День Астарты - Александр Розов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гисли Орквард почесал пятерней рыжую бороду, в которой намерзло немного инея.
— Ха! Криоэкстремизм это сильно. Я чувствую драйв.
— А ты не чувствуешь, что нам пора бы выпить горячего имбирного эля? — спросил Скалди, — А то мы заморозим Хелги.
— Я, между прочим, родом не из тропиков, — слегка обиженно ответила она.
— А ты когда-нибудь пила горячий имбирный эль? — поинтересовался Хеймдал.
— Нет. Когда бы я успела? Мы только прилетели, и сразу в эту TV-мясорубку…
— Ну, пошли! — сказала Норэна, кивнув в сторону одного из ярких надувных шатров, поставленных по периметру заснеженного футбольного поля.
— Тебе, крошка, пить эль еще рано, — авторитетно произнес Хеймдал.
— Не очень-то и хотелось, — юная метиска фыркнула, — Я буду пить папуасский какао и прикалываться, когда вас с мороза от горячего эля развезет, как морских свинок.
Большая часть публики пока что тусовалась у костра, а точнее — спиртового факела в одном из углов поля. Внутри шатра было достаточно просторно и, разумеется, тепло. Ассортимент, правда, ограничивался горячими сосисками, имбирным пивом, какао и чудовищно-крепким травяным чаем.
— Сегодня мы победили! — объявил Хеймдал, поднимая кружку, — …Skool!
— Skool! — поддержали остальные, и кружки со звоном сдвинулись над столом.
— Это здорово, что мы победили, — сказала Хелги, сделав первые глотки, — Но, было бы вообще здорово, если бы мне кто-нибудь объяснил, что же получилось в итоге. Про комиссию по науке я вообще не поняла. В докладе ООН было совсем про другое…
— Верно, — с легкостью согласился олдермен неандертальцев, — Но Грютсон не полный дурак, чтобы на этом настаивать. Да это ему и не надо. Он, по сути, обычный бюргер-консерватор. Вот Алтенвогт — другое дело, но с ним покончено. Мы дали Грютсону возможность сохранить лицо в момент, когда ему уже стало ясно, что он проиграл.
— Он мне не нравится, — проворчал Орквард, — Он зажравшийся лютеранский осел.
— Мне тоже, — спокойно согласился Хеймдал, — Но консервативные бюргеры есть, и они должны иметь представителя на тинге. Пусть будет Грютсон. Он, в общем, безвреден.
Скалди сделал пару больших глотков горячего эля и вытер губы ладонью.
— За что я не люблю политику, так это за компромиссы со всякими болванами. И я не хотел лезть в это грязное дело…
— Если ты не займешься политикой, то она займется тобой, — процитировал Хеймдал.
— Не грусти, Скалди… — Орквард похлопал реального эколога по плечу, — Ты встал на правильную сторону, с правильными викингами, а не с этими европейскими… Э…
— …Договаривай-договаривай, — поощрила его Хелги.
— Извини, — НФ-литератор развел руками, — Лично к тебе это никак не относится. Но ты видела этого Барстоу из Лондона, и ты смотрела выступление другого жулика в ООН.
— Его зовут Заурман, — подсказала Норэна.
— Заурман… — весело произнес Хеймдал, — Это не жулик. Это супержулик! Он даст сто очков вперед тем жуликам, которые выдумали озоновые дыры и парниковые газы.
— Озоновые дыры и парниковые газы существуют, — заметил Скалди, — Просто, они не имеют отношения к той шумихе, при помощи которой кое-кто нажил миллиарды.
Олдермен неандертальцев бросил на стол свою пеструю кепку и кивнул лысой, как биллиардный шар, головой.
— Это ясно. Так вот, Заурман в сто раз хитрее, чем озоновые и парниковые жулики. Он придумал пугало, про которое никто никогда не докажет, что оно фэйк. И это пугало будет грести для Заурмана деньги из бюджета ООН, из научных центров Европы, и из фондов американских спецслужб. Он станет дьявольски богатым ублюдком!
— При чем тут американские спецслужбы? — удивилась Хелги.
— Это элементарный трюк, — сказал Хеймдал, — Представь: в каком-то научном центре Евросоюза работает толковый парень вроде доктора Мак Лоу, про которого сегодня рассказывали. Но Мак Лоу — молекулярный генетик, а этот парень, например, физик-ядерщик, теоретик, очень продвинутый в области квантовой хромодинамики.
— Как-как? — переспросила нидерландка.
— Квантовая хромодинамика, — повторил он, — Очень крутая штука про нейтроны и протоны. Я не в курсе деталей, но запомнил красивое название. И вот, этот парень, работает, например, в CERN, в Женеве, строит модели на компе, и приближает тот великий день, когда нейтронные драккары будут бороздить просторы галактики…
— Что ты опять докопался до моих нейтронных драккаров? — проворчал Орквард.
— Ничего такого, просто к слову… — олдермен улыбнулся и хитро подмигнул.
— Нейтронные драккары, — пояснил Скалди Турсен для Хелги, — это звездолеты из НФ-новелл нашего Гисли. Они на ядерной тяге, с субсветовой скоростью…
— Дай ей почитать «Паруса прадедов», — перебил Орквард, — И это не новеллы, а саги.
Скалди отпил еще эля и утвердительно кивнул.
— Я так и сделаю…. Хеймдал, так что с этим хромодинамическим парнем?
— У него беда! — объявил олдермен, — К нему явился инквизитор из Научно-Этического совета, и говорит: «доктор Такой-то, ваши физические теории в корне противоречат библейской морали и общечеловеческим ценностям, поэтому, ваша вредоносная тема закрывается, а вы займитесь чем-нибудь другим и больше не грешите».
— Что за фигня! — воскликнула Хелги, — В школе, по физике я учила основы квантовой механики. Это имеет не больше отношения к морали, чем таблица умножения!
— Научно-Этическому Совету лучше знать, имеет или нет, — наставительно произнес Хеймдал, — Тебе нужно обоснование? Пожалуйста: неопределенность Гейзенберга настраивает молодежь на анархизм, моральный релятивизм, и отрицание всеведения библейского бога. Эту неопределенность надо немедленно запретить!
— Ты шутишь? — с надеждой спросила она.
— Как бы не так! Я могу показать тебе статью в «Bible study today», где это написано.
— Но это же психованные фанатики! — взорвалась Хелги, — надо быть полным кретином, чтобы принимать это всерьез.
Хеймдал Лунгвист прожевал сосиску, запил элем и качнул головой.
— Поправляю: надо быть полным кретином, чтобы НЕ принимать это всерьез. Такие аргументы во многих странах становятся основанием для очень жестких законов. На «круглом столе» мы обсуждали приговор Тьюрингу. Допустим, это в прошлом. Но ряд законов, которые также обоснованы исключительно библейскими догмами, существуют сегодня в некоторых странах Евросоюза, и обычно, поддерживаются Еврокомиссией по биоэтике. Это например: запреты, связанные с сексом, с эротикой и вообще с неодетым человеческим телом, запреты в сфере науки: на модификацию и гибридизацию генома человека и на репродуктивное клонирования, запреты в медицине на аборты…
— Ты не согласен, что эти запреты — кретинизм? — перебила она.
— Это социально-политическое явление, — ответил он, — Его необходимо учитывать, и принимать меры по борьбе с этим явлением.
— Как в Меганезии, — вмешался Орквард, — Судить библейских агитаторов по быстрой процедуре, и расстреливать к свиньям собачьим.
— В Меганезии, — уточнил олдермен, — Запрещено запрещать что-либо сверх артикулов тамошней Хартии, и расстрелом карается пропаганда любых избыточных запретов.
— И правильно! — вставил НФ-литератор.
— Может, и правильно, — сказал Хеймдал, — Но, чтобы установить такую норму права, отцам-основателям Меганезии пришлось провести репрессии против, казалось бы, безобидных людей, связанных, как там говорят, «с культурой неоколониализма».
— Ключевые слова: «казалось бы», — мрачно произнес Скалди.
— Ты такой радикал? — слегка насмешливо поинтересовался олдермен, — А ты готов расстреливать школьных учителей, редакторов газет, и сотрудников гуманитарных благотворительных миссий? По глазам вижу: не готов. Значит, этот путь не для нас.
Орквард посмотрел на дно опустевшей кружки и растерянно почесал шевелюру.
— Вот, дьявол… А какой путь для нас?
— Не торопись, Гисли. Сначала — предпосылки, а потом — решения. Главная проблема благополучного общества западного образца состоит в том, что его граждане готовы терпеть оскорбления и выполнять абсурдные требования до тех пор, пока им тепло, безопасно, сытно, и они убеждены, что так будет завтра, и через год, и через 10 лет. Гражданин Евросоюза смотрит на соседние регионы: Азиопу и Северную Африку, наблюдает там ужасы нищеты и гражданской войны, и думает: «ну, на фиг, я лучше потерплю подонков и жуликов в правительстве, заплачу налоги на прокорм наглых исламских мигрантов, и соглашусь на слежку за собой со стороны спецслужб, и со стороны страховых и банковских чиновников». Он стерпит это, потому что боится получить то страшное, что он видит в соседних регионах 3-го мира.
— А вот Кортвуд, — вмешалась Норэна, — …Говорит: кто готов променять свободу на безопасность, тот не будет иметь ни свободы, ни безопасности.