Дети Арбата - Анатолий Рыбаков

— Давно вы получили от него последнее письмо?

— Разве вы не знаете? — ответил Саша. — Мне казалось, что вы в курсе всей моей переписки.

— Да, иногда приходится просматривать почту административно-ссыльных, это входит в наши обязанности, — подтвердил Алферов, — но я делаю это нерегулярно, выборочно.

— Мои конверты всегда вскрыты.

— А какой смысл их снова заклеивать, — засмеялся Алферов, — все равно увидите, что они вскрывались. Но, повторяю, делаю это выборочно, мог и пропустить последнее письмо Соловейчика.

— С ним что-нибудь случилось? — спросил Саша.

— Особенного ничего. Просит перевести в Гольтявино, утверждает, что там у него невеста. Это правда?

— Да, — подтвердил Саша, — у него там невеста. Я ее сам видел, когда мы проходили через Гольтявино.

— Допускаю, что в Гольтявино у него невеста. Но это не дает ему права самовольно покидать назначенное место жительства. А он без разрешения ездил в Гольтявино. Возможно, я посмотрел бы на это сквозь пальцы, дело молодое, любовь и так далее. Но Гольтявино в ведении Дворцовской комендатуры, а они на это сквозь пальцы смотреть не желают.

— Я об этом ничего не знал, — сказал Саша. — Но его можно понять. Уж если кто случайно попал сюда, то именно Соловейчик, далекий от политики человек. К тому же человек легкий, контактный, все эти ограничения для него очень обременительны. Конечно, странно, что он решился на такое, но любовь не знает границ.

— Лирика, Панкратов, сантименты, на официальном языке это называется побег!И за побег наказывают не только бежавшего, а и тех, кто способствовал побегу. В Рожкове есть еще ссыльные, он их всех подвел.

— Если кто-нибудь убежит из Мозговы, я буду за это отвечать?

— Да, представьте себе: один убежит — все отвечают. И надо оберегать невинных людей от эгоистов, думающих только о себе. О любом готовящемся побеге надо сообщать властям, таков порядок. И надо в этом нам помогать. Вот вы утверждаете, что вы честный советский человек. Помогайте!

— Вот кем вы хотите меня сделать?!

— Александр Павлович, ну зачем так? За провокаторство у нас положено строжайшее наказание. Мы не просим вас сообщать о настроениях, о разговорах. Мы хотим предотвратить побеги, спасти легкомысленных людей, которые бегут, и доверчивых людей, которые тому способствуют. Переведем вас в Кежму, разъездным механиком в МТС, будете свободно передвигаться по району, встречаться с ссыльными, в том числе и с теми, кто хочет бежать. А вы их отговаривайте. В крайнем случае, сообщайте нам, чтобы мы могли предотвратить побег. Будете материально обеспечены, жить будете в районе, а не в деревне и людей спасете от безрассудных поступков.

— Вы напрасно тратите время, — сказал Саша, — то, чего вы хотите, я делать не буду. Считаю аморальным.

— Мою работу вы тоже считаете аморальной?

— Вы служите и выполняете свои служебные обязанности. А я ссыльный и тоже буду выполнять свои обязанности.

— Какие?

— Отбывать свой срок.

Алферов помолчал, потом улыбнулся и сказал:

— Александр Павлович, вы ставите меня в очень затруднительное положение.

— Я вас не понимаю.

— Вы сказали «любовь не знает границ», вы правы, допустим. Но ваша жена — учительница. Можем мы доверить воспитание подрастающего поколения жене человека, политически нелояльного?

— У меня нет жены, с чего вы взяли? Учительница? Я захожу к ней иногда за книгами, только и всего.

— Александр Павлович, мы с вами мужчины и хорошо понимаем друг друга. Я и не рассчитывал на другой ответ. Но учительница — ваша жена. И если вы будете благоразумны, то мы не только вас, но и ее переведем в Кежму, и тут нужны учителя.

— Никакой жены у меня нет, — нахмурился Саша, — с таким же успехом вы можете объявить моей женой любую женщину в Мозгове. Если вы тронете учительницу, то совершите величайшую несправедливость.

— Никто не собирается ее трогать. Но оградить ее от чуждых влияний мы обязаны. Скажем, переведя вас в другое место.

— Вы хозяева! — Саша вздохнул с облегчением. Черт с ним! Переедет в другую деревню, лишь бы Зиду не тронули.

Алферов встал, прошелся по комнате…

— Скажите, Панкратов, каким вы мыслите свой путь в жизни?

— После ссылки вернусь домой, буду хлопотать о пересмотре дела.

— В Москву вы не вернетесь, получите минус.

— Работать можно не только в Москве.

— Пересмотр дела? — продолжал Алферов. — Вряд ли вы его добьетесь. Судимость на вас будет висеть.

— Бывает, что судимость снимают.

— Бывает, — согласился Алферов, — но за заслуги перед государством. А я не вижу у вас особого стремления совершить нечто особенное. Ведь вы обижены.

— Я не обижен. Но, как билась моя мать в коридоре, когда меня уводили, не забуду. И, как шил мне дело следователь, тоже не забуду.

— Ну хорошо, — Алферов снова уселся против Саши, — перейдем к делу. Соловейчик убежал!

Он пытливо смотрел на Сашу. Саша ошеломленно смотрел на него.

— Этого не может быть. Соловейчик не так глуп, он хорошо понимает, что убежать некуда.

— И все же он сбежал, он писал вам что-либо?

Саша усмехнулся.

— Сбежать глупо, писать об этом еще глупее.

— Безусловно, — согласился Алферов, — и все же вы здесь его единственный друг, единственный товарищ.

— Вы хотите меня обвинить в пособничестве побегу?

— Панкратов, — внушительно сказал Алферов, — я к вам отношусь гораздо лучше, чем вы думаете. Никто вас в этом не обвиняет. Но Соловейчик хорошо продумал маршрут побега. Этих маршрутов два: первый — по Ангаре к Енисею, второй — через тайгу в Канск. И по тому и по другому пути он далеко не уйдет, в первой же деревне его задержат. Идти в обход селений — нужен большой запас продовольствия, которого у него нет. Но возможен и третий путь — вверх по Ангаре, на Иркутск. Эта дорога длиннее, но на пути есть Мозгова, где живете вы, и дальше вверх еще два селения, где живут единомышленники его невесты. Не исключено, что он выбрал именно этот путь, не исключено, что он явится к вам.

— Как же он ко мне явится? На глазах у всей деревни?

— Этого я не знаю. Может, и не явится. Но может и явиться. В этом случае вам следует продумать свое поведение.

— Задержать его? — засмеялся Саша. — А если я с ним не справлюсь?

— Задерживать его не надо, мы сами его задержим. Хорошо бы уговорить вернуться. В этом случае обвинение в побеге отпадет, просто самовольная отлучка, можно ограничиться мерами административного характера. Я говорю честно, Панкратов, я не хочу побега, мне не нужно чрезвычайное происшествие.

Саша чувствовал, Алферов говорит искренне. Но Саша не верил в побег Соловейчика, может быть, охотился в тайге и заблудился.

— Вот так, Панкратов, — заключил Алферов, — уговорите его вернуться, это самое простое. А если не вернется, сообщите в сельсовет или в правление колхоза, они знают, что делать.

Он помолчал, потом добавил:

— Отнеситесь к этому серьезно, Панкратов, укрывательство беглого или оказание ему помощи могут иметь для вас серьезные последствия. Считайте себя предупрежденным!

Соловейчик убежал? Саша не мог в это поверить. Он мог допустить, что Соловейчик повесился, утопился — жизнь растоптана. Разве сам он не был близок к самоубийству? Но бежать?! Практичный, рассудительный Соловейчик отлично понимает нелепость такого поступка. С гораздо большим успехом он мог убежать из Канска — сел на поезд и уехал; Здесь он мог надеяться на соединение с Фридой, убежав, он эту надежду терял навсегда. И Фриду затаскают. А уж ее он не стал бы подводить.

Какую же сеть плетет Алферов? Твой товарищ бежал из ссылки, как бы тебе не пришлось отвечать, спрячься-ка лучше за нашей широкой спиной! Живешь с учительницей, она может от этого пострадать, опять же спрячься за нашей широкой спиной! В Мозгове ты без работы, кто тебя будет кормить три года? А я тебе дам работу, тебе не придется обременять родных. И не забудь, на тебе еще висит сепаратор, бумажка — вот она, в столе. Примитивно.

Но вместе с тем Саша чувствовал в Алферове некую необычность, нестандартность, не Дьяков, птица совсем другого полета, был в Китае, Дьякова в Китай не пошлешь. Однако Дьяков в Москве, в центральном аппарате, а Алферов здесь, в глуши. Проштрафился, наверно. В глазах настороженность, признак собственного неустойчивого положения. И нет в нем грубого дьяковского напора. Может быть, не особенно старается?…

Всеволоду Сергеевичу Саша сказал, что его вызывали из-за Зиды. О побеге не говорил — не верил в этот побег.

Всеволод Сергеевич отнесся к разговору спокойно.

— Поедете, в крайнем случае, в Савино или Фролово — небольшая плата за два месяца счастья. А Нурзиде Газизовне ничего не будет, здесь она ценнее Алферова. Другого уполномоченного сюда найдут, другую учительницу — нет.

Зиде Саша рассказал о Соловейчике, ожидал, что Зида, как и он, не поверит. Но Зида поверила.