бы не только огромного количества денег, но также стало бы проверкой творческих способностей соревнующихся между собой двух систем.